Почему-то хотелось, чтобы именно Егор наседал, требуя правды. Но он отстраненно играл поднятым с земли куском стекла, не обращая  на неё никакого внимания. Словно она пустое место, не вызывающее должного интереса.

Заговорила… С  разрывающимся от боли сердцем, с привкусом желчи во рту, начала с того момента, как Даню присудили к восьми годам заключения. Рассказала о нестыковках, о Тарановском, как он начал собственное, провальное расследование и о своем стремлении помочь брату любой ценой. Говорила монотонно, безэмоционально. Без надежды на понимание. Говорила и осознавала, что своими же руками уничтожила сразу несколько судеб.

— … я уже была готова к тому, что придется стать его игрушкой, как Тимур неожиданно ошарашил необычным предложением помочь друг другу. От меня требовалось совсем не много…

Прервалась, почувствовав на себе арктический взгляд.

Всё это время Егор не перебивал, вбирая в себя каждую букву, каждый звук. Как не старался, не мог остаться равнодушным. И это показное хладнокровие на самом деле стоило титанического усилия.

— … всего лишь соблазнить меня и доносить ценную информацию, так?

Закончил вместо неё, наблюдая за поникшими плечами и крупной дрожью, сотрясающей хрупкое тело. Мимолетное чувство жалости задавил ещё в зародыше.

— Знаешь, что мне интересно: почему не донесла об остальном? — Только этот момент сдерживал, не позволяя затаскать предательницу по судам. Ведь, несмотря на обволакивающую злость, смог отделить эти два факта. — Что тебе мешало? А-а-а, постой, постой! — В один миг оказался рядом и рванул девушку на себя, довольно грубо схватив за подбородок, с жадностью всматриваясь в опустошенные глаза, — Я понял! Тяжело задницей на двух стульях, да? Понима-а-аю, можешь не отвечать. Когда запахло паленным, быстро среагировала. Конечно, кто ж пойдет на такое. Брат ведь ничего не теряет, а ты… Слушай, а ты ни разу не предполагала, что он действительно мог сбить человека? Смотри… и ты не так невинна, как казалась по первой.

Лида дернулась, словно от удара.

— Ничего подобного. Мне плевать на твой договор. Можешь хоть сейчас засудить. Я верю, что Даня невиновен и этому есть доказательства.

- Конечно!! Разве я спорю. Тимур кого угодно заставит признать вину. А что же ты так сплоховала: и брата кинула и себя подставила, м? Не продумала, получается.

Молча вырвалась из цепких рук. Ещё недавно плавилась от одного только  их прикосновения. Признайся в своих чувствах – засмеял бы. Не поверил. Не могла сказать, что из этого было бы хуже. Лучше вот так, с отрезвляющей ненавистью.

Вал уже не смотрел на неё. Он тер лицо ладонями, зарывался руками в волосы и дергал за них, стоило только увидеть полуразрушенные здание и обгорелые стены.

— Я ху**ю. А я ещё настоял на поездке в Москву. Ловко же ты нас оприходовала, — произнес  потерянно. — Егор, а если бы были жертвы? Ведь этого всего могло и не быть? — и вдруг злостно зашипел, сдерживаясь из последних сил. — Скажи спасибо, что ты баба, иначе… 

Что «иначе» и так было понятно. Гневно махнул рукой и пошел к проходной, оставив Егора самого решать, как быть дальше. С*ка-а-а-а, да они едва не перегрызли друг другу глотки и из-за чего? 

А вот и первые, такие ненавистные слёзы. Они всё же потекли. Лида остервенело стерла их, в который раз посмотрев в холодные глаза. Странно, думала не выдержит скользившего в них презрения, а смогла. Просто чем больше смотрела, тем больше ненавидела себя.

— Ну как тебе хорошая девочка, а? — улыбнулась сквозь солёную влагу. — Узнал, в чем я ещё хороша?

— Узнал…

«Давай, не молчи, выскажи всё, выплесни всю злость. Добей окончательно».

Именно этого ждала, грандиозного скандала. Видела, как безудержная ярость неотвратимо и неизбежно ломала его, топила в кипящей лаве безумия.

Но Егор молча смотрел себе под ноги и мысленно прогонял в голове события минувшей ночи. Бл*дь, сколько же в ней противоречий. Дура-а-ак… Какой же он дурак.

— Значит, ты его… шлюха. — Не спросил, скорее констатировал. — И как? Нет, ну вот честно, мне интересно, каково раздвигать ноги перед одним, а течь перед другим? Прости, — поднял ладони, словив обиженный взгляд, — ничего личного. Констатация факта. И определение «шлюха» как раз в точку.

Вот она, долгожданная боль. Всё что было до этого — это так, цветочки. Сделала глубокий вдох, запоминая её, и спокойно, без излишних оправданий ответила:

— Я не «его шлюха» и никогда ею не была.

— Звучит не убедительно, особенно после того, что ты тут насочиняла.    

— Я не собираюсь оправдываться за то, чего не было.

— И правильно! Потому что я не поверю.    

— Садись!

Егор распахнул пассажирскую дверцу и выжидающе уставился на удивленную Лиду.

— Что, не ожидала? — хмыкнул, упиваясь её эмоциями. — А я такая культурная сволочь, что не могу позволить девушке п*зд*чить четыре километра, даже если она… — заметив, как она напряглась, всё же смилостивился, хищно улыбнувшись, — да ты и сама в курсе, кто она.   

Лида не стала изображать обиженные чувства. Не в её правилах – это раз. Всё равно не поверит – это два. Вел себя по отношению к ней вполне заслужено – это три. Она морально готовилась к подобному – четыре. Ну а в пятых… потемневшее над головой небо отнюдь не располагало к демонстрации задетой гордости.

Повисшая тишина убивала. Но после всего сказанного слова были лишние.

Егор ловко вырулил на трассу, отпустил руль, потянувшись к сигаретам, оставленным с утра на приборной панели и вытянул одну губами.

Лида зачаровано проследила за его движениями и, словив на себе насмешливый взгляд, поспешила отвести глаза.

— Будешь? — протянул сигарету.

Она отвернулась. Хотела огрызнуться, что сам дрюкал, а теперь сует как ни в чем не бывало.

— Как хочешь. Теперь мне пофиг. Можешь сколько угодно курить.

Тоскливо стало на душе от этих слов. Горько. Оказывается, есть она, душа. И болеть может и трепыхаться израненными крыльями. А ещё… страдать.

Не ждала Лида понимания, сиюминутного прощения. Отнюдь. В голове набатом стучали слова Студинского о невозможности простить предательство. От этого и мучилась, смотрела перед собой, стараясь не замечать пристального, испепеляющего взгляда, которым Егор одаривал её, выпуская дым.

Не сказала о повёрнутости Тимура на садизме. Не хватало ещё, чтобы подумал, будто давит на жалость. Ещё чего. Но он так и не понял, что признавшись во всем, она подставила не только себя, но и брата.

Не могла разобрать, что прячется в этих голубых глазах. Проскакивало там что-то сродни пониманию, и сразу пряталось за пеленой злости. Отдавшись во власть невесёлых мыслей, не сразу сообразила, что мчаться они уже больше сотни.

— Егор…

Взмолилась, в страхе вцепившись в кожаную обивку.

— Что «Егор»? — достал следующую сигарету, отпустив руль и чиркнул зажигалкой.

— Мы так можем разбиться!

— Них** — специально действовал на нервы, запутавшись в собственных чувствах.

— Сбавь скорость или останови машину! — Лида в ужасе уставилась на мелькавшие за окном пейзажи. На спидометре – сто шестьдесят. И это не предел. Максималка – двести шестьдесят.

— И не подумаю. А знаешь почему? Потому что не верю в твою фобию. Она не настоящая, как и ты сама. Скажи, Матвеева, ты настоящая?

Лида промолчала. Твою ж мать, до чего же она красивая. Смотрел на неё и сходил с ума от безумного желания сжать в объятиях, вжаться до хруста в костях, а потом проораться на всю глотку, показывая, насколько она его сломила. Такая идеальная снаружи, внутри же… Сильнее сжал руль, надавив на газ, на автомате переключая скорости. Х5 разогнался под двести, сливаясь с потоком грозового воздуха, ловко обгоняя попутки.  

Да он к ней со всей душой, а она…

Не смотрел на неё, не видел, как она сжалась, зажав голову между колен, и прикрылась руками. Не слышал её стенаний. Обезумел. Было важно только одно: