– У матросов нет вопросов, – пробормотал я. Стыдно стало. Чего полез со своим интересом? Разбередил у человека душевную рану. Эх, не надо было! С другой стороны, сам же думаю про искренность в отношениях.

– Слушай, Максим, ты прости меня, что полез…

– Всё в порядке, Саша. Ты прав. Если двое людей встречаются, у них не должно быть друг от друга секретов, – ласково и тихо отвечает мажорка, и у меня в душе расцветают ромашки.

– А мы с тобой… встречаемся? – с придыханием спрашиваю, переводя разговор на другую тему.

– Да, – кивает Максим.

– Может, в каюту пойдем, погреемся? – спрашиваю с намёком.

– Обязательно пойдем, но не теперь. Вот покурю сейчас немного, – отвечает мажорка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Можно ещё вопрос о твоей маме?

– Конечно, – отвечает Максим с той интонацией, которая читается как «что поделать, если уж ты привязался».

– Скажи, а тайская полиция расследование не проводила? Ну, причину её гибели узнать не пыталась? Тело найти, например.

– Всё было. И расследование, и поиски. Но всё как-то быстро закончилось. Мы уже через три дня улетели домой с отчимом, а что там дальше тайские копы делали, я не знаю, – ответила Максим.

– А как мой отец… ну, твой родной, то есть, Кирилл Андреевич отреагировал на гибель Лидии Николаевны? Он ведь должен был… ну, не знаю. Сказать что-нибудь, сделать?

– Я этого не знаю, Саша, – грустно отвечает мажорка. – Мне тогда было всего лишь десять лет. Ну, что он мог сделать? Погрустил, наверное. Потом смирился. Мало ли людей тонет в океане каждый день. Тысячи, наверное. Вот и отец подумал: несчастный случай, такое бывает. Продолжил жить дальше.

– А как же Светлана?

– Что Светлана?

– Она же знала, что ребенок у её сестры от другого мужчины, не от Альберта Романовича? – Задаю вопрос, хотя пока ещё сам не знаю, что хочу услышать в ответ.

– Знала, конечно. Они ведь были не просто сёстры, но очень близкие люди. Настоящие подруги. Всем делились между собой, любыми тайнами. Это мне мама Света, как я стала её впоследствии называть, тоже рассказывала, – говорит мажорка. – Не думаю, что ей нравилось поведение моей родной мамы, но куда денешься? Ошибка молодости. Она радовалась за неё, что та удачно вышла замуж за обеспеченного человека. Завидовала ей, поскольку сама была неравнодушна к Альберту Романовичу.

– А ты не думала, что, возможно, она приложила руку к тому, чтобы убрать твою маму с пути? Прости, конечно, – робко спрашиваю и съеживаюсь. Вот как пошлет меня сейчас подальше!

– Глупости это всё, Саша, – мягко отвечает Максим. – Я же говорю: они были больше, чем сёстры, подруги. Когда мама погибла, Светлана очень сильно горевала. Даже в психиатрическую клинику угодила на месяц. Её там антидепрессантами накачивали, чтобы руки на себя не наложила. Вот так.

Максим замолкает, гасит окурок в пепельнице (за борт бросать не пытается даже, и мне приятно – не люблю, когда свинячат), встает и говорит:

– Пойдем-ка мы почивать, солнышко ты моё любопытное.

Я согласно киваю. Мы отправляемся в каюту, только теперь почему-то у обоих пропало настроение «баловаться». Слишком серьезную вещь обсуждали только что. Я ненароком всполошил душу Максим своими вопросами, так что теперь мне её ужасно жалко. Хотя меня бы тоже кто пожалел. До сих пор в себя прийти не могу: был сын, а стал пасынок. И настоящий мой отец, Игорь, вообще неизвестно где, да и жив ли? Вот закончится вся эта история, постараюсь его найти. Просто посмотрю на него, а заодно спрошу, отчего они с мамой расстались.

Глава 79

На следующее утро мы проводим в кают-компании военный совет. Не в Филях, конечно, и не судьба Москвы решается, но тоже вопрос обсуждаем немаловажный. Кто знает: вдруг от ответа зависит наше будущее? Жизнь, в конце концов. Хотя, если честно, мы с Максим и нашими японскими телохранителями немного расслабились тут, на этой чудесной яхте. Кто бы повел себя иначе? Водичка плещется, свежий воздух стимулирует повышенный аппетит, судно немного покачивает на волнах. Всё умиротворяет настолько, что кажется: вот бы всю жизнь тут вместе с Максим провести! Предварительно японцев отправив домой, они тут явно лишние.

Мы и так из-за них стараемся свои нежности проявлять помнимому. Вот как сегодня утром, например, когда я проснулся раньше мажорки и решил ей сделать приятное. Благо, стаскивать одежду не пришлось: завалились спать обнаженными, тесно прижавшись друг к другу. Максим меня обнимала, а я прижимался к её попке, ощущая между нами кое-что весьма мягкое. Оно бы могло стать и жестким, и даже попытаться пробраться в мою горячую глубину, только любимая слишком устала. Не успели улечься, как уже погрузилась в глубокий сон. Потому пришлось утихомирить своё желание.

Ну, а уж поутру кто остановит меня? Пусть только попробует! И я, осторожно нырнув под одеяло, завладел клитором Максим в полной мере. Пока тот был мягкий, погрузил его в рот и стал поглаживать языком. Про нас, парней, девушки иногда говорят, что у нас два мозга. Один в голове, второй – в головке. И чаще мы думаем нижним, а верхним пользуемся слишком редко.

Когда я начал орально ласкать Максим, мне показалось, что в головке её клитора тоже есть разумное начало. Чушь, конечно, антинаучная. Но как объяснить тогда: почему мажорка ещё спала, а её крошечный аппаратик начал подниматься в ответ на мои ласки? Словно крошечный член. Так себе сравнение, но если близко присмотреться, они очень похожи, как ни удивительно звучит.

В том, что Максим спит, убедился, когда её любовная кнопочка набухла и окрепла. Тогда я выглянул из-под одеяла и прислушался: любимая дышит равномерно, глубоко. Белки под веками не двигаются. Значит, ещё не проснулась. Я нырнул обратно в темную жаркую норку и вернулся к прежнему занятию. Температура вокруг меня поднялась до очень высокой отметки. Градусов сорок, наверное. Но я не спешил выбираться, лишь ощущал языком соленые капли пота, которые с моего лица попадали на щёлочку девушки.

Я полировал её половые губы, как только умею. Проводил кончиком язычка снизу вверх, скользя по влажным лепесткам, слизывал капельки смазки, проникал легонько в дырочку вагины, целовал, гладил, проводил по своему лицу, как делают кошки, когда трутся обо что-то очень им симпатичное. Наслаждался, словом, даже больше наверное, чем мирно спящая Максим. Или она только притворяется? Я на её месте давно бы проснулся, а она никак не просыпается! Мне даже обидно немного стало. Стараешься тут, в жаре и темноте, а она…

Плюх! Плюх! Плюх-плюх! Плюх! Это пока я на секундочку оторвался от клитора, чтобы подумать, вагина девушки неожиданно стала выстреливать мне прямо в лицо теплыми струйками. В губы, в нос, в лоб и даже в правый глаз угодил! Ай! А-я-я-яй! Между прочим, очень неприятное ощущение, когда под веко залетает жидкость. Сколько раз в порно видел такое и не понимал: чего те, кому прилетело, так дергают лицом? Оказывается, вон оно что.

Спешно выбираюсь из-под одеяла, и представляю, какая у меня физиономия: один глаз сильно зажмурен, другой моргает, а по коже стекают потоки теплой чуть солоноватой жидкости, смешанной с капельками пота. И вот ведь досада: стоило мне показаться наружу, как я увидел Максим. Он лежала, подсунув руки под голову, чтобы удобнее было за мной наблюдать, и смотрела во все свои красивые глаза. Когда я показался, лохматый и мокрый, мажорка сначала улыбнулась, потом фыркнула, стараясь сдержать смех, а после рассмеялась.

– Ты там что, новую скважину открыл, бурильщик? Ха-ха-ха!

– Сама ты бурильщик, – сказал я, пытаясь стереть влагу с лица. Ага, так она и поддалась. – Я на мгновение отвлекся от твоего влагалища, а оно как выстрелит!

– Прости, это сквирт, – сказала Максим. – Не сдержалась, ты так вдохновенно лизал, – и она рассмеялась пуще прежнего, и настолько заразительно, что даже мне стало смешно.