— Конкретно? — перехватил его взгляд Вал, заставив переключиться на себя. — Никого. Но она есть! Я чуйкой чую её присутствие, Егор. И дело тут не только в испарившемся грузе. Ты проанализируй остальные нестыковки. Я тебе отвечаю – нас кто-то сливает и при том умело. 

Студинский вяло улыбнулся, поблагодарив за кофе и сделал небольшой глоток, заглушая в горле  сигаретный дым. Ситуация была таковой, что уже курил в кабинете, наплевав на все запреты и личные правила. В голове такой бедлам – фиг поймешь, где здравая мысль и холодный расчет, а где – острая потребность сорваться с места и свернуть гниде шею, прям среди белого дня.

— Со стукачом разберемся, — поднес сигарету к губам и затянулся так глубоко, что легкие едва не разорвало. — Я думаю, стоит начать с Антонюка.

— Да-да, — закивал Вал. — Он, с*чара, давно на тебя зуб точит. Ты его тогда конкретно так опустил на собрании акционеров… Но рубить с плеча не будем. Пока только приставим хвост.

Лида опустила голову, спрятав лицо за распущенными волосами, и расположившись с краю стола, сделала вид, что ужасно занята. На самом деле она просто до боли сцепила пальцы, надавив с такой силой, что аккуратный маникюр врезался в кожу, оставив покрасневшие отметины.

Ужасное состояние. Угнетающее. Каждый раз, бросая на Егора мимолетный взгляд – умирала и заново рождалась. Сколько раз одергивала себя в стремлении признаться – не счесть и каждый раз перед глазами было лицо брата. Удовиченко не обманул: именно сегодня, с самого утра стало известно, что дело Матвеева взято на повторное рассмотрение в связи с множеством нестыковок. Кто дергал нужные рычаги – догадаться не трудно, а вот фамилию адвоката, взявшегося за дело, никто не слышал до этого момента. Удовиченко хорошо спрятал концы, ведущие к нему в этой теме.

Лида сидела тихо, боясь пошевелиться, словно любой звук мог спровоцировать повторение грандиозного взрыва. Хватит, с неё достаточно. Имела недавно такую возможность. Егор рвал и метал, не находя себе места, разнес половину депо, а потом, выдохнувшись, резко притих, потирая разбитые руки. А она, с каждым ударом не находила себе места, жалась по углам, прикрыв уши руками и закрыв глаза. Не видеть. Не слышать. Сердце разрывалось на части от продемонстрированной безысходности, а ему ещё хватило выдержки заметить её состояние и, успокаивая, прижать к себе, заключив в крепкие объятия.

— Прости… Не сдержался. Не знаю… со мной впервые такое. — Грудная клетка ходила под её ухом ходуном, сердце билось настолько громко, что казалось, ещё чуть-чуть и разорвется, а он зарылся лицом в её волосы и, вдыхая их запах, пытался выровнять дыхание.

Она хотела многое сказать, но так и продолжила стоять, прислушиваясь к бушующему урагану внутри сильного тела и проклиная себя за трусость.

  … Студинский отошел от окна, допив кофе. Чуть слышный запах сигаретного дыма окутал не только легкие, но и подсознание.

— Егор, — Вал рухнул в кресло и затарабанил пальцами по столу, — с этим разберемся. Как-нибудь разрулим. Не впервой. Вспомни 95-й? Словно вчера всё было. Наша ведь схема.

— Поставь по всему периметру охрану и на пропускной удвой.

— Думаешь, нагрянут?

— А ты сомневаешься?

— Я знаю только то, что теперь все объекты придется взять под контроль.

Егор горько улыбнулся, уверенно присаживаясь в кресло, плотно вдавившись в спинку.

— П*зд*ц, такое ощущение, что в президенты балатируюсь.

Вал гоготнул:

— Подожди, то ли ещё будет.

Лида посмотрела на Егора, не решаясь затронуть вопрос относительно субботней поездки в столицу, а надо бы. Взгляд у него какой-то неестественный, стеклянный и в то же время решительный. Где-то в глубине души шевельнулась маленькая надежда, что выстоит, сможет противостоять и нанести не менее ощутимый, ответный удар.

— Егор Андреевич, а как быть с поездкой на выставку в Москву? — застыла, ожидая ответа. В такой ситуации убедить сложно.

— И правда, — пришел на выручку Дударев, — Егор, я однозначно не поеду.

— А кто поедет? Федоровна что ли? — взбеленился тот. — Или ты предлагаешь мне тащиться? Я не поеду. Косяк с предыдущей партией, замес с металлом – я должен быть на месте.

— Мне кажется, — повысила голос Лида, привлекая к себе внимание, и  сжала ручку, пытаясь придать голосу уверенный нотки, — два дня ничего не решат. Вы должны присутствовать на съезде предпринимателей. Кто знает, каких птиц туда занесет, лишние договора не помешают. Не давайте повода распространяться сплетням о грядущем кризисе, а за «ТехМашем» Вал присмотрит. Так ведь? — улыбнулась Валентину и увидела в его глазах одобрение.

— Егор, девушка права. Сейчас нам надо держаться за карьер и представить его должным образом. Кто я такой, чтобы брать на себя такую ответственность? Ну нет во мне деловой жилки, что поделать?  А отстреляться, вдруг чего, я всегда сумею.

Стало тихо. Настолько тихо, что было слышно, как громыхает мостовой кран. К ним никто не заглядывал, боясь вызвать недовольство начальства. Местная секретарша в буквальном смысле слова залезла под стол, слыша через дверь отборной мат и повышенные тона. Ещё не хватало, чтобы и ей прилетело.

Егор перевел взгляд с Валентина на Лиду. Умом понимал, что говорят дело, а вот сердцем… сердце вопило не соглашаться.

— Ладно… — вздохнул, потянувшись за сотовым. — Уговорили. Лида, на тебе билеты и бронь номеров. Полетим самолетом. Вал – ты понял, да? На связи и практически живешь на заводе. Никаких отлучек.

— Понял, не дурак.

— Давай, — кивнул девушке, — я подброшу тебя домой, на сегодня хватит эмоциональной встряски.

Вал поднялся первым и перехватил Егора.

— Я с тобой к Берднику.

— Нет! — потянул на себя дверь, пропуская вперед Матвееву.

Дударев покачал головой, не разделяя подобного мышления. Генка самый настоящий бандит и просто так лишний раз пальцем не пошевелит.

— С ним опасно связываться…

— Не опасней чем с остальными. Долг платежом красен, а он мне должен, Вал, и при чем нехило. Я хочу тебя попросить – свяжись с нашими парнями в Воронеже и Донецке, пускай проверят тамошние склады. Как вариант, металл может осесть там. Если да, то заберем его, пока не поздно.

Лида шла немного впереди и ловила каждое произнесенное Егором слово. Нет, подобная информация останется при ней, однако угнетающее чувство тревоги неприятно засосало под ложечкой.   

Впервые за прошедшие три дня они остались наедине.

Егор отъехал от завода на приличное расстояние и остановил машину, съехав с обочины под развесистые ветки кленового молодняка. Трасса была безлюдной, не считая изредка проносившихся фур дальнобойщиков.

Лида сложила руки на коленях и повернула голову к Студинскому. Он тоже повернулся к ней, впившись взглядом во взволнованное лицо.

— Поговорим, предательница? У нас… — сверился с часами, — где-то минут сорок, — произнес с мягкой улыбкой, и только наличие этой улыбки сдержало порыв выскочить из машины и нестись, куда глаза глядят. Как метко он попал в цель, даже не подозревая, насколько оказался прав.

— О чем? — прошептала одними губами, наблюдая за тем, как Егор потянулся к её волосам.

— Например, о том, как ты слила меня, оставив наедине с самым настоящим Гитлером в юбке, а сама смылась и ни разу не навестила.

— Я знала, что ты в надёжных руках.

— Ммм, значит так, да? Хорошо, я запомню твою доброту. Память у меня на такие вещи отличная.

Каждое слово, сказанное в полголоса, открыто ранило и без того измученное сердце.

— Это всё или будут ещё темы для обсуждения?

— Ещё… — пропустил шелковые пряди между пальцев, сдерживаясь из последних сил, — я хотел сказать… что… — мысли путались, — веришь, не хочу тебя отпускать. Знаю, всё слишком быстро, но… я не могу делать вид, что ничего к тебе не испытываю.

Ей тоже было не легко. Глупо отрицать очевидное. Но если у Студинского это было влечение чистой воды, то у неё – самые настоящие чувства. Они и мешали сделать вдох, давя неприятной тяжестью.