Это не моё.

Я потягиваюсь и снимаю маску для глаз, жмурясь от света на телефоне.

5:45.

У меня нету дел до полудня, так что сегодня утром есть немного времени для себя. И я точно знаю, как его потрачу.

Я готовлю себе чашку кофе, сажусь перед компьютером и набираю его имя.

Константин Рогов.

Ссылок меньше, чем я ожидала, ровно две, следующие — профили всех пользователей LinkedIn.

Я нажимаю на первую статью. Пока читаю, кофе остывает.

Тридцатичетырехлетний Константин Рогов, родом из Москвы, осужден за убийство первой степени. Рогов уже отбывал срок за насильственные преступления. Череп его жертвы проломили тупым предметом, хотя причина смерти — удушение. Рогов не сознался, но присяжные единогласно признали его виновным. Рогов будет отбывать пожизненное заключение.

Я пью холодный кофе, мой разум пытается собрать все воедино. Вчера я подумала про себя, что он человек, способный на насилие.

Но насилие над любимой?

Я продолжаю читать.

«Их отношения были, мягко говоря, нестабильными», — сообщил один из источников. «Они постоянно ссорились, и в прошлом году в День святого Валентина она проколола ему шины, когда заподозрила, что он ей изменил. Источники утверждают, что это должен быть брак по договоренности, направленный на формирование союза между ирландской и русской мафией.»

Поэтому он избил ее. Ударил бутылкой из-под вина. Затем задушил до смерти. Я воображаю, как он обматывает мои волосы вокруг шеи и тянет.

Можно убить кого-то, задушив собственными волосами?

Я сглатываю желчь, которая подступает к горлу, когда звонит телефон.

Незнакомый номер.

— Алло?

Щелк-Щелк-Щелк. На линии раздается бодрый мужской голос.

— Исправительное учреждение города Пустошь. Мне нужна мисс Найтингейл.

— Слушаю.

Холодок пробегает по позвоночнику, заставляя волоски на руках встать дыбом. Это не тот номер, которым пользуется мой руководитель.

— Запрошенный звонок от заключенного по имени Константин Рогов. Вы согласны принять вызов?

Мои колени слабеют, и я опускаюсь на стул. Ищу всю свою энергию, чтобы притвориться, будто я не парализована страхом и во рту не пересохло от предвкушения.

— Согласна.

Как говорят на свадьбе.

Я закрываю глаза при звуке новых щелчков.

Теперь он. Его голос глубже, чем я помню, более хриплый, акцент более выраженный.

— Здравствуйте, мисс Найтингейл, — он делает паузу, и я действительно слышу насмешку в его тоне. — Доктор.

— Заключенным не позволено звонить своим врачам, мистер Рогов.

— Ты приняла мой звонок.

Я сглатываю, моя рука дрожит.

— Да.

Боже, как многословно, и за это я получила докторскую степень?

— Не буду вас задерживать, мисс Найтингейл. Я просто хотел сделать предупреждение.

Мой пульс учащается.

— Вы должны прибыть сегодня днем. Но в десять утра они узнают, что врач, назначенный на утреннюю смену, к сожалению, недееспособен и не сможет прийти, как планировалось. Тогда они позвонят вам, мисс Найтингейл. И попросят прийти пораньше.

Я выдавливаю весь воздух из своих легких, просто чтобы ответить.

— Ах, серьезно?

Он даже не потрудился ответить мне.

— Ты согласишься. И придешь на более раннюю смену. Тогда и увидимся.

Щелчок.

— Алло?

Линия оборвалась.

Я осторожно кладу телефон на тумбочку и, не моргая, смотрю в зеркало. Не знаю, мне просто угрожали или заманивали в ловушку. Но чую, у меня нет выбора.

Константин

Вернувшись в свою камеру, я долго думаю о мисс Найтингейл.

Тюрьма утомительна, поэтому простой акт зацикливания на другом человеке сам по себе неважное событие.

Тем не менее, я провожу необычно много времени, вспоминая конкретные детали ее личности. Пушистая бахрома ресниц и то, как они трепетали вверх-вниз, словно сигнал бедствия. Созвездие веснушек, которые она безуспешно пыталась замаскировать пудрой. Задыхающийся звук, который она издала, когда я схватил ее.

Так много звуков, издаваемых женщинами, по своей сути сексуальны, независимо от обстоятельств.

Иногда жестокие обстоятельства только делают их более сексуальными…

Я лежу на спине, мой член напрягается под тюремной робой, пока не встает торчком. Я подношу руку к лицу, вдыхая стойкий аромат духов Клэр, исходящий от моих пальцев.

Теперь мой член сильно пульсирует, каждый удар сердца отдается пульсом вплоть до головки.

Долгожданное отвлечение от глубокой депрессии, охватившей меня последние шесть месяцев.

Другой рукой я залезаю в штаны, нежно поглаживая член. Представляю, как тонкая, бледная рука Клэр обхватывает его, как ее пальцы едва прикасаются. Я представляю ее простые, накрашенные ногти, их нежный цвет и мягкость ее кожи, которую я ощутил, когда положил руку ей на горло.

Я представляю, как толкаю ее на колени. Почти вижу, как она смотрит на меня своими большими темными глазами. В основном испуганная, но с намеком на другое в взгляде… Любопытство… Очарование…

Я увидел это, когда мы встретились.

Она боится меня.

Но еще она заинтригована.

Она читала о таких мужчинах, как я, или, по крайней мере, думает, что читала.

Она решила работать с преступниками не просто так.

Она приходит в восторг от мысли, что может нам помочь. Реформировать.

Клэр вот-вот усвоит суровый урок.

Мне нельзя помочь, и меня нельзя изменить.

Клэр — это мягкая глина, бесформенная… Сама не знает, кто она на самом деле. Но я знаю…

Я ошибался, думая, что она оленёнок.

Чувствуя, как ее бешено бьющееся сердце бьется в груди, я понял, что она идеально соответствует своему имени[4] — маленькая птичка, которую легко поймать в ловушку, чтобы она не могла улететь…

Птица, которую можно поймать и обучить.

Из всех вещей, что я увидел в Клэр, больше всего меня заинтересовало то, что произошло после того, как она ушла.

Она не пожаловалась.

Что дает мне очень полезную информацию о докторе-борце.

Она может выглядеть лощеной и серьезной, непревзойденной хорошей девочкой, уверен, мисс Найтингейл не против нарушить правила. Особенно под давлением.

И так уж получилось, что я — гребаная Марианская впадина давления.

Я представляю, как говорю ей открыть рот. Как эти мягкие губы раздвинулись бы, и высунулся маленький розовый язычок…

Потом я бы просунул головку до упора ей в рот, моя рука запуталась в ее волосах, точно так же, как когда я схватил ее в той крошечной комнате. Я бы крепко держал ее, чтобы она не смогла убежать, и кончал бы ей в рот снова и снова…

Со стоном я извергаюсь в свою ладонь, представляя, как кончаю прямо в рот маленькой докторши.

Сперма вытекает рывком за рывком, удивительный объем накопился в моих яйцах за тот час, что я провел в ее присутствии.

Я лежу на спине, опустошенный, но не удовлетворенный, потому что хочу того, что представлял. Я хочу, чтобы Клэр встала передо мной на колени.

И начинаю планировать, как можно это сделать.

***

На следующее утро я провожу второй эксперимент.

Я использую свой единственный час вне одиночной камеры, чтобы разузнать о нашем новом психиатре. Узнаю номер ее телефона, домашний адрес, университет, который она окончила (конечно, Колумбийский, как я и предполагал), а также марку и модель ее машины.

А потом звоню ей.

Первая часть теста состоит в том, чтобы посмотреть, ответит ли она.

Вторая — закинуть удочку: отдать ей приказ. Простой, на первый взгляд безобидный.

Я скажу, чтобы она согласилась на утреннюю смену.

Она, вероятно, согласилась бы с моим телефонным звонком или без него.

Но хочу посмотреть, сделает ли она это после того, как я ей скажу.

Прибудет ли она в 11:00?

Или сообщит обо мне тюремным властям?

Мне нужно точно знать, как далеко готова зайти моя маленькая птичка.