Рубились они до ночи. Потом всю ночь гудели в бане.

Там и проросла коррупция в доселе чистые ряды.

Потом уже доводилось слышать диалоги…

– Саш, помнишь ты патроны для Стечкина обещал?

– Вов, не вышло. У нас сейчас проверка.

– Вот говорила мне мама, – не верь мусорам. У нас пацан сказал – пацан ответил. А у вас вечно гнилые отмазки.

– Ладно, не кипишуй. Принесу.

Не обошлось и без эксцессов… В баню вламывается один из ментов размером со слона…

Реальный буйвол. Аж пар из ноздрей.

– Где эта сука?!

– Кто?!

– Я три войны прошёл— ни одного ранения, а тут (трясётся весь) только рыло высунул на полсантиметра и на! Кто?! Убью тварь!

Из угла блеющее я-а.

Там Надя-бухгалтер (145 см росту).

– Ты?!

Потом этот конь её на ладони носил и всем показывал, – гляди, мол, она меня с одного выстрела через весь зал в бубен завалила. Во!

Надя млела.

Среди ночи вдруг с пинка отлетает дверь, и в помещение вваливаются Потылихские бандючата. Пришли с меня "долю малую" просить. Зашли и охерели.

Народ посмотрел на рэкетиров и полёг.

– Ау-у… мама… нас сейчас на бабло поставят… Ты чей, мудило?

– П-потылихские мы…

– Какие?.. Ой ща сдохну… В детдоме тоже что ль своя братва?.. Так… туалет за углом… валите попы мыть, рэкетиры… А то мы помрём сейчас со смеху… попы тылихские… уй, сука…

– У нас тоже тема была (это мент). Едем, значит с адреса. Автобус зашторен. Пиво пьём. Васек, – кивает на амбала, – бутылку в окно бросил и – надо же – на капот мерина попал. Вываливает толстолобик и стучится к нам. Не пустили. Тогда он ствол вытащил и давай им в казённое имущество колотить. Ну открыли, милости просим. Зашёл и… вот так же (кивок в сторону потылихских)… охуел… А мы походу ещё и палку срубили…

Кстати, большинство моих клиентов выжило в смутные времена. Так что то, что от пейнтбола потери падали, для них оказалось реальным фактом.

А мы несколько лет пугали гайцов красными корочками… Пока лавочку не прикрыли.

P.S. Надя вышла за того гоблина. У него 210 см росту,160 кг мяса… у неё 145 на 40… Двое детей… Говорит, счастлива…

Есть такая теория "6 рукопожатий". Согласно которой любые два человека на Земле разделены в среднем лишь пятью уровнями общих знакомых (и, соответственно, шестью уровнями связей). На самом деле всё даже ближе. Возьмём хоть Президента. Я лично знаю трёх людей, лично знающих его. То есть нас разделяют всего два рукопожатия. Не то что я прям вот так горел желанием поручкаться с гарантом, просто размышления. К чему это я? К тому что через эти "рукопожатия" не только микробы передаются, но и байки. Недавно мне рассказали как давно слышанную мою же армейскую историю. Правда, с учётом моей трепливости и неразборчивости в связях особо удивляться тут нечему. Это я так, изящно страхуюсь от воплей "Баян!"

Я вообще редко вспоминаю армию, так как находился там в состоянии искусственной комы, из которой походу до сих пор не до конца вышел. Слыл я там за "сильно на голову простуженного", с которым связываться себе дороже. Что и требовалось. Но переиграл. Вжился в образ. До сих пор не могу из него вытряхнуться. Но вот такие моменты хрен забудешь.

История из "духанки".

Наряды мне начали клепать чуть ли не с первого дня службы. Сильно я всех там раздражал. Потом пошли гауптвахты (я совершил тур по всем окрестным), и едва мне не устроили несколько раз волнующую поездку на "дизель". Но об этом позже.

По юности моей служивой начальство не теряло надежды образумить неразумное и постоянно пихало меня в наряды по роте. С целю просветления.

Итак.

Наряд. Я в роли статуи стою "на тумбочке". Минут 40 до подъёма. Поутряне вваливает комроты Наглебкин с дикого будунища.

– Дежурный по роте на…

– На хуй…

От доклада дежурного он мученически отмахивается, мол, "Не дышите на меня, юноша, мне и без вас дурно".

Время идёт. Командора мутит и мает. От безысходности он начинает читать нечитаемое никем – плакаты в коридоре. Ну там всякая херня про то, как вовремя Родине долги отдавать. И в какой позе это делать. Мне, кстати, эта его привычка читать что ни попадя как-то дорого стоила. Оформляя планшет "Крепче дисциплина – выше боевая готовность", я оживил текст вкраплениями матерных анекдотов. Так они и провисели там год. Пока командор не заметил сие в припадке неконтролируемой грамотности. Что стоило мне 10 суток губы. Но мне было не привыкать к арестантской романтике.

Но я не об этом.

Утро. Тишина. Скрип сапогов похмельного офицера, его негромкие ебуки про себя сквозь икоту. Наконец его взгляд натыкается на огнетушитель. Икая и мучаясь, отец-командир зачем-то стаскивает его с гвоздя. Шевеля губами, читает инструкцию. Инструкция завораживает и гипнотизирует мозг военного, захватывает власть над сознанием и требует выполнения. На моих вытаращенных глазах зомбированный майор чётко выполняет написанное. Ну там перекидывает рычаг, срывая пломбу, переворачивает и трясет. Ат мудак!

Огнетушитель, как ни странно, оказывается вполне исправен и начинает с утробным рёвом поливать всё вокруг пеной. Гнусная инструкция с мерзким хихиканьем покидает голову несчастного, и тот обнаруживает себя посреди вверенного ему подразделения с филиалом Везувия в руках. Ат мля!

Пару секунд его ещё клинит, потом свет разума проливается на эти, с позволения сказать, мозги, и он с дикими глазами, пугая меня, проносится мимо тумбочки к туалету. Ответственный по роте офицер, что ночевал в казарме, вылезает на шум и видит:

1. Весь коридор в пене.

2. В двери туалета мелькнула жопа командира.

Офицер мчится вслед (я тоже), где мы обнаруживаем в тубзике над очком любимого начальника, ведущего неравный бой с огнетушителем. Дракон в его руках предсмертно бьётся и хрипит, но не утихает.

– Товарищ майор, что случилось?!

А вот действительно. Я бы на месте отца-командира затруднился бы ответить на этот вопрос подчинённого. Ну вот какие варианты? Меня мама мудаком родила, – вот что случилось. Или скажи отцу моему, что б впредь предохранялся, а то такая же херня случится вновь? Но то ж подрыв авторитета. К счастью идиотов сомнения им чужды.

– Вы бы чем пиздеть, лейтенант, лучше помогли бы!

– Есть!

Летёха скачет в коридор, хватает второй огнетушитель, рвёт на нем пломбу, переворачивает и несётся помогать командиру тушить железобетонный унитаз. Ай мама. Последние силы оставляют меня в умывальнике, и я корчусь там на кафеле, не в силах поднять голову и досмотреть этот цирк.

В такой эмбриональной позе меня и застают два взъерошенных огнеборца, вывалив из потушенного толчка.

Увидев этих нахохлившися запененных кретинов с обессиленными огнетушителями в руках, я одновременно потерял дары речи и субординации. Я тупо выл на полу, поджимая ноги к животу. Офицеры-россияне попытались немного попинать свидетеля, дабы привести в чувство, но попытка провалилась. Меня в тот момент из истерики и расстрельный взвод не вывел бы.

Потом мне долго и нудно грозили в канцелярии расправой за разглашение государственной тайны. И вправду. Узнают враги, каковы у нас офицеры и всё. Война не за горами. В общем, сетуя на несдержанность языка, я вытребовал себе тёплое местечко подальше от глаз начальства. Что соответствовало и их интересам. Что я на них смотреть не мог спокойно, – меня опрокидывало, что они шли красными пятнами при виде меня в корчах.

Так что мы старались минимизировать наши встречи. Я же честно хранил закон омерты.

До дембеля.