И хоть во мне засел ужас, внизу все полыхнуло новой острой вспышкой. Такой несдержанной, что я с не присущим мне смущением почувствовала обильную влагу… И не я одна! Гордеев опустил свою ладонь прямо между ног, слабо сжав едва только не вибрирующий от желания клитор.

— Максим, — тяжело выговариваю я, ощущая его вес, который не позволяет глубоко вдохнуть, и с дрожью ощущая его коварные пальцы, которые лишь дразнятся, поглаживая и собирая влажность. Свои ладони опускаю на его бедра, которые слишком тесно контактируют с моей задницей, и на мое изумление, я не хочу выбираться из этих тисков.

— Господин Максим Викторович, — исправляет он меня с насмешкой, перехватывая мои руки, крепко удерживая их за моей спиной. — Но для тебя сегодня можно, как угодно.

Гордеев сбавляет обороты, сделав шаг назад, притянув меня к себе.

— Расскажи мне, как ты любишь… — шепчет он на ухо, и ему удается снять с меня платье, которое спадает до бедер. — У меня еще не было журналисток, — усмехается Максим, щекотливым жестом поднимая руку до моей груди, обхватывая ее нежным прикосновением.

— Освободи мои руки, и я все покажу, — он отпускает мои запястья, целуя обнаженное плечо. Я же перехватываю его ладонь с груди, поднимаю на свою шею, заставив его сжать меня. — Сильней.

— Мне нравятся твои пристрастия, Ярослава, — довольно говорит Гордеев, сдергивая мое платье на пол. — И туфли твои тоже мне нравятся. Не снимай их сегодня. Повернись ко мне, сладенькая…

Смущение давно обожгло мое лицо яркой вспышкой. Я оборачиваюсь, несколько напряженно улыбнувшись, положив руку на грудь Гордеева, всматриваясь в лицо мужчины, которое опаляет жаркое красное солнце. Он такой… Очаровательный, мужественный и… Черт, просто дьявольски сексуален!

— Господин Гордеев, мне не терпится перейти непосредственно к практике. К такой глубокой и всепоглощающей, как вы обещали, — говорю я, едва касаясь губами его губ. — И я не против сегодня побыть очень плохой девочкой.

— Насколько плохой? — интересуется Максим, обхватывая руками мои бедра, и наступает, заставляя двигаться к тому дивану, на котором я около получаса сгорала от смущения.

— Настолько, что Господин Гордеев может позволить себе наказать меня за плохое поведение, — усмехнулась я, поглядев на немного недоверчивый прищур мужчины, который всего в одно мгновенье развернул меня и наклонил на спинку мягкого дивана, приподнимая мои бедра так высоко, что я перестала касаться туфлями пола.

— С большим удовольствием, Ярослава, — почти прорычал Максим, пока я поудобней решаю устроиться на этом диване в подобном положении, с восхищением ощущая, как он расстегивает свой ремень.

Упираюсь руками в сидение дивана, сгибая ноги в коленках, обхватывая в подобном положении бедра мужчины. Это чертовски сексуально, поэтому, наверное, я начинаю забываться от возбуждения… Зато я громко вскрикиваю, когда ладонь Максима Викторовича громко шлепает меня по ягодице с характерной для мужчины силой.

Такой резкий напор сбивает мои руки, заставляя приложится щекой к дивану и протянуть ладошку к пылающей заднице, выгибаясь в спине. Но я так и не смогла потереть место удара, когда Гордеев перехватил мое запястье.

— Вторую руку, — в приказном тоне говорит мужчина, и я подсознательно беспрекословно подчиняюсь, поднимая вторую руку назад, за спину. Удивленно ощущаю, как на мои запястья ложится ремень, но на губах скользит улыбка, предчувствуя то, что ждет меня в следующий момент. — Послушная девочка.

— Не разочаруйте меня, Максим Викторович, — мой голос стал хриплым, и не совсем понятно, от чувств или от того, как я ощущаю, как он избавляется от одежды. Кажется, он достал презерватив из кармана брюк, разрывая его весьма шумно.

Гордеев наклоняется, прикасаясь своим прочным животом к моей спине, упираясь кулаками в сидение дивана перед моим лицом… Как в моих мыслях, когда он смотрел на мою коленку, поднимая взгляд и заостряя внимание на моих глазах, рассматривая лицо, и снова опуская взгляд на ноги.

Вместо какого-либо возможного ответа, он подбирает меня за бедра и с остервенением входит, выбив из горла сдавленный вскрик, заставляя стискивать связанные руки в прочные кулаки. И с непривычки все кажется совершенно искрящимся и наэлектризованным, оттого прекрасным до сумасшедших спазмов…

Он знал свое дело. Жарко, пылко, уничтожающе извращенно… Максим дарит мне возможность понять, что ничего подобного в моей обыденной жизни больше не случится, и Господин Гордеев то самое идеальное совершенство, которое увидеть и прочувствовать дано не каждому.

Господин Гордеев запретный плод для многих, но только не для меня. Только не этой ночью…

Следующая неделя. Четверг. День выпуска журнала «Мэрилин» № 213. Вечер.

До позднего вечера сижу в офисе, оставшись одна на этаже, несколько раз перечитывая свою статью в некой легкой эйфории, которая даже не угасала к наступающей ночи. Онлайн-журнал на нашем сайте очень крутая штука… И если раньше я могла внести некоторые правки в текст, то сейчас просто наслаждалась этим триумфом.

Сегодня я получила по ушам от босса, который в ярости метался по отделу, называя меня бесстыжей провокаторшей, и что, несомненно, уволит меня через корпоративную почту, если он увидит меня в течение этого дня. И пока шокированные читатели обрывали телефоны, забрасывая комментариями все социальные сети, поднимая на уши весь отдел, я перебралась до окончания рабочего дня к своему другу — Артему Морозову, пересиживая бурю с пончиками и ароматным кофе.

Только после шести часов вечера удалось вернуться за свой стол, принявшись за работу, которую я игнорировала всю неделю.

Перед выпуском журнала, мой хороший, нет, лучший друг — Артем Морозов, главный верстальщик — разместил другую статью в утвержденную версию журнала. Мою настоящую статью, от которой Игнат Ростиславович побледнел и до полудня не выходил из кабинета, разговаривая с руководством.

Но, сколько бы раз я ни прочла бесстыдную статью — я не могла насладиться тем чувством, что грело в груди… И к сожалению, не только в груди. Меня тянуло увидеть его лицо, когда бы он прочитал самые откровенные слова и даже предложения, посвященные известному и всеми любимому Максиму Викторовичу Гордееву. Нет, там не было ложи… Только немного фарса, щепотку утрирования ситуации и совсем ложечку измывательства за мое самое сложное интервью с последствиями.

Еще перед тем, как стало светать, я ушла из гостиницы, но пришлось терпеливо ждать, когда мужчина крепко уснет. Не отпускал до последнего и думаю, готов был разделить со мной завтрак… Но я решила не усложнять наши отношения, поэтому побыстрее привела себя в порядок и выпорхнула из номера. Охранник — Игнат, чье имя мне запомнилось только из-за тески с моим начальником, отдал мне вещи и провел к выходу под гнетущим взглядом. Не удивлюсь, если он зашел в номер Максима Викторовича и проверил его пульс после моего ухода. Я мысленно усмехнулась, ведь так, как потел Гордеев, должно быть. он действительно был в бессознательном состоянии.

Я помню, как пришла домой, и все было вполне нормально, только тяжелая усталость и невыносимая неспадающая нега между бедер… А вот утром начался действительно кошмар, когда я едва смогла свести колени. Все воскресенье я пролежала в кровати с ноутбуком, делая наброски статьи.

— Эй, белка в шустром колесе, домой собираешься? — послышался насмешливый голос за спиной, и я крутанулась на своем мягком стуле, увидев в проходе усмехающегося босса.

— Новое прозвище? — у Игната Ростиславовича есть дурная привычка — называть всех по обстоятельству. Из-за моей шустрости перед последним выпуском журнала, он прозвал меня белкой, имея в виду все худшее в этом животном.

Раньше он обращался ко мне строго Соколовская — после случая, когда я заставила своей статьей подать на наш отдел в долгое судебное разбирательство. Топ-модель, у которой я умудрилась взять интервью с диктофоном и камерой, вела себя откровенно, и даже признавала свое превосходство, оскорбляя меня, а мне легко удалось воспользоваться таким скандальным материалом в общем доступе. Я знала, что нас оправдают. А даже если не знала, то какая разница? Нас же оправдали…