— Вот оно как… Журналист Соколовская Ярослава, — он был удивлен и озадачен, но ему почти удалось скрыть все свои эмоции, сохраняя спокойствие и невозмутимость. Он оценивает меня своим взглядом с ног до головы еще раз, и уже намного внимательней присматриваясь.
Его рука вызывала у меня настоящее необъяснимое внутреннее напряжение, пока он не отпустил мою ладонь.
— Что же, Ярослава, вынужден вас огорчить, но время на интервью я вам предложить не в силах. Только по записи, и только в сентябре, после закрытия летнего сезона во всех сферах моей деятельности, — вежливый отказ был в его вкусе, предсказуемо.
Гордеев лишний раз усмехнулся, спрятав свои руки в карманы светлых брюк, словно показывая свое превосходство не только по статусу, но и по хозяйскому положению в этом коротком диалоге.
Мне нельзя было упустить такой ценный кадр. Коллеги будут в восторге от моей новой статьи и сыгравшего в ней роль главного героя! Босс с радостью отдал бы мне пустующее место заведующей публицистического отдела после такой работы… А почему нет? Я ежедневно готова к повышению!
— Максим Викторович, вы отказываете журналисту в коротком интервью. Неужели вы не готовы ответить на несколько простых вопросов? — податливо улыбнувшись, словно невинное дитя, я наблюдаю, как с его стороны растет недовольство из-за моей назойливости. — Вряд ли вы хотите прочитать интервью со своим участием в пару строк и моим личным мнением… А мое мнение о вас не настолько презентабельно, как у некоторых дам, сердцами которых вы владеете даже в режиме онлайн… Я придерживаюсь нейтралитета. У меня очень много предположений о вашем заграничном бизнесе от надежного информатора, — припечатала я с легкой, даже издевательской улыбкой на губах, вопросительно изогнув брови.
Он посерьезнел, уже с искрой бури во взгляде не отрывая от меня своих глаз.
— К тому же ваш отказ может подпортить репутацию недавно нашумевший случай, когда ваша собственная производственная компания материалов для строительства слила данные о некачественном продукте из-за чего было судебное разбирательство… У меня свои домыслы по этому поводу. Есть ли вам, что скрывать от журналиста? — открыла блокнот, в котором лежит небольшой диктофон, показывая включенный гаджет.
Даже публика поутихла, ожидая ответ мужчины, который пристально следил за мной внимательным и каким-то крайне разгневанным взглядом. Я уверенна, что он готов был меня растоптать на этом самом месте без какой-либо жалости и пощады. Но неожиданно Гордеев сменил свой гнев на милость, подарив мне щепотку эйфории от первой победы за борьбу остаться с ним наедине и обсудить каверзные вопросы.
— Максим Викторович, мы можем выпроводить ее с территории.
Гордеев поднял ладонь, заткнув свою охрану одним легким и, как по мне, очень возмутительным жестом. Как жест собаке не тявкать на ухо хозяину.
— Нет, Игнат, в этом нет никакого смысла. Когда женщина настаивает, ей нельзя отказывать… Девушка идет со мной, — как можно вежливее ответил мужчина, продолжая улыбаться показывая свои белоснежные ровные зубы, но это уже больше похоже на оскал… Фальшивит.
— А вы упрямая, Ярослава. Как ваше отчество? — спрашивает Господин, когда мы зашли в гостиницу. Определенно дальше я не планировала идти. Меня устроит любой тихий уголок с диванами в углу холла, вон тот, слева от регистрации.
— Ярослава Игоревна, но так как у нас неформальная обстановка, Максим Викторович, обращайтесь ко мне просто — Ярослава, — говорю я, спеша за ним на каблуках под пристальные взгляды бдительной охраны.
Как бы ногу не подвернуть с таким-то вниманием!
— Тогда меня тоже зовите просто — Максим, — кивнул он, искоса поглядев на меня… Гордеев мимолетно опускает взгляд ниже моих глаз.
Да, пялься, так ты больше мне расскажешь о своих проступках, пока будешь сосредоточен порочными бесконтрольными мыслями… Красивое же ты чудовище!
Но если бы у Игната Ростиславовича — главного редактора журнала, был такой укоряющий взгляд, как у Господина Гордеева, пришлось тогда напросто повеситься. Столько проколов, которые были у меня, нет ни у кого, и коврик у начальства изучила вплоть до каждого орнаментального штриха и ворсинки.
Я всегда могла разоблачить героев, каждого вывести на искренность, откровенность, а после сидеть долгим вечером за любимой работой — составлять статью, где я применяла все свое мастерство и немного специфическую подачу материала. Не воспринимаю скучные стандарты старомодных статей с тысячью метафор, а тонкий интеллектуальный юмор переплетающийся с профессионально-заезженными выражениями и вовсе ненавижу.
Русские — народ простой, чего, говорится, выпендриваться?
Мужчина останавливается у стойки ресепшен, и я примыкаю рядом, положив локоть на столешницу. Мой взгляд блуждает по холлу, планируя, где бы мы могли спокойно поговорить с Максимом Викторовичем. Но совсем неожиданно мое предплечье грубо хватает один из прихвостней мужчины, и оттаскивает на пару шагов назад. Сумку едва удается удержать на плече, но вот блокнот летит на пол с катастрофическим звуком.
Я шокировано борюсь сама с собой, чтобы не выдать какую-то колкость в ответ на действие телохранителей. Едва ли не подвернула ногу на своем шатком каблуке, пока пыталась выкрутиться из хватки телохранителя. Неотесанный урод!
— Вы на непозволительно близком расстоянии от Господина Гордеева, придерживайтесь дистанции, — грубо констатировал мужчина, замечая мое недоумение. Он выпустил меня из крепкой хватки только после очередного резкого рывка руки.
— Я не собираюсь убивать вашего Господина Гордеева, — процедила я, стараясь не горячиться. Телохранитель даже взглядом не повел, а я… Смотрю на диктофон, который вылетел из моих рук вместе с блокнотом, и гаджету очень не посчастливилось расколоться на несколько частей. — Нет… Только не сейчас, — прошептала я себе под нос, собирая осколки и поврежденный корпус.
И что мне теперь делать? Это же… Полнейший провал! Мой телефон вырубился еще два часа назад, и стал на редкость бесполезной грудой железного мусора. Фотоаппарат заполнен материалом съемки для журнала, там нет места не то чтобы для записи, а даже для фотографии!
К черту эту фортуну. Гребаный день. Гребаный телохранитель!
— Не трогайте девушку, — нахмурился Максим, оглядев своих цепных псов, а после подходит ко мне с сожалеющей улыбкой, утешительно положив на мое плечо свою тяжелую ладонь. — Думаю, она не так опасна, как кажется. Ваш диктофон… Сломан. Есть ли смысл продолжать?
Он только парой движений заставил меня закипеть.
И вдруг я отчетливо понимаю, что именно Гордеев отдал знак своему человеку, чтобы тот дернул меня подобным образом, намеренно выбив из рук диктофон. Это очень и очень смешно, так как я никуда не собираюсь уходить! Диктофон жалко, но сама виновата, нужно было тщательней готовиться к этой встрече. Я не спешила печалиться.
— Диктофон — это предлог вас заинтересовать. Вы дали согласие на интервью, и мы проведем его с диктофоном, или без него.
— Как пожелаете, Ярослава. Нам на восемнадцатый этаж, — не разочаровался Гордеев, обаятельно улыбнувшись. Максим Викторович начал идти к лифту, но я словно приросла к полу. — Ярослава, вы же не планировали брать интервью посреди холла?
— Разве это плохой вариант? Нисколечко, — оспорила я его решение, тяжело выдохнув, словив тяжелый взгляд. — У той стены есть свободное место для нашей не столь долгой беседы, — указываю я на давно примеченный уголок с большим горшком фикуса рядом.
— В неординарной обстановке беседа проходит лучше, — мягко запротестовал он, вернувшись ко мне и встав всего лишь в шаге. Он с каким-то извращенным упоением наблюдал за моей нерешительностью. Но не могла же я идти с незнакомым мужчиной в номер?
Черт.
— Максим Викторович… — начала я суровым и неприступным голосом.
— Я просил звать меня по имени, — Гордеев нагло перебил своим холодным тоном. — У вас намечается интервью не по моему плану. Я бы никогда не нарушил своих принципов в другом случае. Вы хотите поговорить со мной, а я хочу в номер подальше от сборища разных проходимцев, расслабиться на диване с бокалом красного вина после долгих переговоров в офисе… Я готов жертвовать уединением и поговорить с настойчивой, но очень даже симпатичной девушкой из какого-то там журнала. Если же вы не хотите подниматься в гостиничный номер — вы знаете, где выход, Ярослава, — не мягко выпроваживает меня мужчина на выход с нескрываемым подтекстом.