— Конечно, извини. — Я отхожу в сторону, и она наклоняется за корзиной для пикника. — Позволь мне помочь тебе, похоже, она тяжелая.

— Спасибо, — говорит она, передавая ее мне.

— Что это?

— Завтрак.

Она входит внутрь, и я закрываю дверь свободной рукой.

— Тебе не нужно было этого делать.

— И тебе не нужно было этого делать, — говорит она, подняв бровь и приподнимая низ моей футболки пальцем. — Нужно было уточнить, что завтрак в постели. — Она подходит ближе, и я перехватываю ручку корзины и очень громко сглатываю. Она забирает корзину из моей руки. — Снимай.

Я колеблюсь всего мгновение. Выражение ее лица говорит мне, чтобы я не задавал ей вопросов, поэтому я стягиваю с себя футболку и бросаю на пол.

Дерьмо, нужно было сложить ее.

Я нуждаюсь в поддержке.

— Так-то лучше, — говорит она, оставляя корзину в гостиной на столе и сокращая расстояние между нами, пока не останавливается всего в дюйме от меня. Она проводит своей рукой по моей груди, следуя по тому же пути, что и мой критический взгляд в зеркале всего несколько минут назад. Я задерживаю дыхание, когда она касается линии волос, которая спускается под резинку моих боксеров и проводит по ней пальцем. Она развлекается таким образом пару секунд, играя с эластичной резинкой, но затем она поднимает голову, и я могу вдохнуть.

Она так близко — это так удивительно. Обычно я не подпускаю людей в свое личное пространство, но, похоже, что оно принадлежит ей. Возможно, поэтому я так сильно защищал его от всех остальных. Оно ее.

Вспоминая прошлый вечер, я ожидал, что почувствую себя оскорбленным, но нет. Я не просил того, что случилось вчера, и я бы сделал все по-другому. Но она делала это ради моей пользы. И теперь я признателен треникам. Хоть они едва ли скрывают мое затруднительное положение, боксеры были бы крайне неуместны.

— Давай есть, — говорит она многообещающе. Может это только моя фантазия, но мне кажется, что она имела в виду съесть меня.

— Конечно, — отвечаю я, прочистив горло. Я делаю шаг к кухне, и она кладет свою

руку на мою.

— Куда ты идешь?

— На кухню.

Она медленно качает головой и начинает подниматься по лестнице. — Я же сказала тебе, я имела в виду завтрак в постели.

Я жду секунду, прежде чем ответить. Наверное, я не должен сомневаться. Мы не установили никаких правил…

— Но я приготовил нам чай.

На ее лице вспыхивает ухмылка.

— Хорошо, — смеется она. — Возьми его с собой.

Она не идет за мной на кухню, и когда я возвращаюсь в холл с двумя чашками, ее уже там нет. Моя футболка все еще лежит на полу там, куда я бросил ее. Я съеживаюсь, но заставляю себя идти дальше. Что она подумает, если я начну складывать футболку, вместо того, чтобы быть там с ней? Поэтому я делаю глубокий вдох и стараюсь не пролить чай, неся его дрожащими руками, поднимаясь по лестнице.

Когда я вхожу в свою комнату, она разглядывает мой стол. Она проводит пальцами по краю макбука, и я смотрю на нее, пока чашки не начинают обжигать костяшки пальцев. Я пересекаю комнату и ставлю одну кружку на подставку, которая лежит на тумбочке, затем открываю ящик внизу и вытаскиваю еще одну для второй кружки.

Когда я поднимаю взгляд, я вижу, что она наблюдает за мной.

— Любишь аккуратность?

Внезапно я чувствую себя подсудимым.

— Нужна всего минута, чтобы поставить все на места, это проще сделать сразу, — отвечаю я, стараясь не оправдываться.

Мэгс кивает с пониманием, а затем удерживая зрительный контакт, толкает угол моего макбука, так что теперь он лежит непривычно. Я сглатываю. Затем она подходит ко мне.

На ее лице можно прочитать вызов.

Я смущаюсь.

Но она переключает внимание на корзину, стоящую возле нас. Она прыгает на середину кровати и бросает пару подушек напротив изголовья. Потом хлопает по постели рядом с собой, показывая, чтобы я сел.

Я осторожно занимаю то место, на которое она указала, незаметно передвинув одну из разбросанных подушек ближе к центру, как мне привычнее. Когда я смотрю на нее, я понимаю по ее довольной улыбке, что она заметила. Теперь она знает за какие рычаги дергать. Мне кажется, что я передал ей всю власть, что теперь она знает все кнопки, на которые ей нужно нажать, и что я не был к этому готов. Я даже и не думал обороняться.

Чушь.

Раньше я не был таким с ней. Она, наверное, никогда подобного не замечала. Но есть кое-что, что ты действительно хочешь спрятать от всех, и это заставляет тебя держать все под контролем.

Но она готова иметь с этим дело… хорошо. Ничего страшного. Я бы прошел по горячим углям, чтобы быть с ней. Эти проблемы будут моими углями.

Она игнорирует мой дискомфорт и невинно приступает к распаковке завтрака.

На моих белых простынях.

Пластиковые контейнеры, не могу разобрать с чем.

Клубника.

Малина.

Мое дыхание перехватывает.

Она ловит мой взгляд, но затем отводит глаза.

Это хорошо. Это прекрасно.

— Я подумала, что могу приготовить тебе то, что ты любишь. — Она открывает контейнер, и до меня доносится чудесный запах корицы, запах, который я буду помнить всегда, и рассыпает сахар на мое одеяло.

Я напрягаюсь, но ничего не могу с этим поделать. Это мой худший кошмар. Конечно, зачем останавливаться на достигнутом? Засыпьте сахаром мои простыни, почему бы и нет.

— Ой, — она сметает сахар с кровати. По крайней мере, она так думает. Она просто раскидывает его повсюду.

Но все хорошо. Я бы прошел по горячим углям…

— Ты в порядке, Уилл?

— Хм?

Я смотрю вверх.

— Твои руки сжаты в кулаки. Я заставляю тебя нервничать.

Я не отвечаю. В любом случае, это был почти риторический вопрос.

— Я сделала тебе французские тосты с корицей. — Улыбается она.

Она сделала это, потому что я сказал, что люблю их. И я ем их. На тарелке. На кухне.

Она наклоняется и показывает мне контейнер.

Выглядит прекрасно, и это только напрягает меня. Можно подумать, что сахар на одеяле выведет меня из себя и возбуждение как рукой снимет, но это не так.

Я тверд, как скала. Вот как она контролирует меня. Так необычно, тонко, но так эффективно. Она знает, что издевается надо мной. Не думаю, что она знала, что делает, но то, как она обернула все себе на пользу, возбуждает.

Наверное, мне нужно показаться психиатру.

Она поднимает кусочек сахара, которым посыпан французский тост, и протягивает его мне, но передумывает и бросает его обратно.

— О! Я совсем забыла! — Она бросает контейнер с тостами в мою сторону, и я ловлю его, чтобы он не упал. — Я принесла кленовый сироп.

Я издаю стон, и она хихикает.

— Сегодня я планировала налить его в твой пупок и окунуть французский тост туда. Но подобное доведет тебя до инфаркта, поэтому, думаю, просто окунем его сюда.

К моему облегчению, она вытаскивает не бутылку с сиропом, а небольшую баночку с винтовой крышкой, в которую он налит. Я смеюсь, когда напряжение немного спадает.

Мэгс мгновенно становится серьезной.

— Это сильно тебя нервирует?

Я качаю головой.

— Нет, я в порядке. — Я держу контейнер одной рукой, пытаясь второй рукой облегчить напряжение в боксерах, не подумав, что это привлечет ее внимание.

Она приподнимает бровь.

— Ты уже?

Я съеживаюсь.

— Извини, я…

— Не извиняйся. Мне нравится.

Я смущаюсь.

— Значит, ты возбуждаешься просто от того, что я рядом? — Она хлопает глазами и киношно накручивает свои волосы на палец, язвя. — Или от того, как я издеваюсь над тобой?

— И то, и другое.

Ее кивок говорит мне, что она удивлена и удовлетворена тем, какое влияние оказывает на меня.

Она вручает мне банку с сиропом и быстро стаскивает мои треники и боксеры, полностью обнажая меня безо всяких прелюдий. Мои руки заняты, и она действует так быстро, что я и не пытаюсь возражать. Она стягивает штаны с моих ног и с ухмылкой бросает через плечо.

Сделав паузу, она наблюдает за мной. Я чувствую, что должен смутиться под ее взглядом, но он производит обратный эффект. Она запускает руку в корзину и достает свой шарф.