Для собственного понимания я выделил несколько правил, коих придерживался неукоснительно.

1. Поначалу стесняться говорить матюками, заменяя их словами-паразитами, как правило, сказанными невпопад. Постепенно расслабляясь, заменять слова-паразиты привычными ебуками. Подобное характерно для людей, нечасто думающих, а если и думающих, то исключительно матом.

2. Как можно чаще употреблять не к месту словосочетания «Как говорится, эта, вот, и тд, и тп..»

3. Часто заканчивать предложение на самом экспрессивном месте на полуслове, их (нас) постоянно аффазивно клинит от сильных эмоций.

4. Перебивать всех за столом и самого себя тоже.

5. Раз в несколько минут нарушать все вышеперечисленные правила хлёсткой запоминающейся сентенцией, тешащей душу собеседника, иначе выпрут из-за стола как совсем тугого.

6. Пучить глаза.

7. По возможности не совпадать мимикой и интонацией со смыслом (если он есть) сказанного. Хороши повторяющиеся и неумело исполняемые гримасы, как-то ленинская хитринка, внезапные приступы ярости и тд..

8. Приставать к собеседнику с идиотскими вопросами, как-только он окончательно потерял нить вашего повествования.

9. Жарко дышать ему в ноздри чем-нибудь вкусным и плохо переваренным.

10. Приглашающе смеяться в абсолютно невесёлых местах…

11. ну и 12…13…итд…

Коля, кому, как нажрётся, страсть как надо кого-то привести под свои знамена, тут же переключился на меня. Пара наводящих вопросов «В каком полку служили, корнет?» да «где родился?», и Колина система опознавания ошибочно определила во мне своего, да ещё и готового на вербовку неофита. Начал Коля апокалиптически, по его словам, нам всем давно писец подкрался незаметно, мировая закулисья злобно торжествует, надежды нет, всё тонет в фарисействе, жизнь пройти не мудями трясти.

Я оказался благодарным слушателем, Коля вскрывал мне страшные тайны геополитики, известные лишь единицам, и почерпнутые им из газеты «Завтра». Вообще типаж оказался колоритным. Кромешь в его башке была яркая и многослойная. То есть Николай был истово православен, но с укором, потому как Перун и Даждь-бог всё же нам ближе, зачем, мол, капища жечь, был монархистом, не одобрял Романовых, чтил Иосифа Виссарионыча, уважал Гитлера и ненавидел грузинов.

То есть у него в башке спокойно сожительствовали Сварог, Богородица, Адольф Алоизович и Джугашвили, совершенно не мешая друг дружке. Наконец Коля временно иссяк, закончив тем, что правительство намеренно уничтожает население и поинтересовался моим мутным взглядом на это безобразие. Аккуратно соблюдая все вышеперечисленные пункты, я удовлетворил его любопытство.

– Да, Коля! – Заорал я, орошая его капустой, квашенной в виски. – Да! Вот это вот я вот всегда и думал-то! Только не знал! А ты как сказал, так я всё-то и понял! Сто пудов эти суки нас как тараканов душат! Я тебе больше скажу! Вот ты Николай, вроде за народ аты, мне вотона что скажи, – ты на электричке-то сам ездил?! (тоном «Ты Ленина видел?»).

Николай, будучи несколько ошарашенным такой бурной реакцией на вербовку, пробормотал что-то в том духе, что, а как же.

– А ты там переходы над путями видел?!

– Ну?

– А на переходах железные сетки приварены над проводами, не обращал внимания?!

– Ну есть вроде, а что?

– А зачем они там, Коля?!

– Ну-у… не знаю, наверное, чтоб не прыгали…

– Нет Коля! Чтоб не прыгали, надо на всю длину ставить, а эти суки только над проводами! Так зачем?

– Н-не знаю…

– Что бы не ссали, Коля! Что бы на провода народ не ссал с переходов, дорогой ты мой человек! Ты понял?

– Что?

– Что? Смотри, Коля, поссать на провода с моста случайно не получится. Надо встать, рассупониться, вымерить расстояние, прицелиться и, попав, получить заряд бодрости в 3000 вольт в зал.пу. Это ж каким дол.бом надо быть, Коля! А эти мрази наверху не дают им ссать на провода! И смотри, Коля, не поссыт этот мудила с Нижнего Тагила на провод, потыркается, помыкается перед сеткой, да и засунет свой отросток назад в портки. А потом воткнёт его какой-нибудь Дуньке в кику! И таких же недоссавших на провода нарожает. Таким образом правительство лишает народ права естественного отбора, о котором ты мне столько говорил, Николай. И популяция вымирает, как мамонты, точно по твоим словам! Ткнёт такой, кому место давно на рельсах обугленными яйцами дымить, пальчиком шаловливым своим в кнопочку – х.як! И Курск утонул! Х.як! И Чернобыль взорвался! Да к тому же ты прикинь, сколько железа на эту приблуду идёт! По всей стране-то! Они ж их и над трамваями, и троллейбусами не ленятся присобачивать!

Николай как-то потерялся. В его голове стало тесновато. Железная сетчатая защита от вездессущих дураков никак не втискивалась между Адольфом и Иосифом. Я не замедлил этим воспользоваться. Как выяснилось, толпа к этому времени давно следила за ходом нашей беседы.

– И вот ещё Коля. Я тя слушал, всё ты верно вроде базаришь, я только одного в толк не возьму, как ты, русский человек Гитлера хвалишь? Тебе 20 лямов душ православных, преставившихся через твоего благодетеля мало что ли?

Коля, не ожидавший подобной атаки с фланга, забормотал что-то про не всё ему нравящееся у Алоизыча, а токмо про жидов, а так он очень даже против, но было поздно. Инициатива была потеряна.

– Коля, может ты клопов тоже защищать станешь?

– Зачем?

– Дак они ж пархатых тоже грызут! Давай разводить их всем жидам назло, а сами потерпим! Я тебе вот что скажу, Николай, – малый ты не дурак, но и дурак не малый. Будь тут мой деда, он бы тебе глаз на жопу натянул и не посмотрел бы, что ты за народ душой теснишься.

Вдруг в мой гнусный план издевательств и глумлений вписался Его Величество Случай. Какой-то улыбчивый идиот из Колиной пристяжи вдруг вписал шефу в пятак. Все повскакивали с мест, и началось… Какие эмоциональные, какие искренние парни, умилился я, ныряя под стол. Наверху всё пыхтело, хакало, трещало и сдавленно материлось. Под конец, когда народ уже подустал, я несколько оживил ситуацию, пошвыряв немного мебели в стеклопакеты. Туда же и сиганул сам, благо было невысоко, да и начал я себя ощущать лишним на этом празднике жизни. К тому же сердце вещало, что на подходе были менты, а мне не улыбалось отвечать, откель там столько всякого интересного и незарегистрированного. Я и вправду не знал. Так чего мне своей тупостью и неосведомленностью путать следствие, спрашивается?

С легкой душой провокатора я растворился в предрассветных сумерках.

Колю закрыли. Офис тоже. Об этом мне поведал Боря, который свалил, как-только я начал вещать. Как выяснилось, происшедшее для него не явилось неожиданностью, чего-то подобного он и ждал. Вот и дружи после этого с такими суками.

P.S. Решётки над проводами ставятся именно с вышеуказанной целью. Узнавал у железнодорожников. Поджаренные ссыкуны-гриль – бич РЖД.

Среди огромного количества моих недостатков отдельной красной строкой идут друзья. Подобрать название для этой шоблы довольно затруднительно. Подонками не назовешь – большинство довольно неплохо обеспечены, и к городскому дну отношения не имеют, негодяи – тоже не годится, ибо народ в большинстве своем армию прошёл, сволочью – тоже не пойдёт, так как несудимые. Интересующихся отсылаю в янд поинтересоваться изначальными значениями названных прозвищ.

Я предпочитаю заимствованный термин «оскотиненные человекообразные». Поскольку у друзей, как известно, нет недостатков, а только особенности и наша способность с ними мириться, то мне они давно глаза не режут. Разве что удивила та решимость, с коей моя жена взялась за борьбу с этим явлением. Использовались все средства вплоть до дуста. То же, что люди они незаурядные и обаятельные, только повышало накал ненависти, так как делало их, по её словам, гораздо опаснее.

В конце концов она таки отвадила народ от дома, и добрая традиция припереться ко мне без звонка в гости среди ночи вдвадцатером с цыганами, ручным медведем, бубнами, проститутками и доброволками-давалками сошла на нет. А жаль.