К началу второй недели я почти отчаялся, но не смирился. Понедельник, вторник – ситуация не изменилась.

Сегодня среда, половина четвертого. Счастливая ватага будущих медиков минут десять как покинула стены универа. Среди них Веснушки, разумеется, нет. Злой, как черт, выхожу на улицу, с досады закуриваю сигарету и, усевшись прямо на ступенях, ищу в телефонном справочнике номер Игоря Матвеева. Поражение надо уметь принимать достойно, но у меня выходит так себе. Моему отцу Матвеев о звонке наверняка доложит, а тот матери, и начнутся вопросы и дурацкие теории.

– Привет, Страйк, – смеющийся голос невозможной и неуловимой Веснушки звучит прямо надо мной.

Сердце совершает опасный кувырок, прежде чем оголтело забиться под ребрами. Я задерживаю дыхание, тщетно пытаясь отключить взбунтовавшиеся эмоции, чтобы презентовать себя, как полноценного брутала, а не мямлю, путающегося в словах.

– Папа не даст тебе мой номер, но я оценила попытку, – легкий шелест одежды, пряный аромат корицы, и она уже сидит рядом.

Практически плечом к плечу, бессовестно заглядывая в мой телефон. Пока я ищу в своем арсенале заготовленный остроумный дерзкий ответ для зарвавшейся пигалицы, Веснушка протягивает мне… нет, не мандарин, а наполовину съеденную шарлотку.

– Хочешь? – спрашивает она, перекидывая светлую копну волос на одно плечо, и до меня доносится новый запах.

Конечно же цитрусовый. Апельсин, грейпфрут и легкие нотки бергамота. Немного странно, что Веснушка пахнет, как ароматическое масло для сауны, но ей подходит. У меня начинает кружиться голова, словно я и правда оказался в разогретой до ста градусов бане. Адски хочется на воздух и с головой нырнуть в холодный бассейн. Мне однозначно нужно остыть.

– Ну и ладно, мне больше достанется, – пожав плечами, девушка с аппетитом вгрызается в свой десерт.

Повернув голову, я смотрю, как она ест. В голове ни одной адекватной мысли, слова застряли в пересохшем горле. У нее пушистые пшеничные ресницы, капризно вздернутый нос и крошечная родинка на щеке. Раньше я ее не замечал. Наверное, из-за веснушек. Куда, кстати, они пропали? С ними мне было гораздо комфортнее, я их почти полюбил за то, что отвлекали внимание на себя.

– Ты… – все-таки мямлю, безбожно буксуя. А она ведь снова проделала тот же трюк, что и в столовой. Появилась, словно из другого измерения, или затащила меня в свое, опять без спроса.

– Я, Страйк, кто же еще, – жуя свою шарлотку, мычит она. – Курить вредно, – сморщившись, указывает на мою сигарету.

– Жить тоже вредно, – бубню в ответ, демонстративно затягиваясь.

– О, ты умеешь говорить, – Веснушка широко улыбается.

Между ее передними зубами застряли крошки, на губах тоже несколько осталось. Мне дико хочется их стряхнуть, но она делает это сама. Вытирает рот салфеткой, в которую был завернут съеденный кусочек пирога, и отворачивается, хлестнув меня по лицу своими волосами. Я инстинктивно втягиваю их аромат и в шоке от собственных реакций резко отстраняюсь. От греха подальше.

Достав из своей объемной сумки бутылку с минералкой, Веснушка предлагает мне первому утолить жажду. Видимо, мое расшатанное состояние легко считывается, иначе откуда столько понимания и сочувствия в зеленых глазах?

– Дашь мне свой телефон? – сделав пару жадных глотков, возвращаю бутылку Веснушке, жалея, что не она пила первой, тогда я мог бы почувствовать ее вку… Блин, Кравцов, завязывай уже. Совсем головой поехал, что за бред?

– Зачем? У тебя свой есть, а я помогаю только тем, кто находится в сложной жизненной ситуации. Прости, но ты к этой категории ни одной ногой.

– Чего? – я ни слова не понял из того, что она только что мне сказала. Черт, ее платье… Оно ужасное. Кукольно-розовое с оборками на рукавах и подоле, а еще голубой бант на талии и заколки-ягодки в волосах, и туфли… Белые лакированные лодочки, устаревшие на десяток лет. Да меня засмеют, если я где-то с ней появлюсь.

– Ты не только зануда, Страйк, но еще и тугодум, – она смеется так заразительно и громко, что спускающиеся по лестнице студенты начинают с любопытством поглядывать в нашу сторону. – Вижу, что помощь тебе действительно нужна, – Веснушка втыкает в меня еще одну шпильку. – Буду спасать, а то от заикания лечить придется, – бесцеремонно вырвав из моих рук мобильник, она с деловитым и жутко довольным видом забивает в контакты свой номер, подписывая себя настоящим именем, а потом зачитывает подробную инструкцию к действию: – Днем не звони мне, я не отвечу. Можешь писать, если вдруг решишь блеснуть красноречием. Предупреждаю, мат и пьяные звонки не приемлю, голые фотки в полный рост тоже не интересуют. Сразу в бан. И больше не выслеживай меня. Я на свободном обучении. Выловить меня здесь очень сложно. Считай, что тебе сказочно повезло.

– А так можно? – в горле как будто что-то булькает. Не знаю, что за хрень такая творится с моим голосом. Она точно решит, что слабоумный. – Ну, на свободном обучении…, – поясняет «слабоумный тугодум». Все правильно. Я бы такой же вывод на ее месте сделал.

– Ну, мне можно все, Страйк, – игриво подмигнув, Веснушка резво вскакивает на ноги и снова собирается сбежать, на этот раз милосердно расщедрившись на прощальный воздушный поцелуй. Я ловлю его в кулак, как патлатый придурок из соплежуйской мелодрамы, приближаю к своему лицу и, раскрыв пальцы, запускаю туда облачко сигаретного дыма. Мой жалкий протест остается не замеченным, потому что Веснушки уже и след простыл.

Идиот, мог бы предложить подвезти ее до дома, как всегда опосля приходит умная мысля. Да я много чего мог предложить и сказать, но поезд ушел, точнее ускакал на невысоких каблучках допотопных туфель. Тем не менее шансы проучить вредную зазнайку выросли в разы. Теперь у меня есть ее номер, и больше не придется ошиваться под дверями аудиторий. Надо только кое-что поправить… Разблокировав потухший экран, я захожу в контакты и переименовываю Олесю на Веснушку. Вот теперь все правильно.

Сбежав по ступеням, приободренный и в приподнятом настроении, бодро вышагиваю на парковку. Прикурив еще одну сигарету, прямиком иду к Ягуару. Горький дым неприятно обжигает легкие. Может, и правда пора бросить курить? Выбрасываю сигарету под ноги и медленно вдыхаю полной грудью. Совсем другое дело!

В воздухе стоит запах весны с примесью выхлопных газов. Небо хмурится, намекая на майский дождь, который вот-вот обрушится на город. Открыв дверцу, я запрыгиваю на сиденье и опускаю крышу. Хочу промокнуть до нитки, а потом забраться в горячую ванну и капнуть в воду пару капель эфирного масла с ароматом апельсина, грейпфрута и бергамота. Правда, сначала его придётся купить…

Олеся

– Аделаида Степановна, так нечестно, вы все время выигрываете, – сокрушенно вздохнув, начинаю аккуратно убирать шахматы в коробку. Старушка в кресле напротив удовлетворенно улыбается, собирая вокруг рта глубокие морщинки. Вот уж кому старческая деменция не грозит. В сто лет любому фору даст хоть в карты, хоть в шахматы.

– Это потому, что ты все время отвлекаешься, деточка, а шахматы требуют внимательности и усидчивости, но я тебя не ругаю. Сама была молодой. Ветер да любовь в голове, – похлопав по накрахмаленной скатерти сморщенными пальцами с безупречным маникюром, Адушка, так я называю свою подопечную за глаза, тяжело поднимается и, опираясь на трость, ковыляет к антикварному бельевому шкафу. Ему, наверное, столько же лет, сколько и хозяйке, или даже больше. Трещины, словно морщины, прорезают лакированные дверцы, петли скрипят, как изношенные суставы, а внутри аккуратными рядами сложены опыт и мудрость.

Удивительно, как предмет мебели порой гармонирует со своим владельцем. Старый Адушкин шкаф, словно сундук со сказками, хранит в себе бесконечное множество захватывающих дух историй. И похоже, сейчас меня ждет еще одна. Я не против, устраиваюсь поудобнее и в предвкушении наблюдаю за аккуратной маленькой старушкой. С виду никогда бы не дала Аделаиде Степановне ее почтенный возраст. В ясном уме, всегда одета как на выход, с прической, накрашенными губами и подведенными бровями, а клюка только в этом году появилась. Она рассказывала, что еще прошлой зимой на лыжах каталась, и у меня нет причин сомневаться в ее словах.