— Женщина моей души. Девочка моя любимая… ЛАМПОЧКА!

— Кто?! — не веря ушам изумлённо переспросили все, в том числе и Лера, когда он впервые назвал её так.

— ЛАМПОЧКА?! Лапочка, наверное, хотел сказать?

— Не-е-ет! — с плутоватым видом протянул улыбающийся Марков, обнимая и целуя девушку.

Смакуя, медленно и торжественно повторил по слогам, — ЛАМ-ПОЧ-КА! Твои глазки светятся. Ты вся светишься. И зажигаешь меня.

В этот счастливый и безоблачный этап отношений светились оба.

*************************

Обычно, строгий чудаковатый дядя, если успевал опередить Леру и первым схватить трубку, по одному ему ведомой причине, отваживал молодых людей, звонивших племяннице. Не приглашал к телефону, а грубо и категорично сообщал собеседнику на другом конце провода, что она замужем и он является её мужем. Или врал, что девушка переехала и больше здесь не живёт.

Но в случае с Давидом почему-то так не делал. Возможно его останавливал вежливый, но властный и уверенный тон, которым разговаривал новоиспечённый друг племянницы.

А может, терялся оттого, что слышал, как она разговаривает с неизвестным ему мужчиной обращаясь на «вы». Лере часто звонили по работе, и родственник об этом знал.

Дядя с подчёркнутым подозрением передавал трубку и ехидно оповещал: «Начальник твой звонит». Иногда язвительно называл его Сталин. «Иди, Сталин на проводе!». Видимо, не терпящий возражений, густой тон собеседника, ассоциировался у родственника именно с этим советским вождём. Дядька не уходил сразу, а стоял подбоченившись, иронично сверлил племянницу взглядом и ревностно контролировал начало диалога.

Лера осуждающе фыркала, старательно таращила круглые глаза, испуганно прижимала палец к губам и шикала:

— Тс-ссс… Тише, услышит!

Специально громко и официально приветствовала Маркова по имени-отчеству и на «Вы», усердно поддерживая в бдительном родственнике заблуждение, что беседует со своим руководителем.

Дядюшку глодали огромные сомнения, но в итоге предпочел закрыть глаза на сомнительные моменты и не углубляться в тонкости рабочих дел племянницы.

Светлова по-прежнему дружила и делилась секретами с соседкой по квартире Элей.

Долгими тёмными вечерами скучающие девушки томились в её просторной, по-женски уютной комнате, дегустировали чаи из красиво расписанных жестяных коробочек, вполглаза следили за экраном новомодного цветного телевизора. И неспешно щебетали обо всём на свете.

Лера живопиствовала о своём таинственном взрослом друге, о его необычных знакомых и пообещала при случае ввести молодую разведённую соседку в эту интересную мужскую компанию.

Вскоре случай представился.

В конце января для работы над диссертацией в Москву прилетел давнишний друг Давида. Они познакомились около десяти лет назад в Сомали, когда находились там в длительной командировке.

Сдружились после того, как этот мужчина, работающий врачом, вылечил Маркова от малярии, которую тот подцепил в африканской стране.

Друга звали Зураб. Он приехал из солнечного Тбилиси минимум на год. Снял двухкомнатную квартиру вблизи одной из станций оранжевой ветки метро на южной половине мегаполиса. Днями работал по специальности в столичной больнице, вечерами усердно корпел над кандидатской.

Знакомыми не обзавёлся, и за несколько одиноко прожитых недель успел заскучать от монотонных будней в чужом зимнем городе. По этой причине с радостью привечал редких гостей, вносящих разнообразие в вынужденно изолированную от семьи жизнь.

Вдали от жены и детей обитать предстояло долго, поэтому предусмотрительный доктор Зураб благоразумно снял с безымянного пальца обручальное кольцо и прибрал его в укромное надёжное место. С этого момента провозгласил себя немножко холостым и ночами тихо грустил по теплу женского тела.

Давид гордился своим умным и целеустремлённым другом. По дороге к нему красочно расписал Лере, как два года назад Зураб экзотично жил в далёкой и загадочной Японии. Проходил там практику, совершенствовался в специальности и обучился работе с современным супер-пупер необычным медицинским оборудованием, позволяющим запросто заглядывать в глубины человеческого организма при помощи особых звуковых волн.

В СССР эти волшебные приборы появились недавно и их только-только начали осваивать в нескольких избранных медицинских учреждениях. Специалистов, умеющих работать на этом чуде человеческой мысли, можно было пересчитать по пальцам. Попасть на приём к такому уникальному профессионалу удавалось редким счастливцам и по самому великому блату. Или невероятному везению.

На здоровье девушка не обижалась, обследоваться не было нужды, но познакомится и взглянуть на молодого врача, умеющего работать на диковинном аппарате, хотелось.

Доктор Зураб оказался жгучим поджарым брюнетом, с ослепительно белоснежной улыбкой во все тридцать два зуба. Южный красавец был примерно такого же возраста как Давид. Но в силу своей худощавости и реактивной подвижности выглядел значительно моложе Лериного друга.

Он искренне и бурно обрадовался визиту их колоритной пары. С порога, горящими глазами, сверху вниз азартно проскакал по слегка ошеломлённой от его выплёскивающегося темперамента Светловой.

Гостеприимно распахнул дверь в свою холостяцкую квартиру, засуетился, восторженно заметался по кухне. Пригласил за щедро накрытый стол, выставил королевское угощение и немалый запас грузинского вина.

Принялся от души угощать обоих и… откровенно ухаживать за Лерой.

До позднего вечера мужчины балагурили, вспоминали невероятные африканские похождения, пели какие-то сумасшедшие песни, энергично танцевали с девушкой. Кипучие эмоции переполняли хозяина квартиры и гостей. Тестостерон густо и жарко витал в пространстве, изливался в ярких речах, пьянящими искрами взрывался на коже.

Южанин пламенным взорам обжигал беспечно веселящуюся вместе с ними Леру. Дико взбрыкивался вокруг неё, обильно усыпал витиеватыми комплиментами, трепетными поглаживающими движениями нежно трогал ладони и умоляюще поглядывал на Давида…

В парном танце столь цепко стиснул жёсткими мускулистыми руками её тщедушную фигурку, что, кажется, дышать начала рывками и через раз. Ноги запутались и не попадали в такт движениям. Она струхнула от бешеного излучения, огненным вулканом извергающегося из глаз темпераментного мужчины.

С лёгким испугом вежливо улыбалась, блеяла что-то общее, неконкретное, и с грехом пополам переключила начатый им двусмысленный разговор на нейтральную тему.

Вскоре вовсе отказалась танцевать, лихорадочно наврав, что натёрла пятку. Еле отбилась от профессионального осмотра выдуманной мозоли и оказания немедленной медицинской помощи.

Заботливый симпатичный доктор прямо сейчас желал спасти её.

Вовремя смекнула, что сегодня чрезвычайно рискованно играть в свои дурашливые игры — завлекалки, а самое благоразумное и безопасное — прижать пятую точку (неугомонную любительницу приключений) плотно к табурету, и как можно ближе придвинуться к непривычно притихшему Давиду.

Озадаченно косилась на Маркова и видела, что у него напрочь испортилось настроение. Он недовольно и сосредоточенно сопел, перестал улыбаться. На стиснутых скулах напряжённо перекатывались желваки.

Но тем ни менее, упрямо и необъяснимо делал вид, будто ему всё равно и не замечает пугающих происков голодного Зураба.

Это разительно отличалось от обычного поведения Давида. Впервые со дня знакомства он выглядел настолько растерянным и раздражённым.

Лера, всё более недоумевая, вопросительно поглядывала на своего угрюмого друга.

Окончательно теряя остатки хладнокровия обнаружила, что под столом тот напряжённо сжимает кулаки. Чувствовалось — терпение на пределе, кажется, вот-вот взорвётся и заорёт на своего распалившегося товарища.

Но, несмотря на кипящие внутри страсти, не перечил доктору, не препятствовал поползновениям.

Тревога усилилась, когда заметила, что мужчины периодически обмениваются сдержанно-враждебными взорами. Выражение лица доктора с умоляющего поменялось на напористо-требовательное, он резко вскидывал подбородок и угрожающе выстреливал в Давида чёрными колючими зрачками.