Почти три дня я была заложницей своей комнаты, старалась дожидаться, когда уйдет брат, только после этого вставать, разминать мышцы и принимать душ. Стало все до ужаса сложным, непосильным для меня. Я всегда старалась быть для всех хорошей, но теперь обо мне говорят невесть что.

Грязная шлюха Господина Гордеева намного хуже, чем быть просто ядовитой сукой.

Впервые в жизни мне стало одиноко и страшно. Это Господин Гордеев загнал меня в клетку, а я не имею понятия, как отсюда выбраться. Он меня мастерски переиграл.

***

Утром, услышав голоса на кухне, просыпаюсь. Повернув голову, удивленно замечаю на своем письменном столе букет желтых хризантем. Точно такие я приносила Артему, когда он был в больнице. Похоже, ему полегчало, и Морозов пришел навестить меня. Я отчетливо слышу его голос, который всегда пропитан чрезмерной мягкостью несмотря ни на что… Ну кроме того случая у него дома.

Тяжело поднимаюсь с постели, боком. На правом бедре все еще наложена марлевая повязка, а над бровью пластырь, который я снимаю. Знатно меня так потрепало, судя по моему отражению в зеркале, чего я избегала последние дни.

Не спеша, перебираю ногами. Одновременно хочу и остерегаюсь увидеть брата, но, наверное, я уже готова к этой неминуемой волнующей встрече, которая дольше одной минуты. Мне легче, но вот на душе настоящий мрак безысходности. Рядом с Андреем на кухне в самом деле сидит мой дорогой друг, который ошалело уставился на меня вместе с братом.

Артем медленно растягивает губы в улыбке, и это сродни теплому солнышку, которое касается меня нежными лучами в такой тоскливый день. Я отвечаю на его улыбку своей, осматривая то, что он выглядит лучше меня, хотя недавно был в больнице… Из-за меня.

Все плохое, что случилось со мной и моими близкими — это только моя вина. Но, кажется, исправить я ничего не могу к моему великому сожалению.

— Тебе нужно лежать, — черство говорит Андрей, и это было сродни холодной воде на голову. Кое-кто был непросто не в духе, а в настоящем бешенстве.

— Артем, как ты себя чувствуешь? — игнорирую хмурого брата, и подхожу к другу, который тут же поднимается и очень аккуратно обнимает меня, продолжая тепло улыбаться. Я впервые так наслаждаюсь его объятиями, прикрывая глаза от облегчения.

Все эти дни мне не хватало поддержки. Несмотря на то что Андрей помогает и заботится, от него не исходит родное мне тепло, которое так необходимо в теперешнем положении.

Меня уволили с работы, где я начала свою карьеру, там же добилась хороших трудовых результатов и опыта за несколько лет. Теперь, очевидно, что дорога журналиста для меня закрыта, и я не могу перестать думать об этом ни на секунду. Сейчас меня поливают грязью, и не известно, что еще выкинет Гордеев, оказавшись на свободе.

Неизвестность пугает.

— Чувствую себя лучше, чем ты, — ответил он и пододвинул стул ближе ко мне, помогая сесть. — Кофе или хочешь поесть? Ты значительно похудела… Будешь бутерброд?

Поджимаю губы от того, с каким напором брат сверлит во мне дыру.

— Нет, только кофе, пожалуйста, — киваю, и пока Артем отворачивается к плите, я перевожу взгляд на старшего брата, который буквально прожигает во мне дыру. — Хочешь что-то сказать? — вздернула я вопросительно свои брови, пока что переполняемая внутренним спокойствием.

Иду на контакт впервые, не пытаясь убежать в комнату и укрыться от всего мира одеялом. Похоже, что я действительно чувствую себя лучше.

— Да, еще как хочу! — неожиданно рыкнул на меня брат, а я сцепила зубы, чтобы не рявкнуть в ответ.

— Андрей, — с упреком обернулся мой заботливый друг, сурово сдвинув брови к переносице. — Не сейчас, — и короткий взгляд на меня. Он обеспокоен моими напряженными отношениями с братом.

Я склоняю голову набок, рассматривая Андрея, который медленно, но верно начал вскипать. Спокойно смотрю в его глаза и вижу отвращение, переплетавшееся с едкой жалостью. Меня охватывает холодный гнев в ответ.

— Ты была согласна на отношения с этим отморозком? — озлобился брат.

— Нет, — коротко отвечаю я, решив обойтись без тирады.

— Камеры говорят о другом. Сначала утроила ему романтический ужин, а потом дала выпороть ремнем свою задницу… И не только!

Отвожу взгляд, ощутив себя ничтожно. Даже брат меня осуждает. Стоит ли надеяться на то, что я смогу доказать всей столице свою невиновность и чрезмерную жестокость Гордеева? Вот теперь я в этом сильно сомневаюсь.

— Я подсыпала в вино снотворное и хотела сбежать, если ты не заметил, товарищ-офигенный-следователь, это я вырубила Гордеева, — рассказываю я план того вечера, сложив руки под грудью. — Когда он все понял, едва не утопил меня в ванне, а потом решил научить манерам хорошей шлюхи. Не забывайся, Андрей. Я не позволю кому-то так со мной обращаться, и все, что между мной и Гордеевым, было против моей воли. Даже на видео.

— Ярослава, ты знаешь, что о тебе говорит весь город? — рассвирепел брат, почему-то переводя тему разговора.

— Нет, важно то, что говоришь ты, Андрей, — посмотрела на него с неприсущей мне злостью. — Я твоя сестра, и да, оступилась. Урок усвоила — плохой Господин меня выпорол. Но, как бы там ни было, упрекать меня не нужно, ладно? — Артем ставит передо мной чашечку горячего кофе. А еще он нервничает, неожиданно попав в семейную перепалку.

— Ты могла оказаться в опасном положении, Ярослава. Он легко мог тебя истощить, замучить, хладнокровно убить… Мне сложно представить, что было бы там останься ты еще на один день. Я не упрекаю, а пытаюсь сделать так, чтобы до тебя дошло к чему приводит твоя самостоятельность. Ты меня никогда не слушаешь… Но, чтобы не произошло, я твой брат, и единственный, кому ты должна слепо доверять. Тебе все понятно?

Я перевожу взгляд на Артема, который почувствовал себя очень дискомфортно от слов брата.

— Нет, я доверю своему другу, — поднимаю руку, перехватывая ладонь парня, который нежно улыбнулся мне в ответ. — Ну еще твоему напарнику, Вадиму, он вроде как хороший парень.

— А вот здесь не смей, — кулак брата ударил по столу. — Этот паршивец уничтожил все доказательства, которые мы собирали на протяжении нескольких дней, рискуя всем! Так и знал, что продажным копам нельзя доверять, хоть и бывшим.

— Постой, Андрюш. В смысле он уничтожил все доказательства? — переспросила я.

— Ярослава, ты же неглупая, понимаешь русский язык. Знаешь, почему у него нет друзей? Волков — продажная криминальная мразь, и я не удивлен, что он очередной раз ступил на эту дорожку. Не нужно было ему доверять, — раздражается Андрей, а я все выше поднимаю брови.

Я что-то не поняла. Почему же Волков скрыл от брата, что я вынесла ту папку, буквально выкрала ее из-под носа следователя и полковника?! Думаю, что признаться во всем нужно сейчас, так как у брата с этим парнем и без меня изощренная ненависть друг к другу.

— Не знаю во что ты играешь с Вадимом, но это я забрала папку, и думаю, он догадался об этом. Тогда Вадим застал меня на горячем. Возможно, просто не захотел меня сдавать и сеять между нами семейный раздор. Очень… Мило с его стороны.

— Ты? — брат недоверчиво хмыкнул. — Сделаю вид, что ничего не слышал, Ярослава, но об этом мы еще подробно поговорим. Это была твоя очередная дурная выходка, а я все равно не жалею о том, что надавал ему по наглой морде, — усмехнулся брат, а я сузила глаза. — Тоже мне, следователь…

— Странно как-то, — я задумываюсь. Вадим мог сдать меня брату и наоборот рассорить нас, но по итогу промолчал, за что отхватил. По довольной насмешке брата ясно, что очень сильно. — Он не из рядов предателей.

Андрей расхохотался так, что едва не пролил слезы.

Я бы хотела поговорить с Вадимом Волковым, но тот последний взгляд, которым он меня окинул при моем побеге… Совсем не хотелось увидеть снова, тем более после выходки моего вспыльчивого брата.

— Мелкая, тебе нужно научиться разбираться в людях, иначе бесследно пропадешь, — заверяет меня брат, а я откидываюсь на стул, забывая об исполосованной ремнем спине. Издав шипение, выравниваю осанку, но ребра болят от резких движений, и хватаюсь за них, напрягаясь. — Отец меня убьет, — нахмурился Андрей, прослеживая мои мучения.