Терри равнодушно пожал плечами, дескать, извольте.
— Ульфа хочет, чтобы Стейнар уехал как можно скорее. Вот зачем ей это всё. Аннели, ты понимаешь? Даже Энеас заметил, что Ульфа все время достает одни и те же камни. Допустим, с ней и впрямь говорят духи. Но если так, то они говорят только с ней одной. А она говорит, что это касается тебя. Или меня.
Аннели села на кровать. Пальцами распустила косу и принялась нервно переплетать ее.
— Не понимаю, о чем ты. Я не знала, что мне делать, и она предложила такой план. Я ведь никто и звать меня никак, кто бы согласился увезти меня на корабле отсюда без денег, если бы не Стейнар?
Терри ненадолго накрыл глаза ладонью. Смотреть на девушку оказалось выше его сил. Что у нее за жестокая судьба: вечно оказываться послушной игрушкой в чужих руках!
— Тебя ведь найдут, — негромко сказал Терри, — И тогда тебе никто не сможет помочь: ни я, ни Келва.
— Как найдут? — Стейнар с вызовом скрестил руки на груди, глянул с пренебрежением.
— Очень просто. По описанию.
Терри осмотрелся. В кабацкой гостевой спальне из мебели обнаружилась только сколоченное из трех досок подобие кровати и небольшой стол, на котором стоял простой кувшин для умывания без глазури и украшений. Медный таз, без которого сложно представить себе туалетный столик, был подвешен на криво вколоченном в стену гвозде с массивной шляпкой. Не выбрав место, куда можно сесть, Терри привалился плечом к стене. Ноги гудели и требовали отдыха.
— В личном деле есть подробное описание, которое составляет лекарь. Рост, фигура, лицо, все приметные родинки и шрамы.
— Всего-то? — усмехнулся северянин. — Я думал, вы все кровью привязаны и нужно украсть фиал из хранилища или что-то в этом духе.
— Лекарь берет и кровь, — отрезал Терри, подавив острое желание навешать Стейнару на уши побольше завиральной чуши про демонов, магию крови и прочем таком. Его остановила только мысль, что, чем больше он станет врать, тем меньше Аннели станет ему доверять. А доверие Аннели было ему во сто крат важнее. — Слухов ходит предостаточно. Дело ведь не в том, как они будут искать, а в том, что побег из Академии — это смертный приговор. Аннели, ты разве сможешь всю жизнь прожить в страхе?
У Аннели задрожала нижняя губа. Она прикусила ее и глянула на Терри со слезами на глазах.
— Я уже так живу. Я больше не могу.
Терри стало не по себе. От этого ответа веяло хорошо знакомым отчаянием. Он сполна наелся его за три года, а все же продолжает терпеть. Почему же Аннели так быстро сдалась?
— Как же ты решилась на такое? — спросил он. — Да, Академия — тюрьма, но как ты могла выбрать смерть, если можно было просто продолжать жить?
— А я не могла так больше. Жить в тюрьме. Целиком зависеть от помешанного. Келва считает, что я должна есть только то, что сама приготовила, и носить то, что сама сшила, потому что за меня никто не платит. Ты злишься, что он выписал тебе красный лист. Представь, что у тебя был бы красный лист с первого дня!
— Представь, примерно так и было, — сухо ответил Терри. — Я не мог позволить себе настолько сильно отставать от учебной программы и предаваться отчаянию.
— Да, я знаю, знаю! Все знают, что ты живешь как заложник. Поэтому я рассчитывала, что ты поймешь меня и поможешь. А ты… — Аннели провела ладонью по заплетенной косе, нашла торчащую прядку и принялась переплетать ее снова, будто забыв о том, о чем говорила.
— А я? Ну, давай, скажи, что во мне такого ужасного, что ты могла терпеть Келва, но не захотела терпеть меня?
Аннели заметно побледнела, отчего глаза стали казаться еще больше и темнее. Встрепанные волосы никак не желали слушаться дрожащих пальцев.
— Нет, я не то хотела сказать. Ты так много на себя взвалил, что я… Ужасно перед тобой виновата. Я не знала, что ты придешь сюда. Вот дура, думала, что в письме было сложно признаться! Но сказать в глаза еще труднее.
Терри почувствовал, как к щекам прилила горячая кровь. Сердце забилось еще быстрее, будто вознамерилось выскочить из грудной клетки.
— Келва — очень опасный человек, — все тем же серьезным тоном, каким начала говорить о признаниях и письме, продолжила Аннели. — Наверное, мне было сложно понять это, пока он впутывал в свои сети меня. Но потом я увидела, как он поступает с тобой, и мне стало по-настоящему страшно.
— Разве мы говорили о Келва? — растерялся Терри. У него было странное чувство, будто Аннели прочитала его мысли и озвучила их, с той лишь разницей, то он собирался говорить о северной гадалке.
— Ты почему-то ему страшно понравился, когда повздорил с ним из-за булки, — с болезненной гримасой проговорила Аннели. — Его интересует буквально все: что ты читаешь, над чем работаешь, о чем говоришь с другом. Он помешался на тебе и хочет контролировать, как… как меня. Если ты позволишь ему это, то рано или поздно поймешь, почему я решила сбежать.
Терри решил наплевать на гордость и опустился на пол. Для того, чтобы выдерживать подобный разговор, требовались силы, которых у него не было. Оперся спиной о стену. Положил руки на колени.
— И многое он узнал от тебя о том, над чем я работаю? — ровным голосом поинтересовался он, разглядывая извилистую трещину в потолочной балке. Дома на сваях в порту были довольно неустойчивы во время землетрясений. Должно быть, следующее станет для этого кабака последним.
Аннели на прямой вопрос отвечать не захотела. Вместо этого она пробормотала:
— Я не могу так больше. Не хочу. Мне лучше навсегда уехать.
Терри покачал головой.
— Нет. Не лучше. В последнее время я много раз думал об этом: каково жить в бегах. Вечно оглядываться, сторониться людей, проверять каждое блюдо, перед тем, как съесть хоть кусок. Я бы рехнулся декады через три, если не быстрее. Я не хочу для тебя такой жизни.
— На островах никто ее не тронет, — мрачно произнес Стейнар. — Ты судишь о том, о чем понятия не имеешь. Яды, предательство, нож в спину — это ваши южные дела, у нас таким никто руки не запачкает.
— Да при чем тут это? — вспылил Терри. Он и без того был достаточно взвинчен, так что терпеть пренебрежение Стейнара было уже невыносимо. — Карху подозревает Энеаса и Ульфу и собирается выяснить, что они задумали. Тут я виноват — пришел к нему за разрешением на выход вскоре после разговора с ними. Ему осталось одно: выяснить, что твой побег — идея Ульфы. И всё. Я полриена не поставлю против того, что он не позволит тебе затеряться среди честных и благородных северян!
— Ты такая важная птица? — подняв брови, спросил Стейнар у Аннели.
— Н-нет.
— Она жила и училась в Академии, этого достаточно. Для тех, кто вошел в ее ворота, обратного пути нет и быть не может.
— И зачем ты уговариваешь ее вернуться?
— Правда, Терри, зачем? — сквозь слезы прошептала Аннели.
— Я обещал, что буду защищать тебя, но если ты уедешь, то я даже не узнаю, что с тобой. Давай вернемся вместе. Я клянусь, никто тебя и пальцем не тронет.
— Ты не похож на человека, который может раздавать такие обещания, — спокойно возразил Стейнар. И, как назло, Аннели закивала, соглашаясь с его словами.
— Я похож на человека, от которого многого хотят, — отрезал Терри, уязвленный до глубины души. — Я скажу, что никто ничего от меня не получит, если с головы Аннели хоть волос упадет, — план вырисовывался прямо на ходу и казался Терри весьма реальным. Он ведь в самом деле может поставить этим господам хотя бы одно условие. Простое условие. Ну что им стоит хоть раз пойти ему навстречу?
Аннели забралась с ногами на кровать, подтянула колени к груди и обхватила руками, как часто делала, когда проводила вечера в комнате Терри. Лицо ее сделалось отрешенным. В таком состоянии она все больше молчала, неохотно отвечала на попытки растормошить ее и временами так и засыпала, свернувшись клубочком.
Стейнар зачем-то проверил, свободно ли выходит нож из ножен.
— А что насчет головы Ульфы?
Терри помолчал. Потом сунул руку в карман брюк, достал из кармана тяжелый серебряный полумесяц и легко, без замаха бросил. Стейнар ловко поймал амулет.