После мы перемещаемся обратно к груше.

— Держи равновесие, — произносит Бен. — Стой на обеих ногах. Не вешайся на мешок, как на своего парня.

— Очень смешно.

— Не толкай, а бей. Если закрыть глаза, твой удар должен быть звонким шлепком, а не глухим стуком, — продолжает Бен. — И помни, что удары должны быть постоянны. В идеале: перерыв между каждым — не больше двух секунд.

Звучит как что-то достаточно простое. Я киваю и приступаю к пробам. Однако на практике всё оказывается гораздо сложнее. Я начинаю задыхаться, а перерывы между комбинациями у меня выходят катастрофически длинными.

— Попробуй чередовать удары по схеме «один-два-один-два», — говорит Бен.

У него интонация зазнавшегося наставника. Он сосредоточен на моих руках. Кажется, мне удалось окончательно его отвлечь.

— То, что ты сейчас делаешь, называется: «Если я буду так же сражаться на миссии, меня прибьют в первую же минуту», — обречённо вздыхает Бен после моей очередной неудачи. — И, Боже, подними руки выше! Теоретически, тебе уже миллион раз попали по голове.

— Ты худший учитель в мире, — я опускаю руки, за что тут же получаю пятернёй между рёбрами. Приходится поднять их обратно в стойку.

— Не заставляй меня снова ронять тебя на ковёр, — угрожающе произносит Бен.

Я сжимаю челюсть, вспоминая о синяке на рёбрах, который заметила вчера вечером, когда переодевалась ко сну.

— Ты прав, — говорю я. Оборачиваюсь и заглядываю Бену в глаза. Они у него светло-серые. — Даже если я стану защитником, мне понадобятся десятилетия, чтобы добиться хоть чего-нибудь.

— Ой, брось, — Бен качает головой — его явно поражает то, как быстро я сдаюсь. — Всего ты добьёшься. — Он показывает мне предплечье, где символы клятвы едва ли можно сейчас разглядеть. — Эта штука поможет.

— Чем?

— Я до клятвы был таким же неудачником, как ты.

— Врёшь.

— Конечно, вру, я всегда был крутым парнем, и вообще драться научился раньше, чем ходить. Мои предки тоже защитники. Я уже знал, кем буду, когда впервые сюда пришёл.

Везёт же. Кто бы мне помог определиться.

— Ну а ты? — вдруг интересуется Бен. — Уже решила?

Я жму плечами.

— Даю подсказку: синий тебе не очень идёт. О, — Бен тянет руку к моему лицу. Секунду спустя я вижу грязную травинку между его пальцев, — и вот это тоже.

Затянувшуюся и немного неловкую паузу прерывает чей-то крик наверху. Кто-то зовёт меня по имени. Ещё через секунду на лестнице появляется Полина.

— Слав, там к тебе пришла подруга, — произносит она как-то странно.

Будто предупреждает о чём-то. Я бросаю взгляд на Бена, тот пожимает плечами. Это, должно быть, Лия. Может, она уже успела что-то разузнать? Но ведь едва ли прошло больше двадцати минут после нашего разговора!

Она, конечно, ведьма, но не всемогуща же.

Я поднимаюсь наверх за Полиной и сначала вижу Рэма, Лизу и Нину. Они отходят в сторону, я замечаю Лию. Пришла она не одна.

Нет. Только не это.

Пожалуйста, пусть это будет Ваня.

Но тот человек дёргает Лию за рукав и наклоняется, чтобы что-то сказать ей на ухо. Ваня, вчера испугавшийся Лису, не подошёл бы к Лие так близко.

А значит, всё пропало.

— Даня? — зову я.

Брат, как только видит меня, срывается с места. Расстояние мы сокращаем мгновенно, и вот я уже в его объятьях.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я.

— Последовал твоему совету и позвонил Лие, — отвечает Даня.

Только сейчас понимаю, как сильно по нему соскучилась.

— Тебе нельзя тут быть. И Лие тоже. Особенно Лие.

— Почему?

Я не успеваю ответить, потому что слышу шаги. Кто-то спускается по главной лестнице.

Я не верю в Бога, но сейчас молюсь всем, кто, теоретически, может мне помочь, включая и его, и Вселенную, и судьбу — пусть это будет не Ваня.

Кто угодно. Уж лучше Дмитрий.

Но меня снова никто не слышит.

Я понимаю, когда взгляды Вани и Дани пересекаются, потому что в это же мгновенье руки, обнимающие меня, безвольно опускаются вниз.

Мой мир трещит по швам.

Это должно было произойти тогда, когда мы все будем готовы. Сейчас — худший момент из возможных.

Я задыхаюсь.

Они смотрят друг на друга, я смотрю на них.

Время останавливается.

Первой тишину нарушает Нина:

— Скажите мне, что не я одна это вижу.

Я разворачиваюсь. Теперь смотрю на Ваню, а Даню непроизвольно пытаюсь скрыть за своей спиной. Знаю, что это бесполезно, потому что он на голову меня выше, но сейчас мозг почти не соображает. Всё, о чём могу думать — это как повернуть время вспять и выставить Даню за дверь раньше, чем появится Ваня — его близнец.

Тот самый, о котором он ни сном, ни духом.

— Это мой брат, — произношу я сипло. Затем откашливаюсь и добавляю: — Приёмный. Ва… То есть, Даня. Его зовут Даня. Даниил.

За спиной какое-то шевеление. Я оглядываюсь через плечо. Озадаченность на лице Дани сменяется испугом. Испуг — удивлением.

— Даня, — зову я. Брат опускает на меня глаза. — Это Ваня.

— Один из этих? — Даня беззвучно шевелит губами, подбирая слово. — Как их там, чёрт подери… стражей?

— Лия тебе рассказала?

Даня кивает. Снова смотрит на Ваню. Я могу только догадываться, что сейчас творится у него в голове.

— В общих чертах, — подаёт голос Лия.

С ней я вообще не хочу разговаривать; так подставить меня — это надо было постараться!

— Почему мы с ним одинаковые?

Это спрашивает Ваня. Он окончательно спускается на этаж, делает ещё пару шагов нам на встречу и замирает. Суёт ладони в карманы джинсов. Прямо за его спиной, как молчаливый ангел-хранитель, стоит Лена.

Не знаю, какого ответа Ваня ждёт. Голова взрывается тысячами фейерверков. Мне не хватило времени на то, чтобы продумать этот разговор. Я понимала, что, рано или поздно, мне придётся поставить этих двоих перед фактом: получите, распишитесь, вы — близнецы! Но я и представить не могла, насколько нервным на самом деле будет это напряжение, и насколько многое будет зависеть от слов, которые я скажу.

Даня выходит из-за моей спины, теперь мы с ним стоим плечом к плечу. Чувствую исходящий от него холод и не могу удержаться, чтобы не коснуться его ладони. Пальцы ледяные. Я стискиваю их в своей руке и, возможно, впервые в жизни не получаю в ответ совершенно никакой реакции.

— Кто это? — спрашивает Даня, указывая на Ваню свободной рукой.

— Я же сказала…

— Нет, Слав, — Даня обращается ко мне, но не сводит взгляд с Вани. — Кто это?

— Я не знаю, — честно отвечаю я.

Я могу поделиться с ним моими предположениями, которые вынашивала последние пару ночей, но ведь от этого они не превратятся в правду!

— Когда у тебя день рождения? — спрашивает Ваня.

— Двенадцатого марта, — отвечает Даня.

Ваня кивает. Это жест подтверждения, дескать, так я и думал.

— Значит, ты приёмный, — продолжает Ваня.

Не знаю, к чему он клонит, но это всё же лучше, чем просто стоять и пялиться друг на друга в полнейшей тишине.

— Полагаю, ты тоже.

— Свою настоящую фамилию знаешь?

Даня дёргает плечом. Чувствую на себе его взгляд и качаю головой. Мама никогда не говорила о прошлом Дани: ни о родителях, ни о причине, по которой они его бросили, ни о фамилии, ни тем более о том, почему она решила принять его в нашу семью. В один момент Даня просто стал её мальчиком. А мне пришлось смириться, привыкнуть и, незаметно для самой себя, полюбить его, как родного брата.

— Филонов, — говорит Ваня. — Я узнал об этом, когда стал стражем.

Обдумываю его слова. В писании Авеля появляются фамилия и имя стража, данные ему от рождения — именно так сохраняется кровная ветвь, позволяющая определить, чьим родственником является новичок. Не важно, кто именно из родителей был стражем, и не важно, согласились ли родители на эту свою привилегию, когда пришло их время — так или иначе, каждый ребёнок, рождённый в семье стражей, бывших, настоящих или несостоявшихся, получает в наследство этот ген.