На его физиономии застыло странное выражение. Он натянуто улыбался уголками губ и одновременно сурово, испытующе сканировал её.

Каждый шаг, как в замедленной киносъёмке, отдавался вбивающим грохотом в голове и гулкими ударами сердца.

Подошёл вплотную, засунул руки в карманы брюк и безмолвно навис над поднятым к нему неподвижным лицом. Оба вымученно, застывшими глазами в упор смотрели друг на друга.

Пока человек, который стоял рядом не окликнул:

— Алё, Давид, мы так и будем молча стоять?

Тот вздрогнул, оглянулся и вспомнил, зачем пришёл.

Наконец заметил успевшую обиженно надуться от его невнимания Татьяну, наскоро поприветствовал бывшую приятельницу.

И желчно обратился к оцепеневшей Лере:

— Какие люди нас удостоили честью… Надеюсь, тебя не насильно сюда тащили?

Лера отрицательно помотала головой, проглотила ком в горле и хрипло выдавила:

— Я сама захотела прийти…

Губы и подбородок задрожали, она часто заморгала, усилием воли соорудила жалкую улыбку.

Облегчение и эйфория от встречи, как это случалось раньше, не наступали.

Словно иссяк живительный канал, соединявший их прежде. Не было потока поддержки и спокойствия, энергетика Давида не обняла и не укрыла девушку от окружающего мира.

Напряжение и обида перерезали связующие ниточки, которыми срослись их души. Сердце не желало открываться.

Лера ощутила себя несчастной и одинокой.

Не сразу обратила внимание, что он не один.

Рядом стояли старый знакомый Сергей и высокий незнакомый мужчина в очках. Оба красноречиво переглядывались, лукаво и терпеливо наблюдали за ними.

Устав ждать, пока расцепятся их взгляды, выразительно покашляли:

— Кхе-кхе… Нам обещали показать икону. Отойдём в сторонку, чтобы хорошо посмотреть на неё?

Упс-сс… Какой конфуз… А икону-то Таня не взяла!

Выражение лиц спутников Давида стало непередаваемым. Они, вытаращив глаза, иронично смотрели друг на друга, на девушек, многозначительно покачали головами и громко расхохотались.

— Понятно. Ну, что ж… Расходимся? — предложил ухмыляющийся Сергей.

Таня вспотела, покрылась красными пятнами, вспомнила, что очень торопится и срочно должна бежать. Растаяла в толпе.

Сергей с кривой усмешкой ещё раз окинул взглядом застывших Леру и Давида, пробурчал что-то невнятное себе под нос и тоже исчез.

А второй мужчина остался.

Давиду было некомфортно. Он растерянно перебегал глазами с Леры на оставшегося с ними приятеля, вздыхал, хмурился и соображал, что им делать в этом составе?

Предложил:

— У меня есть ключи от квартиры Зураба, его сейчас нет в Москве. Поехали туда? Посидим… Лера, как ты — не против?

Наверное, самым правильным было тоже уйти. Вслед за Мишкиной. Ненормальная ситуация. Зачем втроём ехать на квартиру? Идеальным было бы погулять и поговорить вдвоём с Давидом.

Но как быть с его попутчиком? Тот не собирался уходить, оживлённо болтал о чём-то своём, упорно вовлекал в разговор Маркова, не замечал их настроения и обращённых друг на друга напряжённых взглядов.

Уйти? Ноги не шли, взгляд не отрывался. Она ещё не насмотрелась, не наслушалась, не почувствовала тепло и запах.

Не видела четыре месяца, собиралась три дня, чуть не падала от волнения в обморок… Дождалась… И вот… Катастрофа.

После вечности разлуки ничтожные пятнадцать минут побыть рядом — и всё?! Это не насытило, это смехотворно мало.

Лера кивнула — поеду с вами. Давид будто бы удивился. Уточнил:

— Вижу по лицу — тебе не нравится это предложение, едешь без желания. Настроение такое, будто я тебя за шкирку тащу.

Слегка оживился и посветлел, когда она повторно подтвердила готовность ехать на квартиру Зураба.

Добирались на метро.

Давид встал рядом, взял за руку. Пристально наблюдал за ней, пытался разговорить, вызвать улыбку. Нервно поглядывал на попутчика, ощущал неловкость перед ним за угрюмое выражение на физиономии девушки.

Лера чувствовала себя отвратительно и опустошённо.

Ненормально долго они не виделись и на очень тяжёлой, неразрешённой проблеме расстались, чтоб с ходу начать непринуждённо общаться при постороннем человеке.

Не получалось соорудить приветливое выражение на физиономии, губы не разжимались, она невнятно мычала в ответ на слова спутников и боялась смотреть в потухшие зрачки Давида.

Он мрачнел с каждой минутой. Похоже его тяготила встреча. Если в первые секунды в лице мелькнул интерес, слабый отголосок улыбки и надежды, то теперь выглядел всё более усталым и разочарованным.

Искра в глазах полыхнула и погасла, они стали беспросветно холодными. Марков отдалился, стал непонятным и совсем чужим. Перегоревшим.

Они сидели на кухне в квартире Зураба. Мужчины разговаривали между собой, пили вино и почти не обращали на неё внимание. Лера чужеродным элементом, потерянная и одинокая сидела рядом с ними. Сжавшись на стуле, вцепилась пальцами в края сиденья, низко опустила голову и проклинала себя, за то, что поехала сюда. Время от времени быстро поднимала глаза и растерянно смотрела на ставшего далёким и незнакомым Давида.

Он не замечал её присутствия, равнодушный и закрытый. Словно их никогда ничто не объединяло, и они посторонние люди.

Было очень холодно и тоскливо.

Марков хмелел, темнел, голос становился всё более нервным и злым. На неё упорно не смотрел, взор фиксировался только на товарище.

В какой-то момент быстро скользнул ненавидящим взглядом по девушке и столкнулся с несчастными глазами. Его зрачки гневно сузились, коротко вспыхнув хищным неприязненным сполохом.

Раздувшимися ноздрями рывком втянул воздух, внезапно, в одну секунду забыл о собеседнике, развернулся всем корпусом, придвинулся вплотную и обрушился с обвинениями на вздрогнувшую Леру.

С садистским наслаждением выплёскивал накопленную желчь, претензии, притянул все обиды, обвинил в плохом характере, в упрямстве, неуступчивости, неженственности, грубости и невоспитанности.

Останавливался, чтоб добавить новую порцию вина в свой бокал, залпом опрокидывал его и снова хлестал ядовитыми словами.

Лера, обхватив себя руками, больно кусала губы, сухими страдающими глазами пристально всматривалась в Давида и не узнавала его.

Он раздражённо натыкался на её грустный испытующий взгляд, лицо дёргалось, искажалось в мучительной гримасе. Опускал почерневшие глаза, неподвижно сидел какое-то время, прикрыв веки рукой.

Второй мужчина выглядел растерянным, сочувственно и извиняюще улыбался девушке, мягко пытался успокоить разбушевавшегося Давида.

— Зачем ты приехала, Лера? — зло прогремел Марков нависая над ней.

Она встрепенулась, распрямила плечи, окинула его сузившимися зрачками и тяжело выдохнула:

— Зачем? Не поверишь — с ума сходила… Так хотела тебя увидеть.

Горько усмехнулась, вспоминая, как всеми правдами и неправдами рвалась на эту встречу. Иронично добавила, издеваясь над собственными терзаниями и грёзами:

— Скучала. Безумно скучала. Согласна — зря я приехала. Больше не поеду.

Он язвительно скривился:

— Соскучилась? Почему тогда так ведёшь себя?

— И как я веду себя, Давид? Ждал, что я на шею брошусь? Ты сам хотел встретиться, поговорить… Вот она — я. Здесь. И что ты хочешь сказать нового? Что изменилось? Что ты можешь мне сообщить? Или облить скопившейся грязью, которую вывалил сейчас? Это и есть смысл встречи?

— Нет, нет… Конечно, нет…

Поймал руку, прижал холодную ладонь к своим пересохшим губам, глухо произнёс:

— Прости… Плохо мне. Не могу тебя забыть. И ничего нового не скажу. Только то, что говорил раньше — выполню всё, что обещал. Ты должна мне поверить!

— Поверить? — сорвалась Лера, — Во что?! У тебя есть жена. Для постели есть любовница. Для полноты картины и самоутверждения хочется, чтоб молодая влюблённая девчонка пожертвовала своим будущим и родила ребёнка. Что нового? Этот вариант и набор этих слов слышала много раз. С твоей стороны — на что готов ты? Давид, мне тоже плохо. Мне очень-очень плохо! Если б ты мог представить — насколько мне плохо!