— На карте видно, что через шесть километров будет небольшое поселение, — говорит Нина. Она обгоняет нас, разворачивается лицом и указывает на свой нарукавник. — Сделаем перерыв?

— Согласен! — с энтузиазмом восклицает Бен. — Мне уже жрать охота…

— Мы можем поесть и по дороге, — говорит Ваня. — Останавливаться, когда во времени мы и так ограничены — не лучшая идея.

— Не думаю, что с ребятами случиться что-то за те пятнадцать минут, которые мы потратим на привал, — подключаюсь я.

— Не в этом дело, — Ваня качает головой. — Мы до восьмого числа должны вернуться домой.

— Почему?

— Потому что восьмого призма поменяет своё направление, и портал, перенёсший нас сюда, закроется.

Ноги врастают в землю. Для счёта не требуется много времени: сегодня пятое сентября, а значит у нас только три дня на то, чтобы найти Марка, Сашу, Лию и вернуться домой.

Казалось бы, не страшно — шесть часов на дорогу до столицы, обратно уже можно будет открыть портал, ведь мы знаем, где расположена призма. Но где гарантия, что ребята будут в столице? К тому же, вдруг Лия ещё не успела отыскать Марка и Сашу? Сейчас они могут находится в двух противоположных концах страны!

Без Лии я отсюда не уйду. Бен — без Марка. Интересная у нас выходит ситуация.

— Вы серьёзно? — спрашиваю я. Уже без удивления, поразившего меня сначала, но всё ещё растеряно. — Почему сразу не сказали?

— Хочешь сказать, что тогда не пошла бы? — уточняет Бен.

— Нет, пошла. Просто такое лучше знать заранее.

— Мы успеем, — уверяет меня Нина.

— У нас нет другого выхода, кроме как успеть, — замечает Ваня.

Вот она — разница между слепой уверенностью и пониманием ситуации. Нина с Беном просто делают, рассчитывая на то, что последствия будут не самые страшные. Ваня же знает, какими именно будут последствия, и уже от этого просчитывает каждый свой шаг в попытке их изменить.

Обе эти тактики имеют место быть, и я пока не уверена, какая подходит лично мне. А потому выбираю самую здравую — Ванину. И предлагаю ребятам ускорить шаг, чтобы не тратить время, которое для нас не безгранично, на топтание на месте.

Шесть километров — это немногим больше часа ходьбы в умеренном темпе. Шесть километров — это ровно двадцать восемь Беновых шуток, пятнадцать Нининых колких замечаний, одиннадцать Ваниных заумных фактов, и бесконечное количество моих собственных тяжёлых вздохов. Ноющая боль в уставших мышцах голени уже почти не чувствуется, да и голова из ватной превратилась в просто бетонную.

Мне уже всё равно. Свались сейчас с неба какой-нибудь метеорит, я едва ли поведу хотя бы бровью.

Температура стабильно держит один и тот же градус. Моя одежда полностью высохла, и теперь я тоже ощущаю жар на коже. Приходится снять когда-то охлаждающую ветровку и повязать её на талии.

— Тебе нужно обработать рану, — напоминает Ваня под истошные вопли Бена, с которым Нина, после очередной глупой шутки, решила разобраться физически.

— Всё нормально.

— Температура, совершенно другой воздух, плюс открытое соприкосновение с чужой для твоего организма водой. Ты могла занести инфекцию…

— Займёмся этим, когда сделаем привал.

Мы достигаем края дороги. Дальше — спуск по холму, который ведёт к низине, где за высоким забором в хаотичном порядке возвышаются двухэтажные дома. Ворота забора распахнуты настежь.

— Нас приглашают войти, — говорит Нина.

Она лезет в рюкзак к Ване и достаёт оттуда бинокль.

— Ловушка или гостеприимство? — спрашивает Ваня.

Нина, смотрящая вниз через бинокль, жмёт плечами.

— Понятия не имею, но никакого движения не засекаю. Секундочку. — Нина что-то переключает на бинокле и снова прикладывает его к лицу. — Мама дорогая…

— Что такое? — нетерпеливо спрашивает Ваня.

Он едва сдерживается, чтобы не нырнуть Нине под руку и глянуть самому.

— Там трупы. Море трупов…

Мы с Беном переглядываемся. На его лице застыла маска, от которой у меня перекручивает внутренности. Сейчас мы с ним об одном думаем, и гадать не надо: найдём ли среди трупов своих друзей?

Я бросаю взгляд на поселение, мысленно проклинаю себя за то, что собираюсь сделать, и первая пускаюсь вниз по склону.

Здесь, на равнине, где стоит едва ли город, скорее, деревушка, природа меняется. Серый грунт остаётся, но к нему прибавляются растения: настоящие, зелёные, некоторые из них — цветы. В воздухе ощущается влага, и даже температура воспринимается по-другому. Я отвязываю ветровку от пояса, на ходу снимаю рюкзак и накидываю куртку на плечи.

Удивительно. Я оглядываюсь на ребят. Склон — не крутой, и едва ли большей протяжённостью, чем двадцать метров, а такая разница в погоде.

— Как местные относятся к стражам? — спрашиваю я у Бена, который первым меня настигает.

Он тоже одевается на ходу.

— Доурина и Дмитрий старые приятели, поэтому нормально, наверное.

Ваня останавливается в паре шагов от нас, чтобы перевести дыхание. Последней спускается Нина, но только лишь потому, что параллельно что-то набирает на нарукавнике.

— А что?

— Просто что мы здесь чужие. От того, как к нам отнесутся, многое зависит.

Бен задумчиво пожёвывает губы. Затем вытаскивает конфету из бокового кармана рюкзака, разворачивает фантик и целиком суёт её в рот.

— Ты слишком много думаешь, — заключает он. — Прямо как хранители.

— Она уже выбрала защитников, смирись, — говорит подошедшая Нина.

У неё в руках складной арбалет, приведённый в состояние полной боевой готовности. Бен касается ножей на переднике своего комбинезона. Ваня, как не владеющий оружием хранитель, просто напрягается. Я проигрываю в голове процесс вытаскивания меча из крепления на рюкзаке.

Повисшую паузу заполняет лишь крик пролетающих мимо птиц. Я провожаю их взглядом: одна — ярко-синяя, с длинным хвостом и одним жёлтым крылом. Другая — почти сливается с небом, если бы не чёрный клюв.

Мы подходим ближе к воротам. С каждым шагом мне всё больше хочется остановиться или даже убежать прочь, пока не поздно. Я пока не готова сражаться. Не готова защищать себя. Я чувствую силу, которая, благодаря клятве, теперь стала моей частью, но всё ещё не знаю, как ей пользоваться.

Дайте в руки ребёнка заряженный пистолет. Как скоро падёт первая случайная жертва, и какова вероятность, что ею не будет сам малыш?

Я — ребёнок. Магия во мне — пистолет. И в этом пистолете сейчас полный магазин. Я держу его в руке, под его тяжестью прогибается спина. Я хочу попробовать выстрелить, но боюсь отдачи и боюсь промаха.

Но больше всего боюсь того, что кто-то другой сможет заставить меня обратить дуло моего пистолета к собственному виску.

Прежде чем окончательно войти в поселение, Ваня просит нас подождать. Он берёт пробу с поверхности ворот, собирает на крошечный белый бумажный квадрат каплю красной жидкости, размещает её на выездной из наладонника пластине. Спустя десять секунд результат высвечивается на дисплее.

— Кровь феникса, — сообщает Ваня.

Нажимает на бок наладонника и вынимает пластину с пробой. Запечатывает её в пластиковый пакет для утилизации, а на её место ставит чистую.

— Сделать привал уже не кажется такой уж хорошей идеей, да? — говорит Бен.

Его горькая усмешка — отражение моих собственных мыслей.

Но чёрт с ним. И мы шагаем за ворота.

Все дома в поселении сделаны из крупного камня, как и извилистые дорожки, петляющие между ними. Что странно, растений тут ещё больше, чем снаружи или на холме, и они не только зелёные, но и красные, оранжевые, жёлтые. В целом, по атмосфере напоминает Старую Европу — ту самую, которую Даня однажды изобразил на своей картине в одном из пейзажей, срисованных с книжки.

Я очень бы хотела восхититься окружением, но Нина, на нашу беду, не соврала — на мощёных тропах, ведущих от одного дома и до другого, лежат бездыханные тела. Я начинаю считать их, но когда дохожу до семи, останавливаюсь из-за нехватки воздуха в лёгких. В какой-то момент я попросту перестаю дышать.