Как-то это слишком спокойно и по-философски прозвучало. Надо сказать, оба, и маг, и гербаристка, своим настроением сегодня прилично отличались от себя-обычных. Словно закутались в этакий флер печальной лирики.

— Я понимаю, между вами сегодня ночью кое-что произошло, кхе-кхе, — волей-неволей мне в силу своего положения пришлось задать бестактный вопрос. — Но не слишком ли вы спешите?

— Знаешь, мы там разговорились на пальмовых листьях под звездным небом… — мягко и одновременно как-то умудренно улыбаясь, начала Лоля.

— …И оказалось, у нас гораздо больше общего, — договорил за невестой маг.

— Ну, если твердо намерены обойтись без свадебного платья, костюма жениха и праздничного обеда с выкриками “горько!”, — деланно-безразличным тоном проговорил я. Удар ниже пояса: если Сене было плевать на финтифлюшки, то гербаристка заколебалась. Но здравый смысл победил:

— Устроим пирушку после возвращения, — решила демонесса. — Не сразу, а недели через три, чтобы все подарки подготовить успели. Включая тех, что дома все это время задницу просиживали.

Чёрт. Гениально. Аплодирую стоя. Вот что значит женщина себя уже ощутила половинкой семьи! Со всех по подарку, и чтоб не жмотничали. Арсений за Лолей своей будет как за каменной стеной, хех!

— Властью капитана у этих неизведанных берегов объявляю вас мужем и женой!

Краем глаза я покосился на вымпел, лениво трепыхающийся на верхушки бизань-мачты. Ветер медленно-медленно менял свое направление с западного на северный. Но барометр замер как влитой, что дает некоторую уверенность в завтрашнем дне. Надеюсь, на сегодня и еще на пять дней погоды нам хватит.

И все-таки успели. Оставшиеся пять дней пляжного отпуска ветер издевательски-медленно заходил с юга на восток. Снявшись с якорей на шестой, мы еще целый световой день смогли двигаться, не используя галсы. Однако к вечеру береговая линия еще немного довернула к югу, и потоки воздуха задули нам прямо в лоб. Поспорив, не повернуть ли на сто восемьдесят градусов, по ветру — раз уж все равно сторону движения выбрали, бросив монетку — все-таки решили идти прежним курсом. То, что полоса пальм на берегу стала какой-то… жидковатой — тоже заметили, но посчитали флюктуацией. В смысле, после предыдущей засухи отрасти не успели…

Ночь “Рыба” провела на якорях — в темноте влететь в казалось бы далекий барьерный риф или берег куда проще, чем кажется. С рассветом ситуация не изменилась. Зигзагом, подставляя под ветер то правый, то левый борт, мы вдвое потеряли в скорости передвижения. Зато не приходилось специально поворачивать к берегу, чтобы его осмотреть. Потому своими глазами увидели, как полоса растительности постепенно пропадает вовсе, и пески пляжей встречаются с такыром пустыни. Против ожидания, разрыв в растительном поясе к вечеру все еще не был преодолен.

— Ветер еще окреп, а барометр даже вырос немного, — я вернулся к своему месту во главе стола в капитанской каюте. — У кого какие мысли?

— Очень похоже, что мы попали в южный зимний пассат, — подал голос Сольпуга. — Совпадает и сила, и направление. Обычно у берега формируется своя ветровая картина, но…

— Но если берег и дальше тянется по прямой на восток, то он может не влиять на потоки воздуха, движущиеся вдоль него — ты это хотел сказать? — переспросил Сеня.

Гарпия кивнул.

— Если берег идет более-менее ровной линией на одной и той же широте, то и условия, надо полагать, будут на всем протяжении плюс-минус одинаковые, — медленно, чтобы не упустить мысль, проговорил я.

— Короче мы будем мыкаться против ветра хрен знает сколько дней — и все ради того, чтобы “любоваться” безжизненным песком по правому борту, — любезно “перевела” для всех мою фразу Шона. — Кстати, я правильно понимаю, что катамаран экспедиции вышел к “Краю света” как раз в конце прошлой зимы или что-то вроде того? Похоже, надо поворачивать в противоположную сторону.

— Резонно, — согласился я. — Полагаю, они сделали те же выводы, что и мы. С рассветом снимаемся с якорей и уходим по ветру.

…И ведь почти ж ушли.

— Вижу покраснение воды над рифом и рядом! Красная полоса расширяется! Быстро!

Мы, разумеется, заранее договорились, что делать, если пойдет “кровавый прилив”. Ей-ей, если бы мы успели вернуться к местам, где пальмы оставались живы — я бы без сомнения отправил корабль к берегу и объявил эвакуацию. Тень и возможность добыть воду из кокосов — и можно хоть неделю отдыхать под кронами в безопасности. Но абсолютно голый песок в качестве места переждать период размножения кораллов? Лучше рискнуть. Не верю я как-то в то, что микро-медузки смогут сожрать пропитанное алхимией дерево корпуса “Рыбы”. А вот в сводящий с ума газ — вполне верю.

— Паруса долой, отдать якоря! Ложимся в дрейф, — мысли лихорадочно проносились в голове. — По выполнению — все в трюм и конопатить люки!

Последнее больше перестраховка: люки в закрытом состоянии не должны пропускать морскую воду, которую частенько захлестывает на палубу. И воздух тоже не должны, соответственно. Ну а возможность на некоторое время изолировать рейдер от внешней среды Шелковица обеспечила еще в порту Чаши, когда мы фейковое утопление от безысходности хотели разыграть.

Успели. Выпущенные через фальшборт ветви продолжали исправно впитывать солнечную энергию и вырабатывать кислород, часть которого попадала в объем корабля. Со связыванием углекислого газа дела у растительного конструкта айруни обстояли похуже, но нам и не требовалось слишком долго сидеть взаперти… надеюсь. Мироскопические медузки оставались плотоядной формой планктона и всю доступную еду между берегом и родительским рифом должны были банально сожрать всего за несколько часов. После чего умереть, ведь выжить могли только те, кого ветер и волны выгоняли в океан.

— Шел, как обстановка за бортом? — прежде всего я разогнал всех три вахты по гамакам, собрав в своей каюте офицеров и единственного алхимика в команде.

— Мои растения никто не пытается съесть или отравить, — отчиталась дриада, “прислушавшись” к Единению.

— Сопрано, сделай анализы забортного воздуха и определи, есть ли в нем что-то опасное для здоровья…

— Точно есть, — перебил меня Павел Георгиевич, что-то пытающийся высмотреть через кормовое остекление. — Все птицы пропали, а чаек над водой еще недавно хватало.

— Тогда выдели “это” и узнай, как можно нейтрализовать, — дополнил задание я. — Маска, фильтр, может, противоядие?

— Дай время, со всем справлюсь, кэп, — серьезно кивнул фея.

— Вот и хорошо, — мне понравилась её уверенность. Чисто машинально, привыкнув постоянно проверять погоду, я шагнул к барометру, висящему на стене, и постучал пальцем по шкале. И стрелка разом провалилась на десять делений.

…твою мать.

Я не стал стоять над душой у Сопрано и Травы, которым вызвались помочь Хризантема и Сеня. Вместо этого уселся за свой капитанский стол и взялся за корабельный журнал. Может так статься, что сейчас у меня последняя возможность внести туда записи, а значит, надо ей воспользоваться. А еще я каждые десять минут записывал показания барометра. Он продолжал быстро падать.

По всем правилам морского выживания уже давно требовалось поднять паруса и улепетывать от циклона по ветру, но наружу по-прежнему было не выйти. Ядовитый газ уверенно нарушал работу центральной нервной системы всех, у кого она была. Трава вон на что здоровяк, а случайно вдохнув немного забортного воздуха, собирая очередную пробу — начала слепо тыкался о стены, а потом пролежал без сознания минут двадцать. Понятное дело, что выпускать парусную команду наружу было бы верхом глупости. А меж тем уже и волнение появилось, и цвет неба на востоке подозрительно поменялся.

Для себя я решил, что выведу экипаж наружу, когда ветер достигнет отметки между свежим и очень свежим. Выделяемый медузами газ к тому моменту должно основательно так перемешать с не отравленным воздухом, и будет почти безопасно. Только вот скорее всего поздно… И тут до меня с опозданием дошло, что выброс мобильной формы коралла скорее всего связан с грядущим штормом: тот словно поезд “отвезет” медузок в открытый океан. Которые как раз успели покушать парализованных рыбок и попадавших в воду птичек, таким образом подготовившись к путешествию.