— Очень смешно, — фыркаю я, упирая руки в бока. Затем вспоминаю, для чего на самом деле вытащила Бена на улицу, и на выдохе произношу: — Вообще-то, я хотела с тобой поговорить.

Бен на мои слова внимания не обращает. Зарылся в коробке с оружием чуть ли не по самые плечи, что-то старательно выискивая. Я решаю продолжить:

— На самом деле не нравится мне всё это. Раньше я думала, что план сносный, но сейчас… Не поторопились ли мы? Может, стоило копнуть чуть глубже, и тогда нашёлся бы способ остановить Власа сейчас, а не Христофа в прошлом? Просто есть сомнения… — Я издаю нервный смешок. — Если что-то пойдёт не так, теперь это будет моя вина.

— Чего? — Бен выныривает из коробки. Его брови вскинуты, в глазах застыл немой вопрос. К откровениям такого рода он явно готов не был. — Ты нахрена мне всё это рассказываешь?

— Я так больше не могу, — опускаю взгляд на розовую полосу на руке — всё, что осталось от раны, нанесённой Эдзе. Не разбираюсь в хиромантии, но Ваня сказал, что порез был проведён точно по линии жизни. — Нужно с кем-то поделиться…

— Не знаю, заметила ли ты, но я не лучший психолог.

— Знаю, — обрываю его я. — Знаю. Именно поэтому и рассказываю всё тебе.

Бен выпрямляется. В одной его руке зажат нож, а в другой — короткая металлическая палка с заострённым концом. В какой-то момент мне кажется, что Бен собрался убить меня на месте, да и дело с концом, но вместо этого он протягивает мне палку, успевая перевернуть её рукояткой вперёд.

— Держи, — говорит он. — Складная металлическая дубинка с наконечником, который… — Бен замолкает, ожидая, когда я приму оружие. Кладёт нож обратно в коробку, подходит ближе и указывает на ручку, — … который, если её повернуть, становится трезубцем.

Я поворачиваю ручку, раздаётся щелчок. Наконечник троится, распуская заострённые лепестки подобно смертоносному цветку.

— Недурно, — присвистываю я.

— А ещё удобнее, чем бегать по горам с мечом, изображая из себя короля Артура.

— Ага, — я выставляю руку с дубинкой вперёд. — А так я похожа на папашу Ариэль.

Бен прыскает. Замечаю, как он мельком оглядывается по сторонам, пока вновь возвращается к поиску чего-то в коробке.

— Итак, — протягивает он нехотя. Морщит нос и кусает нижнюю губу, будто только что получил лёгкий удар в живот. — Ты хотела о чём-то там поговорить.

— Уверен, что не начнёшь биться в конвульсиях?

— Нет, не уверен, — Бен качает головой. — Но что-то мне подсказывает, тебя это всё равно не остановит.

Когда он снова поднимает на меня глаза, я вижу медленно исчезающую с губ улыбку и сдвинутые к переносице брови:

— У тебя лицо такое же, какое было тогда на крыше, — говорит он. — А мы сейчас на земле стоим. Всё так плохо, что ли? Окей… Давай, рассказывай.

— Не понимаю, почему нам нельзя дождаться утра, — говорит Бен.

Его недовольство выражено в образовавшихся вокруг прищуренных глаз мелких морщинках, в напряжённо скрещенных на груди руках, в ногах, которые не находят себе места, то и дело пиная всё вокруг, включая воздух.

— Нельзя больше медлить, — произношу я. — Мы и так ходим по краю. Вдруг, в эту самую секунду у Христофа кончается терпение?

— У Власа, — поправляет Бен. — И восемь часов погоды бы не сделало! А так…

— Какая разница, если тут всё время светло? — встревает Нина. — Не знал бы ты, что сейчас первый час ночи, решил бы, что пора вставать.

— Я, по-твоему, совсем дебил? — Бен поднимает голову к небу.

Серо-розовое, как и обычно, только молочный солнечный диск чуть ушёл за горизонт, уступив место ярким жемчужинам звёзд.

— И всё-таки у Христофа, а не у Власа, — напоминаю я. — Парень тут ни при чём.

— Парень тут ни при чём, — передразнивает Бен, завышая голос чуть ли не до ультразвука. — Когда вы успели подружиться?

— Тогда, когда он пустил меня в воспоминания своего дядюшки, — прыскаю я, подражая его интонации.

Бен кривит губы. Не понимаю, почему он до сих пор относится к Власу с пренебрежением. И мне, и Ване удалось разъяснить всем, кто жертва, а кто охотник, и что Влас виноват лишь в том, что родился племянником крайне целеустремлённого и тёмного душой Христофа… Всем, кроме Бена. Он будто не видит разницы между ведущим и ведомым, между марионеткой и кукловодом.

Не видит или не хочет видеть?

Эдзе аккуратно отрезает три одинаковых по длине полоски Нитей и протягивает одну каждому из нас: Бену, Нине и мне. Но я свою не принимаю.

— Я пойду к Власу, — поясняю я. — Если он увидит Нити у меня на запястье, он всё поймёт.

Эдзе кивает и кладёт мой отрезок Нитей на треугольный стол, теперь располагающийся напротив костяных ловушек.

— Только не забудь взять их, прежде чем зайти внутрь, — предупреждает он. — Иначе твои друзья исчезнут, а тебе придётся торчать здесь, в компании незнакомцев.

— Хотите сказать, ступив в ловушку, я уже не смогу из неё выбраться?

— Пока не вернутся твои друзья, — спокойно поясняет Эдзе. Вы трое связаны с момента, как каждый завяжет Нити на запястье, — Нина так и замирает, не до конца затянув чёрно-белый узел, — и до того, как последний их разрежет.

— Советую вам особо у меня в голове не копаться, — Нина дёргает Нити, проверяя, достаточно ли туго завязала и не сильно ли при этом стягивает кожу. — Такое увидите раз — потом вовек не забудете.

— Если я правильно понял, вы не будете читать мысли друг друга, — подаёт голос Ваня, до этого всё время стоявший в стороне и молчавший. — Связь эмоциональная, не ментальная.

В последние часы Ваня ведёт себя крайней странно. В основном молчит, отвечая на вопросы односложными предложениями, но при этом явно что-то перебирает в голове. Такой Ваня очень меня настораживает. Я не могу понять, что его беспокоит, по выражению лица, как обычно проделываю с Даней, у которого каждая эмоция — целый немой диалог.

— Слава, — зовёт Эдзе. Он легко бьёт пальцами по столу, привлекая моё внимание. Указывает на Нити, затем на своё запястье, имея в виду мою руку. Я киваю. Тогда он подбрасывает саму катушку в мою сторону, и я, не с первой попытки, но ловлю её. — Будь осторожна.

— Мне нужно было идти одной, — говорю я, не отрывая взгляд от горизонта.

— Ещё чего, — фыркает Лиза. Непроизвольно, мы шагаем в ногу. Это начинает немного раздражать, и я специально проскакиваю один шаг, сбивая темп. — Мало ли, на что способен этот парень.

— Меня Влас не тронет, — заявляю с уверенностью.

У него уже был шанс прикончить нас с Беном, но он им не воспользовался. Что может поменяться сейчас? Тем более, когда я несу ему долгожданный артефакт?

— Даже если и так, — Лиза останавливается сама и тормозит меня, схватив за край футболки и потянув назад. — Это не для тебя, это для меня, ясно? Я тоже защитница, и не могу сидеть в стороне, пока идёт война.

— Это не война, — полувопросительно произношу я.

Должно быть, Лиза услышала резко сошедший на неуверенность тон моего голоса — она самодовольно хмыкает, приподнимая подбородок.

— Ты не видишь во всём, что происходит, войны лишь потому, что никогда раньше участвовала в них. А мы воюем день и ночь, и каждый раз это выбор, который приходится делать не в лучшую для нас самих сторону… Тебя просто не успели предупредить.

Лиза закатывает рукава своей клетчатой хлопковой рубашки и тычет пальцем в левую руку. Символы клятвы поблёскивают в сером свете солнца.

— Знаешь, что это? — спрашивает она тоном, которым обычно поучают маленьких детей.

— Клятва, — произношу я.

Ответ-то правильный, но она явно не к нему меня подводит.

— Это ответственность за чужие жизни.

Я киваю. Лиза качает головой. Она не верит, что я поняла смысл её слов.

— Ты когда-нибудь спасала чью-то жизнь? — спрашиваю я чуть погодя, когда мы возобновляем движение и, согласно карте на моём нарукавнике, находимся уже почти рядом с тем местом, на которое Влас дал мне ориентир.