Он прошел мимо той равинтолы, на террасе которой когда-то ждал шефа искателей. Столики сейчас стояли голые и пустые, а все стулья были составлены друг на друга и крепко связаны между собой, чтобы не разметало ветром, — и для надежности — прикручены веревками к перилам. Под ногой что-то хрустнуло и вроде даже кольнуло сквозь подошву. Терри отступил на шаг и наклонился. Он не сразу узнал стеклянную искорку для бумажного фонарика в этой грязной скорлупке, щетинившейся обломанными краями навстречу низкому серому небу. Вот именно такую искорку, хрупкую и быстро выдыхающуюся, Арри и задумал превратить в крылатого светляка, когда верил, что это кому-то нужно в Академии.

Теперь, кажется, уже сомневался.

Риамен мыском сапога толкнул осколки к краю мостовой.

«Ты ведь поэтому так цеплялся за мой „белый огонь“? — мрачно подумал он. — Потому что рассчитывал на нем получить степень?»

«Я считал, что это наш общий проект, а ты отдал его, даже не спросив моего мнения! По-твоему, это честно?»

— Нет, — искренне ответил Терри в пустоту перед собой. — Но разве моя вина, что ты не можешь придумать свой «белый огонь» и оставить меня в одиночку справляться со своими проблемами?

«Считай, что уже оставил», — вздохнул невидимый друг и больше ничего не сказал.

Мысли о разбитых надеждах Арри точно так же кололись, как разбитые стеклянные шарики с погасшими искрами, и Терри старательно избегал их, пока шел от Народной площади вниз по улице Вестников.

Он еще несколько раз оглядывался, пытаясь понять, следят ли за ним люди Карху. Безопасник ведь всячески дал понять, что видит Терри насквозь и не верит наспех придуманной байке про приглашение на аудиенцию. Но все равно почему-то дал белый билет.

Будто для него было важнее узнать, что Риамен собирается делать, чем ловить на лжи.

А значит, кто-то все-таки должен идти следом. Терри чуть шею себе не свернул, озираясь, но так никого и не увидел.

Монументальные фигуры Вестников на низких постаментах, казалось, провожали его взглядами. Отлитые из бронзы стяги угрожающе нависали над его головой. Терри вышел на центр улицы, нервно поглядывая на острые прямые срезы с зазубринами, имитирующими золотую бахрому. Говорили, что великий мастер сперва сделал стяги развевающимися, и посмотреть на застывшую в металле струящуюся мягкими складками ткань съехались ремесленники из всех мировых столиц. Но ветры Акато-Риору не смогли снести обиды, и сделали так, что в один до крайности ненастный день бронза обмякла, захлопала и сорвалась со штандартов всех четырех бронзовых Вестников. С тех пор полотнища никто никогда не видел, а мастера Белого города зареклись правдоподобно изображать струящуюся ткань материалами для этого не предназначенными. Никто не хотел связываться со вспыльчивыми ветрами Акато-Риору.

Даже сейчас, в минуты безмолвия и безветрия, многое говорило о том, насколько риорцы опасаются своих незримых покровителей. Все, что невозможно занести в дом во время непогоды, было тщательным образом привязано, а то и заботливо накрыто брезентом. Потемневшие от воды и времени веревки защищали любой ствол дерева, даже если его окружала кованая оградка.

Терри вертел головой, подмечая детали, на какие прежде не обращал внимания. Любая мелочь казалась выпуклой и значительной. Такое ощущение бывает, когда после долгой разлуки вернешься домой и поймешь, как дорожишь даже тем, что обычно кажется неприглядным. Любой кованый фонарь в Верхнем городе напоминал Терри о том самом фонаре, который стоял рядом с его особняком и заставлял глупое сердце биться чаще. Да что говорить, если он хорошо помнил, как поднимался по крутым ступеням на улице Вестников еще когда носил смешные детские широкие штаны.

Улица нисколько не изменилась за эти годы. Величественные Вестники все так же подпирали могучими плечами небосвод, а их лица по-прежнему были полны гордого осознания важности того послания, что они несли людям.

Изменился только Терри. Теперь он не столько разглядывал мудрые лица и не думал о том, как древним мастерам удалось сделать их такими выразительными и при этом абсолютно лишенными человечности, сколько настороженно поглядывал наверх, невольно считал в уме, сколько лет тем звеньям, которые удерживали на весу плоские бронзовые листы. Сегодняшний Терри, осознанно или нет, нисколько не доверял тому, что выглядит незыблемым и основательным, и в глубине души постоянно ждал, что в любую минуту что-то обрушится.

Когда Вестники и Арка Верхнего города остались позади, облик улицы мгновенно изменился. Небо закрыли высокие дома из белого кирпича, достигающие и пяти окон в высоту. В таких могли жить до десятка семей одновременно, и у каждой семьи были свои представления о том, какой краской красить ставни и чем украшать окна и балкончики. Улицы в Среднем городе были заметно более узкими, а сточные канавы наоборот — шире и глубже. Прелую листву здесь сметали в ящики для перегноя, которые стояли чуть ли не возле каждого крыльца, и оттого даже после шторма и грозы воздух здесь пах не столько озоном, сколько душной сыростью. Не слишком навязчиво, но достаточно ощутимо, чтобы заставить Терри сторониться компостных ящиков.

К тому времени, когда колокола на башне Магистрата прозвенели мелодию, возвещающую о том, что половина двенадцатичасового отрезка миновала, риорцы стали открывать ставни и покидать свои дома. Нечего было и говорить о возобновлении работы на исходе ненастного дня, но, вопреки ожиданиям Терри, далеко не все предпочли коротать вечер у теплого камина или хлопотать у печи. На магистра в белом плаще, идущего по своим делам, оборачивались все без исключения и провожали взглядами. Острый слух позволял услышать, что горожане переговариваются и гадают, с чем связано его появление.

«Еще один выродок в белом плащике на нашей улице! То-то ветры как с цепи сорвались», — проворчал мужчина в темно-синем пальто, проходивший мимо совсем близко от Терри. Едва локтями не столкнулись! Еще не успел обогнуть, а уже высказывается!

Риамен едва не запнулся на ровном месте. Подошвы сапог будто в одночасье приклеились к камням мостовой.

Не было никакого смысла останавливаться и требовать объяснений у каэра.

Не было.

Но Терри остановился и обернулся. И обнаружил, что грубиян тоже смотрит на него пристально и внимательно. Темные серые глаза под козырьком щурились отнюдь не насмешливо.

— Что смотришь? Думаешь, ты хозяин здесь? — с хрипотцой поинтересовался мужчина. — Хочешь заставить меня поклониться?

— Нет, — сухо ответил Терри. Разум лихорадочно искал хорошую реплику, чтобы осадить каэра и при этом не нарваться, но, как назло, в такие минуты в голову почему-то никогда не приходит ни одной хоть сколько-нибудь остроумной фразы. Пауза затягивалась. Терри уже и сам не понимал, какой демон дернул его остановиться, и хотел только одного: чтобы человек наконец самоутвердился в собственных глазах и пошел себе дальше.

— Ну давай, попробуй, — расправил плечи рабочий. Ответ Терри он либо не услышал, либо проигнорировал. — Что у тебя для этого есть? Парализатор? Ошейник?

Терри промолчал, а сам подумал, что парализатор и впрямь бы не помешал. Хотя если бы Карху узнал о том, что Риамен применил оружие к человеку на улице, он бы потом наверняка этот самый парализатор засунул в такое место, о котором не говорят.

— Эй, Кэйре, что ты опять задумал? — их стычка привлекла внимание двух рабочих менее внушительной комплекции. Они поднимались из подвальчика, над которым висела достаточно красноречивая вывеска в виде раскосой лисьей морды. Терри отступил на шаг, когда понял, что все трое могут быть в изрядном подпитии по случаю непогоды и внепланового простоя на работе.

— Да вот, магистр хочет чтобы я кланялся, — надтреснутым голосом объяснил своим приятелям каэр.

— Это что, тот самый, что соблазнил твою дочку?

— Мы что, еще и кланяться таким должны? — почти в унисон изумились те, но каждый думал, видимо, о своем.

Серые глаза впились Терри куда-то в область переносицы.