— Никак нет, товарищ особоуполномоченный! — ответил военинженер. — Этот аппарат называется «телеграфон», изобретение датского инженера Поульсена. В фонографе, видите ли, для записи звуковых колебаний используется покрытый воском валик, запись же нарезается специальной иглой. А здесь используется стальная лента» запись же производится особой магнитной головкой. Это позволяет…

— Можно без подробностей. — великодушно разрешил хозяин кабинета. — Я слышал про телеграфоны, но полагал, что в них используют стальную проволоку…

— Это новейшая модель фирмы «Блаттнерфон». Здесь вместо проволоки применяется стальная лента — она реже запутывается и рвётся. Мы недавно получили этот аппарат из Англии и только-только успели его освоить.

— Успели, говорите? — Агранов потрогал пальцем катушку, на которую была намотана блестящая стальная лента. — Это замечательно, что успели. Аппаратуру на месте монтировали тоже вы?

Команду установить прослушивающую аппаратуру на конспиративной квартире, числящейся за Спецотделом ОГПУ, он дал, сразу, как только узнал, что начальник упомянутого Спецотдела Глеб Бокий встречался там с изгнанным из лубянского кабинета Трилиссером.

— Так точно, я. — кивнул военинженер. — Сам проверял качество записи с микрофонов. Мы поставили их три — так, чтобы во время работы можно было переключать запись с одного на другой.

— Весьма разумная предосторожность. — кивнул Агранов. — А готовую запись вы прослушивали?

— Так точно. — военинженер облизнул языком губы. — Надо же было убедиться, что запись качественная…

Волнуется, понял Агранов. Значит, на записи что-то по-настоящему опасное. Такое, о чём даже сотрудник технического отдела их ведомства, которому по долгу службы постоянно приходится иметь дело с государственными секретами, предпочёл бы не знать. Что ж, тем лучше, тем лучше…

— Запись получилась вполне приличная. Продолжал, справившись с волнением, военинженер. — Только слушать придётся через наушники, звук слишком слабый, иначе не разобрать. Позвольте…

Он откинул в задней стенке ящика крышку и извлёк оттуда большие эбонитовые наушники на электрическом шнуре. Повозился, прилаживая клеммы на панель прибора.

— Готово, товарищ особоуполномоченный! Позвольте объяснить: вот эта клавиша — включение записи, вот эта — остановка. Если захотите прослушать какой-нибудь фрагмент записи ещё раз, то вот этот рычажок, сверху, управляет перемоткой. Вправо — вперёд, влево назад.

— Как-нибудь разберусь. — Яков Саулович взял наушники и надел на голову. Военинженер сунулся было поправить, но замер, напоровшись на недовольный взгляд.

— Вы, товарищ, подождите пока в приёмной. Если понадобится что-нибудь по технической части, я вас вызову.

— Значит, решено. — Трилиссер поднялся из-за стола — сегодня, видать, была его очередь в волнении расхаживать по комнате. — Пусть Барченко попробует повторить опыт Либенфельса с этими, как их…

— Зомби. — подсказал Бокий. Он, не в пример прошлой их встрече, сохранял видимость спокойствия, только хлестал коньяк рюмками, усидев на пару с собеседником полную бутылку. — Немцы называли их на гаитянский манер, а наши умники предпочитают другой термин. — «мертвяки».

— Ну, пусть будут мертвяки. — согласился собеседник чекиста. — Лишь бы не случилось такого конфуза, как в замке у Либенфельса. Барченко уже решил, как он собирается их контролировать?

— Пока думает. Он тоже поначалу предположил, что Либенфельс ошибся с переводом, из-за чего его твари вышли из повиновения, но теперь он считает иначе. Говорит — не хватает чего-то важного, какого-то обязательного условия, без которого успеха нельзя достичь в принципе.

— И что именно? Какой-то ингредиент… тинктура?

— Это, Меир, из области алхимии, а покойник такой ерундой не баловался. И Барченко тоже не собирается. Нет, то, что ему нужно, прячется за неким «порогом Гипербореи». Об этом, кстати, и в книге есть — вернее, в тех переводах, что привезли из Палестины наши посланцы. Немного и довольно туманно, но это словосочетание определённо встречается.

— «Порог Гипербореи»… задумчиво повторил Трилиссер. — Право слово, звучит как какое-то шаманство…

— Шаманство и есть. Барченко, когда понял о чём речь, аж затрясся. Он ведь именно у шаманов выспрашивал во время своей экспедиции, где искать эту Гиперборею! И до сих пор уверен, что нашёл, только не смог разгадать, как туда проникнуть. Они, видишь ли, кроме фигуры на скале и пирамид, сложенных из каменных плит, нашли неподалёку от того озера какую-то то ли пещеру, то ли тоннель, то ли лаз, уводящий глубоко под землю. Причём тоннель этот явно искусственного происхождения — стены ровные, потолоквысотой три метра, полукруглый, сводчатый. Барченко убеждён, что через этот лаз можно попасть в скрытое от людей подземное царство — ту самую Гиперборею. И теперь отказывается вести любые работы, пока не доберётся до этого самого «порога».

— А ты что? — сощурился Трилиссер. — собираешься ему потакать? Снова?

— Ну… — Бокий покачал головой. — Слушать Барченко так или иначе придётся, кроме него никто толком не понимает, что делать дальше. Но я убедил Гоппиуса повторить опыт Либенфельса, не дожидаясь результатов поисков. Разумеется, в безопасных условиях, новые жертвы нам не нужны.

— А материал? — негромко поинтересовался Трилиссер. — Из кого он будет делать этих ваших мертвяков? Тут, согласись. Без жертв никак…

— Материала хватает. Я добился распоряжения отсрочить исполнение расстрельных приговоров, которые выносятся в Харькове, и сейчас там для нас накапливают… контингент.

— Что ж, логичное решение. Работать будете там же, в коммуне?

— С ума сошёл? — Бокий казалось, даже испугался, услыхав это предположение. — Мы, конечно, кровавое чека и всё такое — но там всё же дети. Нет, местечко уже подыскали — это неподалёку, заброшенный кирпичный завод. Сейчас там ведутся подготовительные работы, разумеется, втёмную. Строители полагают, что там будет новое производство. Когда закончат — мы их вывезем и заменим своими людьми.

— Полагаешь, у Гоппиуса ничего не выйдет? — негромко спросил Трилиссер. Чекист пожал плечами.

— Кто ж его знает? С одной стороны, опыт готовится не в пример основательнее, а с другой — Барченко, возможно, прав. В любом случае, мы должны быть готовы к любому варианту.

— Я именно это имею в виду. Если Гоппиус добьётся успеха — придётся как можно скорее перебрасывать мертвяков в Москву и… ну, ты понимаешь, куда.

— Понимаю. — Бокий поджал губы. — И уже готовлю всё необходимое. Кстати, я собираюсь подключить к разработке операции Корка[1] — он, если ты не забыл, командует войсками Московского округа, и может оказаться нам чрезвычайно полезен.

— Охрану Кремля несут части ОГПУ. — заметил Трилиссер.— Корк ими не распоряжается.

Шпильку насчёт забывчивости он пропустил мимо ушей.

— На этот случай у нас имеется Петерсон[1], как-никак, комендант Кремля. Что до Корка, то он равно понадобится — не в этот раз, так в другой.

[1]Рудольф Августович Петерсон — с 1920 по 1935 гг. комендант Кремля. Расстрелян в 1937-м по обвинению в принадлежности к контрреволюционной террористической организации.

Имей в виду, Меир, подготовка к февральскому пленуму — это так, на всякий случай и, скорее всего, не пригодится. А вот на июль намечен Объединённый пленум ЦК и Центральной контрольной комиссии, и тон на нём будет задавать Сталин и его прихлебатели. Эксперимент Гоппиуса намечен на февраль, но если он закончится неудачей — а я в этом почти не сомневаюсь, — у нас останется ещё четыре месяца на поиски «Порога Гипербореи» и реализацию идей Барченко.

Он неожиданно сильно ударил кулаком по столешнице — пустые коньячные рюмки, звякнув, подпрыгнули. — Это шанс, Меир, и упустить его было бы глупо. Я хочу сам, своими глазами увидеть, как наши мертвяки растерзают Кобу и его шайку! А что до тайных знаний гиперборейцев, о которых так радеет Барченко — с ними потом разберёмся… если доживём.