Лично он ничего не заметил. Лекарства хорошие пришли из Германии, ведет себя адекватно, мыслительный процесс не нарушен.

— А вы поговорите о музыке, о временах года, о самых пустяковых вещах, — продолжила Михайловна. — Егор Андреевич, пять лет уже прошло. Первые звоночки прозвучали ещё на прошлой неделе – не могла вспомнить, зачем нужна зубная паста. Мелочи, согласна, но дальше… — практически перешла на шепот.

— Сколько?.. Сколько ещё есть времени?

— Три месяца – максимум. Потом, по любому увеличение доз, возможно, новые препараты.

— И?..

— Потом ещё два-три года, а дальше будет видно. Вы ведь понимаете, что только благодаря качественному уходу и своевременному обследованию Галина Сергеевна ещё с нами. Это самое главное.

Егор пораженно прислонился к стене. Всё к этому шло. Медленно, но уверенно. Посмотрел на копошащуюся возле стола мать, и такая во рту разлилась горечь, что свело скулы. Тот случай, когда все деньги мира бессильны. Когда его любовь и забота не играет роли. Мозг не может противиться болезни. Неизбежное саморазрушение, когда человек не то, что не сможет вспомнить своего имени – есть и пить не сможет. Потому что забудет, что для этого нужно делать.

— Егорка, ну чего ты там застрял? Я уже всё приготовила.

Сидя за столом и обсуждая самые безобидные темы (только не попытку рейдерского захвата), смотрел на родного человека и словно видел впервые. С виду – здоровая женщина. И не скажешь, что больна неизлечимой болезнью. Неожиданно молниеносная догадка прошибла подсознание. Эти выцветшие, припорошенные сединой волосы, мягкий овал лица, брови вразлет и огромные, пускай и покрытые сеткой морщин выразительные глаза – всё это вместе отдаленно напоминало Матвееву. Так вот что привлекло его в девушке с самого первого взгляда.

— Всё, Вал, на сегодня хватит. У меня уже голова не соображает.

— Поддерживаю. Всё равно самое главное обсудили.

Егор допил приготовленный собственноручно кофе и выдохнул через нос дым. Накурился до опупения. Ничего не мог с собой поделать. Раньше, только начинал чувствовать приближение  нервного перенапряжения – шел в спортзал выпускать пар. Сейчас… и хотел бы сходить, да времени нет. Вторые сутки без сна. Глаза красные – охренеть можно, а он как заведенный. Всё никак не успокоиться. Пока не наметили дальнейший план действий, и домой ехать не собирался. Какой вообще сон, вы о чём?

Вместе вышли на улицу. На последней ступеньке Вал остановился, протянув на прощание руку.

— Мир, дружба, жвачка?

Егор улыбнулся:

— Я с тобой не ссорился, — крепко пожал руку, в который раз убедившись, что такой друг как Валентин – на вес золота.  

Встретившись под вечер в офисе, первым делом принялись за решение возникшей проблемы, и недавняя стычка сама собой отошла на задний план. О Лиде не говорили. Толку? И так всё ясно. Зато обоюдно согласились, что пока обойдутся без ассистентки. Им и Матвеевой хватило.

— Завтра как обычно?

— Я не знаю, где буду через час, а ты о завтрашнем дне талдычишь, — ответил Егор.

Вал посмотрел на звёздное небо, наслаждаясь свежестью после дождя.

— И всё же… что с Лидкой будем делать?

Ни один мускул не дернул на лице Егора. Спокойный, как удав. Но Вал знал, что всё далеко не так просто.

— Пока не знаю. Дай немного перевести дыхание. Уволить – слишком много знает. Держать при себе – доверие уже не то. Так только самоубийцы поступают. Вал, я похож на самоубийцу?

Дударев хмыкнул.

— Вот и я о том же.

— Я тут подумал… может, пускай останется на прежнем месте, только в должности секретарши? Кофе там, принеси-подай, иди нах** не мешай. Поставим стол перед дверью и пускай сторожит. Зато перед глазами. Что-то мне не спокойно за Моренко. Вдруг сдаст?

— Если до этого не слила, то и впредь не будет. Она прекрасно знает, где может оказаться в итоге.

— Ты о чем?

— Не бери в голову, — отмахнулся Егор, подойдя к машине. — Поговорим об этом позже. Сейчас важно найти сырье.

— Кстати, всё хотел сказать, — Вал впервые за день улыбнулся, не скупо, а открыто, практически до ушей, — сегодняшняя речь – нечто. Вот увидишь, «Прорыв» опередит всех. Пора задуматься о кресле мэра.

Не смотря на ноющую боль в руке, Егор рассмеялся. Ему-то? Спасибо, конечно, но он лучше ещё поживёт.   

Наконец попрощались. Шутка ли, одиннадцать часов ночи. Странно, но спать не хотелось.

Целый час катался по городу, собираясь с мыслями. Носился по тёмным улицам, слабоосвещенным переулкам, спальным районам. Думал, полегчает. Какой там… Ни хрена.

Очнулся от того, что рядом с машиной истошно завопил котяра. Недоуменно осмотрелся по сторонам. Не хило так запетлял – прямо по курсу красовалась Лидкина пятиэтажка.

Стиснул голову руками и опустил лоб, прикрыв глаза. Широкую грудь приподнял глубокий вдох.

В который раз прислушался к ощущениям внутри. Чего там только не было. Но больше всего ему хотелось…

Никогда бы не подумала, что остаться одной в квартире настолько страшно. Ещё и эти бездомные коты, будь они неладны, полночи не давали уснуть. И сон, который вначале сморил, теперь убежал прочь. Так и лежала, свернувшись калачиком на прохладной простыне, прислушиваясь к звукам глубокой ночи. Через открытое окно было слышно, как у подъезда притормозила машина, переполошив надоедливых пушистиков. Наверное, такси. Потом хлопнула дверца и скрипнула подъездная дверь. Ненадолго образовалась тишина.

Лида перевернулась на правый бок, обхватив колени, и снова уставилась на переливающуюся под лунным светом штору. Смотрела в  одну точку с того самого момента, как вернувшись домой приняла душ, и упала на кровать, содрогаясь в рыданиях. Сердце в буквальном смысле разрывалось от боли и тяжкого груза вины. Из-за неё пострадали люди. Из-за неё Егор едва не лишился завода и понес убытки. Где-то в глубине души пыталась найти себе оправдание. Обижалась, что не смогли понять, что не увидели в её поступках стремления исправить ситуацию, да и вообще, не ведали, что за каждую, скрытую от Тимура информацию она расплачивалась, при чем весьма ощутимо. 

Не смотря на пережитый стресс – в голове пустота. Абсолютная. Белое полотно. Мысли все ушли ниже. Неприятно царапали горло, сдавливали сердце, ныли в желудке. Поэтому и прислушивалась к каждому шороху, пытаясь отвлечься.

Неожиданно замерла, сжавшись ещё сильнеё: обостренный слух уловил приглушенные шаги прямо за дверью. Вздрогнула. Словно вторя ее мыслям, раздался дверной звонок, а следом и постучали. Даже не так, дверь буквально слетала с завес, жалобно скрипя под мощными кулаками.  Ломились свирепо, с такой силой, что показалось, те сорвутся с петель.

Егор…

Безошибочно определила, что это он и сердце тут же рухнуло вниз, мучительно сладко завибрировав при падении.

Нельзя открывать. Пускай уходит. Нет её дома. Но вынос дверей и не думал прекращаться. Ещё не хватало переполошить соседей, чтобы вдобавок ко всему вызвали милицию.

Вскочила с постели и поспешила к двери, совсем позабыв, что с одежды на ней старая майка и стринги. Только когда открыла дверь и встретилась с обжигающим взглядом, поняла, что поспешила.

Егор прошелся по ней глазами, не упуская мельчайших подробнойстей. Начиная с аккуратного педикюра на ногах и заканчивая каштановой макушкой. Неожиданно. Словно удар под дых. Если мог бы, согнулся пополам, настолько она была сексуальной.

Решительно шагнул в квартиру, с грохотом захлопнув за собой дверь, и впился взглядом в серо-зелёные глаза. Был в курсе, что одна. Поэтому и осмелился на подобный маневр. Хотел закончить то, что не получилось вчера ночью. Только с одной небольшой поправкой.

— Зачем пришел? — Лида прислонилась плечом к стене, не пропуская вглубь квартиры. Пускай говорит, зачем приперся и проваливает. Она не намерена выслушивать  оскорбления. Он может ненавидеть её, презирать, наказать, как заблагорассудится, но не вешать ярлыки.