– Да пошел ты со своими запретами, диетами и таблетками, – ощетинившись, яростно шиплю я. – Устроил из нашего дома лазарет и доволен, а я жить хочу, Саш. Нормально жить. Как все.

– Как все – это то, что ты сегодня продемонстрировала? – жестким тоном уточняет Кравцов. Господи, как же он меня бесит своей упертой непрошибаемостью. – В тебе вдруг клубная тусовщица проснулась? Решила наверстать упущенное?

– Как все – это без круглосуточного наблюдения лечащего врача, – отвечаю на первоначальный вопрос. – Я – твоя жена, Кравцов. Жена, а не пациентка. Прекрати меня лечить и воспитывать. Жила я как-то до тебя и сейчас справлюсь.

– Вот именно, что «как-то», – цепляется он к словам, выдергивая удобный ему подтекст.

– Меня от этого уже тошнит, Саш. Честно, – потерев пульсирующие виски, я сбавляю тон. – Ты ни на минуту не даешь мне забыть о моей чёртовой болезни.

– Это не так, Лесь, – тоже немного усмирив гонор, возражает Кравцов. – Что плохого в том, что я забочусь о тебе?

– Я способна сама позаботиться о себе.

– А я тогда тебе зачем нужен? – раздражается он, бросив на меня недоумевающий взгляд.

– Чтобы любить, Саш, – тихо признаюсь я, накрывая его ладонь своей. – Это все, что мне от тебя нужно.

– Тебе мало любви? – судорожно втянув воздух, хрипло спрашивает Кравцов. – Ты поэтому в клуб потащилась? За любовью? – он снова без причины свирепеет, придумав себе очередной бред.

– Если ты продолжишь, мы поссоримся, – предупреждаю своего разбушевавшегося ревнивого мужа. – Не говори того, о чем потом пожалеешь, а ты пожалеешь, но никогда в этом не признаешься. У тебя на все проблемы только одна точка зрения – твоя, а моя никогда не учитывается.

– Да я, бл*ь, из кожи вон лезу, чтобы ты была довольна, здорова, счастлива и ни в чем не нуждалась, а ты вечно ходишь с кислой физиономией, находя повод придраться, – Кравцова по-прежнему несет, и в обычной ситуации я бы промолчала, но не сейчас.

– А я прошу тебя лезть из кожи вон? Ты меня вообще спросил, чего я хочу? Хоть раз? Нет, зачем. Ты же у нас гений, всем руководишь, всех строишь, графики и распорядки рисуешь, а я, может, так не хочу? Ты меня душишь, Кравцов. Подавляешь. Неужели ты сам не видишь, что я постепенно превращаюсь в твою мать? Еще год, другой и ты баб, как твой папочка, пачками трахать начнешь, а я…

– Х*йню не неси! – грубо рявкает Саша, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Хрен он меня заткнет. Не на ту напал.

– Давай, ори и мата побольше, чтобы дошло быстрее. Я же слабоумная и безответственная, иначе не пойму. Ничего не напоминает, Кравцов?

– Достала! Все нервы, сука, вымотала, – ударив ладонями по рулю, рычит он и резко замолкает.

Надолго.

До дома мы доезжаем в гробовой тишине, но меня повисшая тишина совершенно не напрягает. Я даже в какой-то мере чувствую удовлетворение, в глубине души понимая, что это неправильно и отчасти несправедливо, но пересилить себя не могу. Пытаюсь и ничего не выходит. Сегодняшний день внезапно высветил проблемы, на которые я упорно закрывала глаза, а сейчас словно спала пелена, и идеальный выстроенный мирок дал первую трещину, которая впоследствии может разрушить все. Это случится, если Саша не научится слышать кого-то, кроме самого себя. Как бы сильно я его не любила, Ирину Владимировну номер два ему из меня не вылепить.

Когда мы оказываемся в квартире, Саша не спешит включить свет. Бросив ключи на обувницу, он вдруг обнимает меня, крепко прижимая к себе. Мою щеку обжигает горячее дыхание, теплые ладони жадно скользят по спине. – Прости, малыш, я погорячился, – шепчет он, наклоняясь к моим губам. – Такого больше не повторится. Я обещаю, Лесь.

– За что ты извиняешься? – дрогнувшим голосом спрашиваю я, пытаясь разглядеть в темноте его глаза.

– За то, что накричал, вышел из себя. – обхватив мой подбородок пальцами, он целует меня в губы. Умопомрачительно, страстно, безрассудно. Именно так, как мне это было нужно час назад, когда была расслаблена и свободна, а сейчас… сейчас момент упущен, но я не могу и не хочу его отталкивать. И пусть он совершенно не понял, что стало причиной нашего спора, я все равно отчаянно сильно нуждаюсь в нем. Нуждаюсь так, что одна мысль о том, что он может разлюбить или устать от меня, наполняет диким всепоглощающим ужасом.

Когда же это произошло? И как я позволила боязни рецидива болезни уступить удушающему страху потерять мужа? Как я позволила случиться тому, что весь мой мир сосредоточился вокруг одного единственного человека? А как же я? Как же мои мечты и планы? Что я делаю, черт возьми? Зачем? Разве так мы должны жить? Разве вот эта новая история про нас?

Пока миллионы вопросов кружатся в моей голове, Саша торопливо и с каким-то остервенением стаскивает с меня платье, потом белье. Подхватывает на руки и несет в спальню. Через мгновенье его горячее тело нетерпеливо прижимается к моему, распластывая под собой, губы с голодным грудным рыком впиваются в мои, причиняя легкую боль. Он проникает в меня без прелюдии, сразу начиная двигаться резко и глубоко, глухо стонет и дрожит от несдерживаемого удовольствия. Его огромное мускулистое тело содрогается под моими застывшими на его плечах ладонями, а я мысленно благодарю бога за то, что в комнате темно и Саша не может видеть выражение моего лица. Иначе он бы сделал ложные выводы и снова вернулся к привычному осторожно-бережливому сексу.

Закрыв глаза, я стараюсь удержать набежавшие слезы, потому что не чувствую ничего, кроме сжигающей изнутри пустоты и тянущей боли там, где он жестко вонзается в мое тело. Час назад… Всего час назад я умоляла его об этом. Час назад я отдалась бы ему с бешенной страстью и дрожала бы от удовольствия в умелых сильных руках, а сейчас умираю от ощущения грядущей катастрофы, фальшиво постанывая и впервые в жизни имитируя оргазм.

Октябрь 2019

Кравцов

– Ты приедешь, Саш. И это не обсуждается! Отец снял целый ресторан. Будет около сотни гостей. Не поступай так с нами.

– Мам, в сотне гостей никто не заметит моего отсутствия. Я приеду поздравить его на неделю позже, – услышав шорох, осекаюсь, оглядываясь через плечо. В проеме спальни я замечаю Веснушку, нерешительно топчущуюся на месте. Опускаю взгляд на ее голые ступни и выразительно вскидываю бровь. Что за дурацкая привычка ходить по дому босиком?

– Завтракать будешь? – одними губами спрашивает она. Я коротко киваю и, отвернувшись, продолжаю разговор с матерью.

– У нас с Олесей другие планы. Мы собирались поехать в Сочи. Я с трудом освободил время…

– Перенеси поездку, – требует мама. Удивительно, как резко у нее появляется характер, когда дело касается меня.

– Не могу. Если есть желание, присоединяйтесь к нам. Отметим папин юбилей там. Олеся будет рада.

– Ты сам-то себе веришь? Рада она будет, – небрежно фыркает мать. – За все время вашего брака твоя Олеся ни разу не соизволила у нас появиться. Что ей мешает приехать в Москву вместе с тобой?

– Ты забыла, что наговорила моей жене в больнице? – мрачно напоминаю я, теряя терпение. – Тебя за язык никто не тянул и вмешиваться не просил. Пожинай плоды своих ошибок.

– Смотрите-ка какая гордая птица. Обиделась она. А что я не имела права как мать высказать свою позицию? Ты мой сын, и я хочу тебе только добра. Я и сейчас считаю, что ты совершил глупость. Что она может тебе дать, кроме проблем? Сидит на твоей шее, мается от безделья, еще и нос от нас воротит. А мы с отцом внуков хотим еще понянчить. Ты у нас один, Саш, – всхлипывает мама, пытаясь давить на жалость. – И мы не о таком будущем для тебя мечтали.

– Я сейчас брошу трубку, – жёстким тоном предупреждаю я.

– Ладно, не злись. Это эмоции. – быстро извиняется она. – Мы так надеялись собраться все вместе. Даже Матвеевых пригласили. Они, кстати, согласились.

– Мам… – прикосновение ладони к моему плечу не дает закончить фразу. Вздрогнув от неожиданности, я резко разворачиваюсь и натыкаюсь на нечитаемый взгляд Олеси. Она никуда не ушла и все это время была здесь. Черт. Мягко улыбнувшись, Веснушка забирает у меня телефон и подносит к уху.