Пока стрелок возится, Максим тащит меня, ошеломленного и до смерти перепуганного, к следующей двери. Раскрывает её, и мы выбегаем в коридор. Тот самый, по которому шли к кабинету отца. Но на несколько десятков метров дальше. Напротив указатель: пожарная лестница. Пока я ничего не соображаю от шока, мажорка тащит меня за собой. Мы несемся вниз, перепрыгивая две ступени и грозя переломать себе ноги. Но судьба хранит нас. До поры до времени, наверное.

Вылетаем в холл. Здесь царит ужас: оба охранника, стоявшие на входе, лежат в нелепых позах. У каждого пулевое отверстие в голове. На полу алые лужи. Мчимся к дверям, прыгаем в байк, Максим заводит его. Мотор ревет из последних сил, задирая обороты, а потом, с диким скрежетом покрышки об асфальт, оставляя на нем черный след и дым, рвем как можно дальше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не знаю, куда мы. Крепко обхватываю мажорку и прижимаюсь щекой к холодной коже куртки. Мне страшно, до сих пор не могу прийти в себя. Отец… Он что, погиб?! Его убили?! А вдруг все-таки выжил?! Господи, пожалуйста, пусть он выжил!!! Я не умею молиться. Это все слова, которые знаю.

Но если киллер пришел за Максим и мной, но не за папой, получается, он ценой своей жизни наши спас? У меня дрожит подбородок. Я кусаю губы, но ничего не могу поделать. Плачу, и слезы, стекая по лицу, подхватываются ледяным ветром и уносятся в никуда.

Пытаюсь сказать что-то Максим, высовываю голову чуть в сторону, и тут мне по губе ударяет ледяная капля. Острая, словно иголка. Бум! Потом ещё одна, по щеке. Бум! Третья, четвертая… Я смотрю на небо – пасмурное, только дождя нет. Что же это? Трогаю каплю языком. Соленая. Мажорка… тоже плачет?! Да что же происходит?!

Я прижимаю голову обратно, не в силах говорить. Но и плакать перестаю. Не время лить слезы. Спасаться надо. Только куда мы теперь?! Скорость огромная, километров сто двадцать в час, и мы буквально пролетаем Москву, за что, наверное, мажорка получит с десяток штрафов за превышение скорости. Ей наплевать. Главное – убраться подальше. Тот, кто пришел за нами, как-то знал, куда мы направляемся. Как он нас вычислил вообще? И где гарантия, что место, куда везет нас Максим, снова не окажется раскрытым?

Постепенно я начинаю узнавать дорогу. Это же Софрино! Перекресток улиц Поддубного и Дурова, автомастерская для байков! Так вот, значит, куда мажорка нас примчала. Она загоняет байк в проулок, останавливается. Устало слезает, снимает шлем. Глаза мокрые, а забрала так и вовсе нет. Ветром сорвало, наверное. Потому и слезы летели мне в лицо. У меня шлем вообще – «горшок». Не защита, а так, скорее атрибут.

Ничего не говоря, бледная, но внешне спокойная, Максим идет в мастерскую. Я за ней. Теперь на шаг от неё не отстану! Внутри находим Арину, владелицу. Она сидит на скамеечке, ковыряется в старом «Урале».

– Привет! – здоровается Максим.

– О, какие люди! – улыбается Арина. – Прости, руки не подам, – она показывает свои густо измазанные маслом ладони.

– Можно у тебя на время схорониться? – спрашивает мажорка.

– Проблемы? – лицо молодой женщины становится серьезным.

– Есть немного, – отвечает Максим.

– Да, пожалуйста. Живите. А это кто? – кивает на меня. – Недавно вроде с парнем приезжал.

– Брат мой, – говорит мажорка. – Тот парень – просто знакомый.

– Александр, – представляюсь.

– Арина.

– Ладно, мы поехали. Ты сама-то домой придешь? – интересуется Максим.

– Тут пока поживу. Там всё равно троим места нет, – отвечает Арина. – Если надо чего, звони.

– Договорились.

Мы выходим на улицу. Максим осматривается. Всё тихо. Садимся на байк и едем к дому. Заводим мотоцикл в сарай, закрываем дверь и шагаем в жилище. Мажорка берет ключ откуда-то из-под крыльца, отпирает. Всё. Мы внутри. Тут нас, наверное, никто не найдет.

Заходим в сени, снимаем обувь. Оказываемся в комнате. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как уехали отсюда некоторое время назад. По сути, вернулись к тому, с чего начали, только теперь… Я в полнейшей прострации. Сажусь на стул, тупо пялюсь покрытую выцветшей клеенкой столешницу и ничего не понимаю. Зачем кому-то понадобилось нанимать киллера, чтобы убить нас? Или это касается только Максим? Но судя по дерзости стрелка, он человек очень опытный, с ледяным разумом. Шагает по трупам, как по бульвару в солнечный день!

– Максим, – шепчу я, словно нас может кто-нибудь услышать. – Что происходит, а?

– Пока не знаю, – голос мажорки звучит сурово. Весь её ироничный задор начисто стерло наждачной бумагой сегодняшних трагических событий.

– Как ты думаешь, нас здесь найдут?

– Отследят по камерам видеонаблюдения до Софрино, это возможно. Дальше потеряют, – отвечает Максим. – Кстати, вырубай телефон, вытаскивай симку.

– Затем?

– По ним отследить наше местоположение могут.

Послушно достаю смартфон, который уже вторые сутки на режиме полного молчания. Привычно гляжу на экран. Множественные значки: пропущенные вызовы, непрочитанные СМС и сообщения в мессенджере. Наверное, и на электронной почте много чего накопилось. Но читать и смотреть не стану. Опасно. Выключаю аппарат, убираю в карман.

– Что нам теперь делать? – спрашиваю с надеждой. – Этот киллер, он теперь что, повсюду за нами следовать станет? Пока не… убьет, да?

– Да, – не церемонясь с моими чувствами, резко отвечает мажорка. – Не кисни. Разберемся.

Эти слова вселяют в меня хотя и робкую, но все-таки надежду.

Глава 57

– «Надежда – мой компас земной,

А удача – награда за смелость.

А песни… Довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось», – я сижу на табурете и, размеренно покачиваясь, словно сомнамбула, напеваю эти строчки снова и снова. Дальше текста песни не знаю, а эти врезались в память. Очень подходящие они к тому, что я чувствую теперь. Кроме надежды, ничего не осталось. Максим тем временем ходит по маленькой комнате из угла в угол и напряженно думает. Так проходит десять минут, двадцать, полчаса…

Наконец, она прекращает свой поход, смотрит на меня и впервые за несколько часов улыбается:

– Ну что, Сашок, тряхнем стариной?

– Спасибо, потрясли уже. Еле задницы свои унесли, – хмуро отвечаю я, а у самого внутри огонек загорается. Если Максим назвала меня «Сашком», да при этом растянула рот в улыбке, значит, дело наше не такое уж и проигранное, и нам вовсе не обязательно, словно двум закрытым в загоне барашкам, ожидать, когда придет страшный бородатый дядя с длинным ножом.

– Придумала что-нибудь? – всё с той же надеждой, которая в моей голове ведет себя крайне осторожно и боится лишний раз нос высунуть, чтобы не оказаться обманутой, спрашиваю Максим.

– Да, придумала.

– Что, в полицию обратимся или в ФСБ?

– Ни то, ни другое.

– Это почему? Разве не их задача защищать добропорядочных граждан от преступных посягательств? – где-то я слышал эту фразу, теперь решил воспользоваться.

– «Моя милиция меня бережет: сначала сажает, потом стережёт», – слышал такую присказку? – снова усмехается мажорка, вселяя в мою усталую душу определенный оптимизм.

– Нет, не доводилось.

– Это потому что она очень старая, с советских еще времен, а ты – слишком молодой.

– Тоже мне, старая выискалась, – бурчу в ответ. И радуюсь, потому что этот диалог очень напоминает мне те, которые мы вели несколько дней назад, когда выполняли поручение отца в Японии, а потом в Лондоне. Отец… эх, узнать бы, как он там! Эта мысль, влетев мне в голову, теперь покоя давать не будет. Ну и пусть не родной он мне человек, как выяснилось совсем недавно. Но ведь столько лет воспитывал, играл, водил на прогулки. Теперь взять и всё это выбросить одним махом из головы? Нечестно, неправильно.

– Максим, давай узнаем, как там… папа? – предлагаю мажорке. Она хмурится.

– Да, ты прав.

Достает смартфон, вставляет в него симку, включает, набирает чей-то номер.