Я потеряна, разбита, раздавлена…

Я сопротивлялась своим чувствам сколько могла долго, а когда в конце концов поверила ему и согласилась с тем, что у нас действительно может что-то сложиться, я получила вот это разоблачающее его видео.

Показывающее, что я вещь, дешевка, всего лишь обыкновенная игрушка для него….

Он говорил люблю столько раз, он дарил цветы и изящные, очень красивые украшения, а за спиной отзывался обо мне как об одноразовой для использования девушке, которую он с легкостью выкинет за ненадобностью, как только я соглашусь на окончательные отношения с ним.

Мне сложно в это поверить, практически невозможно. Но вот перед глазами он, сидящий на диване в каком-то клубе, и заявляющий кому-то, что не сдалась я ему, и что пусть катится, как только получит свое.

Умереть было бы менее болезненно, чем проживать эти отчаяние и боль от понимания, в какой же ужасной лжи я существовала все это казавшееся счастливым, даже не смотря на препоны родственников, время.

И как же правы оказались все они - мама, тетя, Володя, сестра.

…

Он уходит почти равнодушный и абсолютно точно разочарованный. Усталость сквозит в его жестах, осанке, походке. Не понимает, не в курсе еще, что я уже все узнала про него.

И я не хочу, чтобы он так и оставался в полном неведении. Наверное, это было бы не совсем честным по отношению к нему.

Я должна рассказать.

Но, к сожалению, мое притяжение к нему слишком велико, а моя воля слишком слаба, чтобы я могла позволить себе поговорить с ним об этом с глазу на глаз. Он переубедит меня тут же, не сходя с места. Уверена, он найдет слова, он всегда их находит.

А я не хочу…не хочу снова обманываться и верить несуществующему.

Слишком вымотана и все, что мне нужно, это на некоторое время остаться одной, чтобы забыться и просто ни о чем не думать.

Не хочу никого видеть и слышать, устала, мечтаю о ночи спокойствия и полного одиночества.

…

Стоя возле двери и слушая отдаленно доносящиеся из-за нее голоса своей тети и Володи, я понимаю, что не могу сейчас взять и вернуться к ним, словно уставшая побитая дворняга.

Пусть они и были правы во всем.

Но просто не могу.

Это лишь укрепит их позиции и усилит их давление на меня. Они снова начнут настаивать на замужестве...

Рассчитывала, что смогу остановиться у Гордея, но и тут все оказалось против меня. Так выходит, что мне некуда сейчас идти.

Но вместе с тем мне страшно ночевать в подъезде или всю ночь бродить одной по улицам. Я не нахожу другого решения, как позвонить сестре и попросить переночевать у той ее подруги Лизы, к которой едет сейчас она сама.

- Да, Ариш, - отзывается сестра, как только я набираю ее номер.

- Виол, я…послушай, - произношу, понизив голос до максимально возможного.

Спускаюсь на нижний лестничный пролет, чтобы тетя не смогла услышать мой голос из-за двери.

- Послушай…у меня тут…

- Ариш, не тяни пожалуйста, ты же знаешь, что я этого не люблю. Что у тебя случилось?

- Я поругалась с тем парнем, у которого хотела переночевать, и теперь мне негде, - выпаливаю я. – Домой возвращаться не хочу. Не могу просто. Не сегодня.

Облокачиваюсь о холодную шершавую стену, прикрываю глаза. Мне хочется сползти по этой стене вниз, и я, подумав, что никому не станет от этого хуже, так и делаю.

- Так, Арин, - голос сестры придает некоторую уверенность и поселяет надежду. - Сейчас ты успокоишься, вызовешь такси и приедешь к нам. Поняла?

- Да, хорошо.

От облегчения я готова расплакаться.

- Арин, ты здесь? Слушаешь?

- Да, да, - киваю я, с радостью осознавая, что у меня есть тот человек, на которого я точно могу положиться.

Хотя и переживаю, что помешаю…Ви с малышом и сама в очень сложной сейчас ситуации.

- Лизка нормальная, не выгонит, - Виола словно читает мои мысли. - Тем более у нее все уехали на неделю. Адрес сейчас тебе скину. Вызывай такси. Я и сама скоро там буду. Встретимся, поговорим. Все обсудим.

- Хорошо, спасибо, - шепчу, проглатывая катящиеся по щекам слезы.

А потом делаю так, как говорит сестра.

…

Выходя из такси и встречаясь у подъезда с Лизой, которую сразу узнаю, хоть и не виделись мы с ней примерно пару лет, я ожидаю чего угодно, но только не того, что следом за мной каким-то образом приедет Гордей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не понимаю, откуда, почему, как так получилось, но едва вижу его, с невыносимым и каким-то диким отчаянием во взгляде, у меня сердце все сжимается, а земля со стремительной скоростью начинает уплывать из-под ног.

- Арин, нам надо поговорить, - наступает он и пытается приблизиться ко мне.

А я уже не соображаю ничего, кроме того, что немедленно должна сбежать, ускользнуть, не попасть снова под влияние…

Больно сейчас. Мучительно, просто невыносимо…

Задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь…

Нет, Гордей, нет, нет, нет. Не надо ничего объяснять.

Пожалуйста, не надо, не надо.

Что ты можешь объяснить, если я увидела и услышала все своими глазами.

Я чуть не совершила непоправимую ошибку с тобой.

Но даже без этого, все же не дойдя до последнего шага, после чего окончательно потеряла бы себя, мне больно. Еще как больно. Очень сильно больно.

Ни капельки, вот просто ни капельки не меньше.

Меня словно по живому режет осколками нашего хрупкого, но первого и очень серьезного для меня чувства.

Меня тоже режет, Арин, убеждает меня его взгляд.

Не просто режет. Выворачивает. Умираю, без преувеличения умираю без тебя.

И мне хочется верить. Нестерпимо и безоглядно хочется снова верить ему.

Такого отчаяния и какой-то неуправляемой, едва граничащей с невменяемостью дикости, в его глазах я не улавливала еще ни разу за все наше недолгое, но закружившее ураганом, перевернувшее и разделившее всю мою жизнь на до и после, знакомство.

А сейчас…

- Не отпущу. Не отпущу я тебя, блин, не отпущу, - отрывисто бросает он и вот я уже не понимаю, как получается, но я оказываюсь в его горячих и судорожно сжимающих меня объятиях.

Не соображаю ничего, но по инерции начинаю яростно вырываться из его рук. Чувствую, как он зарывается носом в мои волосы. Как стискивает в каком-то диком неуправляемом угаре мои плечи.

Как просит снова и снова меня успокоиться и выслушать его, потому что он совершенно не чувствует того, что говорил тогда, когда кто-то снимал его на видео.

Он не знает, кто это был.

Он утверждает, что произнес это не подумав, когда был на взводе, потому что ревновал меня к Володе.

Но разве самые потаенные мысли не вырываются у нас в пылу ссоры или спора?

- Я не думаю так, Арин, люблю тебя. Очень...Сильно…Только тебя…

Люблю, люблю, люблю…

Я тоже очень люблю его. Нестерпимо, горячо, болезненно…

Без его уверенности и силы чувствую себя одинокой и потерянной. Он словно моя вторая половинка. Лучшая часть меня, выражающая те качества, которых так недостает мне самой.

Мне очень хочется принять его объяснения, но перед глазами стоит и не дает этого сделать дурацкое видео. Та часть жизни Гордея, о которой я в силу отсутствия опыта, а может по каким-то другим причинам, например, по причине природной глупости или близорукости, не имею ни малейшего представления.

- Мне никто не был нужен, Арин. Только о тебе думал. И тогда, и сейчас …Может, кто-то и снял…но…все не так совсем...ты ведь чувствуешь...

Я чувствую.

Чувствую, как дрожит его рука, когда он осторожно берет мою, тянет и прижимает к своей груди. Ощущаю, как неистово сильно и волнительно колотится под моими пальцами его сердце.

Вот бы только все, что он говорит, оказалось правдой. Вот бы только поверить ему снова…

Слезы непроизвольно начинают катиться из глаз, и Гордей стирает их с моих щек, прикасаясь и ловя их губами.

Он делает это так нежно, чувственно, будто теряя себя во мне и растворяясь в этих до дрожи волнующих меня саму прикосновениях.