На этот раз всё пошло иначе. Начать с того, что капитан «Пегасуса» не обратил ни малейшего внимания ни на лихорадочное мигание фонаря Ратьера, которым с мостика «Таймыра» передавали требование остановиться, ни сделанные один за другим три предупредительных выстрела. Попытка связаться с нарушителем по радио результата тоже не дала — по словам радиста, эфир был совершенно забит какими-то странными помехами. Авиаматка тем временем описала крутую циркуляцию легла на курс, ведущий прочь из территориальных вод. А поскольку «Пегасус» обладал хоть и небольшим, но преимуществом в скорости по сравнению со старичком «Таймыром», командир сторожевого судна после очередного, уже четвёртого по счёту предупредительного выстрела (снаряд лёг в нескольких саженях от скулы) отдал приказ перейти на стрельбу на поражение — пока что теми же практическими снарядами. Пограничники не хотели жертв в команде нарушителя.
Из трёх оставшихся практических снарядов, в цель попал только один — угодил в высокий борт и безвредно канул в угольных коффердамах авиаматки, подняв небольшое облачко чёрной пыли. В ответ с мостика «англичанина» протарахтела пулемётная очередь, выбившая щепки из деревянной надстройки старого ледокола, и ранившая сигнальщика. Шутки на этом закончились, и следующий снаряд, который заряжающий матрос второй статьи Сушков засунул в казённик своего орудия, был уже шрапнельным — с дистанционной трубкой, выставленной, как и советовал, машинист дядя Мирон, на удар.
Таймыр к этому моменту шёл параллельным курсом с английским судном с некоторым отставанием, и дистанция между ними составляла около четырёх с половиной кабельтовых. Расстояние это медленно, но увеличивалось, но наводчик уже успел пристреляться, и вторая по счёту шрапнель прошила тонкий фальшборт и разорвалась на полубаке, осыпав свинцовыми шариками палубу и мостик.
Эффект от этого попадания был несоизмерим с ничтожным (по меркам морских баталий, разумеется) калибром пушки Лендера. Одновременно погибли капитан «Пегасуса», рулевой и старший офицер авиаматки, так же находившийся в этот момент на судне. Ещё семь человек получили ранения разной степени тяжести — многие офицеры, не занятые непосредственно на своих боевых постах, поднялись на мостик, чтобы полюбоваться происходящим — и были вознаграждены за своё любопытство порцией шрапнели и осколков стекла из разбитых окон рулевой рубки. Среди пострадавших был штурман «Пегасуса», носивший погоны лейтенант-коммандера (что примерно соответствовало командиру корабля 3-го ранга в Морских силах РККА), а так же Джоунс, тоже не отказавший себе в удовольствии подняться на мостик, чтобы наблюдать за погоней.
Хуже было то, что в воцарившейся ненадолго на мостике панике некому оказалось взять на себя управление судном. Убитый рулевой, падая, крутанул штурвал, и нос «Пегасуса» быстро покатился в сторону берега. На «Таймыре» же сочли этот маневр попыткой выйти из-под обстрела, и ответили беглым огнём— благо теперь «англичанин» находился в зоне обстрела обеих пушек Лендера, стоящих на ледоколе. В ответ лихорадочно тарахтел «Льюис» и, надо сказать, не безрезультатно: одна из очередей проредила расчёт кормового орудия и заставила его умолкнуть — пока английский пулемётчик (сержант морской пехоты из состава взвода, приданного экспедиции) не был срезан ответным огнём «Максима», установленного на надстройке «Таймыра».
— Заряжай! — заорал командир орудия. — Снаряд где, стерво?
— Он убитый, тащ главстаршина! — отозвался наводчик. У него самого из пробитого пулей плеча текла кровь, но в данный момент это было не главное.
Главстаршина обернулся — заряжающий лежал на спине, уставив застывшую веснушчатую физиономию в небо, и в серых глазах отражались проплывающие редкие облачка. Грудь форменного бушлата пересекала строчка пулевых отверстий, но толстое сукно впитало кровь, и ни единого алого пятнышка не было на тщательно выскобленной во время недавней приборки палубе.
А ты чего встал — старшина спустил грохочущее, словно горный обвал, матерное ругательство, обращаясь к Семёну, испуганно прижимавшему к груди трёхдюймовый снаряд в жёлтой латунной гильзе. Не видишь — убит товарищ, значит, надо занять его место!
Матрос торопливо кивнул, кинулся к казённику и умело (учили всё-таки!) забросил унитар в зев казённика. Секундой позже пушка выпалила, посылая очередную порцию свинцовых пуль, заключённых в чугунный шрапнельный стакан, в сторону британской авиаматки. Бой продолжался.
Через четверть часа «Пегасус» уже горел — удачно пущенный снаряд разбил бочку с авиационным бензином, неосторожно оставленную в кормовом ангаре, и теперь пожарные партии отчаянно боролись с набирающим силу пожаром. Но на скорости и управляемости судна, это, однако, никак не сказалось — место убитого капитана на правах старшего по званию занял Джоунс, поминавший недобрыми словами Кроули, накаркавшего-таки беду на их головы. В самом деле: если бы на гидроавианосце сохранили прежнее вооружение, принесённое в жертву вместимости, его бы вполне хватило, чтобы показать русскому корыту, где раки зимуют — а теперь приходится удирать самым унизительным образом, отстреливаясь из единственной пехотной трещотки…
Обломки на мостике разобрали, срастили перебитые шрапнельными пулями штуртросы. К штурвалу встал второй сигнальщик, и гидроавианосец, раз-другой рыскнув на курсе, повернул форштевень на норд. Продержаться требовалось всего несколько минут — из-за горизонта уже высовывалась трёхногая мачта «Каледона», спешащего на помощь своему подопечному.
Появление лёгкого крейсера сразу изменило рисунок боя — разумеется, в пользу англичан. Стреляли они неплохо — уже третий залп лёг близким накрытием, причём новейшие осколочно-фугасные снаряды рвались при соприкосновении с водой, осыпая старенький ледокол градом осколков. Продолжать преследование в такой ситуации было сущим безумием, и командир приказал поворачивать. К тому моменту на «Таймыре» вышли из строя уже семь человек, трое убитыми и ещё четверо ранеными — пулемётчик, заменивший у «Льюиса» погибшего сержанта морской пехоты, знал своё дело туго.
Первое прямое попадание случилось через три минуты после того, как «Таймыр» начал разворот. Шестидюймовый снаряд, выпущенный из орудия BL Mk XII башни «В», разорвался на полуюте, уничтожив паровую лебёдку, выкосив целиком расчёт пушки Лендера и покалечив саму пушку. В течение следующих пяти минут в старый ледокол угодило четыре таких же снаряда, причём один из них разворотил мостик, уничтожив всех, кто на нём находился, во главе с командиром корабля. Теперь уже «Таймыр» лишился управления и принялся бесцельно описывать циркуляцию, поскольку руль остался в положении «лево на борт». Положение спас трюмный машинист — выбравшись на залитую кровью палубу, он понял, что судно никем не управляется и, встав к штурвалу на запасном рулевом посту, направил «Таймыр» к недалёкому берегу, туда, где в серых лужах пенились буруны. Выброситься на берег — это был единственный шанс спасти уцелевших из команды, а заодно и снятых с луды англичан.
Радист, не обращая внимания на осколки, пробивающие тонкие стенки радиорубки, лихорадочно стучал ключом, посылая в эфир залпы морзянки. Каким-то чудом ему удалось пробиться сквозь заполонившие эфир помехи, и оставалось только надеяться, что кто-нибудь сумеет принять этот последний рапорт погибающего корабля. А с полубака «Таймыра» продолжала стрелять уцелевшая пушка. Семён заряжал, а главстаршина, нацеливая орудие через ствол (с наводчиком, как и с прицельными приспособлениями, покончил осколок английского снаряда) вколачивал одну за другой шрапнели в корму «Пегасуса», охваченного пламенем от кормы до передней дымовой трубы.
— Команде приготовиться покинуть судно! — крикнул Джоунс и в жестяной рупор. Пламя, вырывающееся из разбитого русскими снарядами ангара уже подбиралось к мостику. Вот-вот огонь доберётся до скрытых под палубой цистерн с запасами авиационного топлива, и тогда...
