— Если хочешь, могу завязать тебе глаза, как прошлой ночью.

Я качаю головой, прежде чем озвучиваю свой ответ.

— Я хочу видеть. — Может быть, неспособность видеть снимет некоторое беспокойство, но я знаю, именно оно делает меня таким твердым. Я хочу видеть, как она контролирует меня.

— Хорошо. — Она пожимает плечами и вытаскивает из корзины второй шарф. — Сегодня ты сможешь видеть, но взамен, я хочу твои руки.

У меня нет слов. Я хочу сказать ей, что она может получить любую часть меня, когда захочет, но я не могу. Я просто молча смотрю, как она ползет по мне. Ее свободный свитер с глубоким декольте позволяет мне видеть то, что под ним. Она забирает контейнер из моих рук и кладет его на кровать рядом со мной, и, удивительно, но мне плевать на это.

Она усаживается на меня верхом, полностью игнорируя мой твердый член. Я шиплю, когда шов ее джинсов небрежно трется по головке. Она сосредоточена на том, чтобы поднять и зафиксировать мое запястье. Одним из шарфов она привязывает его к изголовью кровати. Затем перемещается на другую сторону и делает то же самое со второй рукой, а я наблюдаю, чувствуя каждое ее движение.

Она откидывается назад и восхищается своей работой.

— Теперь ты расслабишься и насладишься завтраком, который я тебе приготовила?

— Я попробую.

Она прищуривается.

— Думаю, ты хотел сказать: «Да, Мэгс».

— Да, Мэгс.

— Хороший мальчик.

Трахни. Меня.

Эти два слова — все, что мне нужно. Я сдвигаюсь под ней, пытаясь облегчить свои страдания. Если бы не ее одежда, я мог бы проскользнуть внутрь. Но вид ее, полностью одетой, надо мной почему-то возбуждает меня еще сильнее.

— Спокойно, малыш. — Она смеется, прижимая руки к моей груди.

Она снова берет контейнер и, упираясь в мою грудь, покачивается надо мной. Ее лицо ничего не выражает. Она знает, что делает, она просто пытается казаться невинной. Открывая банку сиропа, она льет его в контейнер с французскими тостами. Затем она берет один из хрустящих кусочков и окунает его, тщательно убирая излишки сиропа, прежде чем поднести его к моему рту.

Я охотно принимаю его и закрываю глаза, поскольку вкус возвращает меня в прошлое.

О, Боже мой, как вкусно!

Она отправляет следующий кусок в свой рот и демонстративно слизывает сахар с указательного и большого пальца. Я ерзаю. Она замечает.

Затем она окунает в сироп новый кусок и беззаботно пытается поймать каплю сиропа, но, когда та приземляется на мою грудь, она не может скрыть своего ликования.

— Ой, — усмехается она, когда капает снова. Она кладет кусочек в рот, а затем медленно наклоняется и слизывает сначала одну капельку, а затем другую. Она задерживается там, кружа вокруг моего соска своим липким языком, а затем слегка кусая его. Я наблюдаю, желая, чтобы она укусила сильнее. Но она слишком быстро отодвигается и окунает в сироп следующий кусок, хотя я все еще не пришел в себя. На этот раз она наклоняется вместе с ним, поддразнивая меня, позволяет мне открыть рот, а затем съедает его сама. Сироп стекает с моих губ и медленно катится по моему подбородку. Это убивает меня. Она задумчиво наблюдает за каплей, пока жует тост, затем наклоняется вперед, ловя ее своим языком и возвращая обратно к моей губе, и захватывает мой рот в глубоком поцелуе.

Я закрываю глаза и теряюсь в ней.

Я не в курсе, куда она дела контейнер с едой, я просто знаю, что обе ее руки на мне.

Я хнычу, когда одна ее рука скользит по моему члену, а другая тянет за связанные запястья, но я не собираюсь жаловаться, просто напоминаю себе, что это реальность.

— Так хорошо?

— Да, — задыхаюсь я.

— Так же хорошо, как и прошлой ночью? — Ее ладонь двигается вдоль моего члена.

— Боже, да.

— Тебе понравилось, не так ли? Быть наедине и с полным отсутствием контроля.

Я выдыхаю и стараюсь сосредоточиться на ее словах, но все, что я могу делать, это чувствовать.

— Ответь мне.

— Да, мне понравилось.

— Я знаю, что тебе понравилось. Мне тоже понравилось. Ты, должно быть, отчаянно хотел облегчения. — Она меняет хватку и двигается быстрее. Да, хотел. Я так сильно хотел уложить ее в постель, но она положила руку мне на грудь, прощаясь у двери, и снова слегка поцеловала меня в уголок рта, а затем прошептала: «Спокойной ночи». Целомудренно, но многообещающе. Это было не отказом, не после всего случившегося. Что-то вроде комплимента. Ее способом сказать, я знаю, что ты сможешь это принять.

— Так ты позаботился о себе, когда вернулся домой? Думая о моей руке на тебе, там, где любой мог застукать нас.

— Нет, — говорю я, толкаясь в ее руку.

— Тогда скажи мне как, я хочу услышать все.

— Я ничего не делал.

Ее рука останавливается.

— Правда?

— Не останавливайся, — умоляю я.

— Ты ничего не делал вчера вечером после того, как расстался со мной?

Я двигаюсь в ее руке, пытаясь сохранить это ощущение.

— Нет, ничего.

— Почему?

Я тоже останавливаюсь. Мне было так чертовски тяжело, но я чувствовал себя на вершине мира. Как будто я в самом разгаре чего-то идеального и «продолжение следует». Это было бы опустошением просто уйти удовлетворенным. И я даже не думал трогать себя. Оно было ее, это возбуждение. Она сделала это со мной. Она владела им. И ей не нужно было говорить мне, я и так знал.

На самом деле сейчас не время для этого разговора, но она ждет моего ответа, так что, возможно, мне стоит ответить.

— Потому что ты не сказала, что я могу, — тихо отвечаю я. Затем я чувствую смущение, и начинаю оправдываться. Пытаюсь сесть, но я привязан. — Я знаю, что это не нормально. Просто… — Я останавливаюсь. Она не поймет. Зачем ей?

— Ты хочешь, чтобы кто-то говорил тебе, что ты можешь делать, а что нет?

Я медленно киваю.

Она двусмысленно улыбается

— Мне действительно нравится это, — говорит она с садистским намеком в голосе.

Я с недоверием смотрю на нее. Я знаю, что есть люди, которые живут этой жизнью, но я ни на секунду не задумывался, что кто-то вроде нее примет меня таким, какой я есть. Это слишком, слишком опасно. Я чувствую, что могу открыться ей, и все будет хорошо.

Спокойно, Уилл. Ты не хочешь ее оттолкнуть.

— Значит, ты не кончал, с тех пор как я касалась тебя прошлой ночью?

Я качаю головой, все еще желая, чтобы она продолжила двигаться.

— Что, если я снова откажу тебе?

Я издаю стон и двигаюсь под ней, вероятно, давая ей тот ответ, которого она хотела.

— Переживу, — отвечаю я, пытаясь удержать голос ровным, насколько могу.

— Ух ты, — восторженно выдыхает она.

Ее рука снова начинает медленно двигаться, и я закусываю губу, хныкая как от полноты ощущений, так и для ее удовольствия. Мой разум блуждает, и если она удивлена, что я не кончил сам, значит ли, что она делала это? Ее образы заполняют мою голову. Ее пальцы облегчают это давление от непроходящего возбуждения. Я хочу, чтобы она рассказала мне об этом. Только я решился задать ей этот вопрос, как она перебивает меня своим.

— Ты, должно быть, сейчас в отчаянии?

Я останавливаюсь, не зная, как ответить. Да, конечно. Как всегда, когда я рядом с ней. Иногда это невыносимо. Раньше, когда не было никакой надежды, это было всеобъемлющим и болезненным, без каких-либо шансов, пока я снова не сбежал. Теперь… Теперь это отчаяние другое. Она может не позволить мне кончить, но это не значит, что я не получу то, что мне нужно. Отказывая мне, она удовлетворяет потребность. Если она позволяет мне кончить, она удовлетворяет потребность.

Если она откажет мне, я одновременно буду жить и умру.

Это охуенно сложно, и мой член находится в ее руке, и мои руки привязаны к кровати, и я не могу думать об этом прямо сейчас, поэтому я просто киваю.

Я в отчаянии.

Для чего я не знаю.

Но я доверяю ей, чтобы принять все это от нее.

Суббота, 29 августа