Той ночью я обдумала эту ситуацию и по прибытии в Москву начала работать над собой. Спортзал, рукопашка, устремленная к планке круглой отличницы учеба на втором курсе. Незаметно приблизилось лето, и сердце рвалось в Хибины, но строптивую там не ждали. Чтобы куда-то направить неуемную энергию, с помощью Мишки я устроилась на полторы ставки санитаркой в кремлевскую больницу. До обеда мыла тридцать палат травматологического отделения, меняла белье, выносила утки и судна. После обеда с рвением приступала к сестринской работе – перевязки, уколы, капельницы. Удалось многому научиться и кое-что заработать. Но все же это было не мое.

В редкие минуты отдыха из окна комнаты медсестер я смотрела на раскидистую елку и питала к ней негативные чувства, потому что она была не северная. Богатые шишками ветки не могли заменить устрашающе тощие кисти полярных елей. В один из дней я поняла, что должна во что бы то ни стало вернуться. Это нужно было мне, а не Кировскому отряду. Следовало признать свои уже осознанные ошибки и попросить у Михалыча прощения.

Из травматологии я уволилась, как и планировала, к первому сентября, благодарная за то, что удалось набить руку. Приходя вечером с тренировок уставшая, я кидала спортивную сумку на пол и долго крутила в руках кнопочную моторолу, не решаясь набрать несложный номер. Так прошла вся осень и начало декабря. Нужен был повод.

– Александр Михайлович, здравия желаю! С Днем спасателя! Прости, пожалуйста, за отвратительное поведение! Очень скучаю по северу и по всем вам, – с каждым вырывающимся из груди словом мне становилось легче. Как будто я один за другим выбрасывала из рюкзака образцы ненужного, тянущего вниз хлама.

– О! Юльчик! Спасибо. И тебя с праздником. Все нормально, даже не переживай. У нас тут соревнования по фрирайду намечаются. Нужен медик, который уверенно стоит на лыжах. Так что давай, бери билет, остальное с меня, – Саша говорил так, словно давно ждал этого звонка.

– Ура! – подобно Шурику, обнимающему удивленную Зину на последних кадрах фильма «Иван Васильевич меняет профессию», я укрылась тихим счастьем.

В прошедший период изгнания я спасалась рок-музыкой и разными фильмами. Однажды в видеопрокате на обложке одной из кассет увидела девушку в камуфляже, с которой нас различала разве что прическа – актриса была лысой. Фильм назывался «Солдат Джейн». После просмотра я твердо решила, что если вернусь на север, то как главная героиня побреюсь налысо, как бы принося жертву службе, которой мечтала посвятить жизнь.

На тех соревнованиях, о которых говорил Михалыч, парень на доске пропахал склон у самого финиша и, как это часто бывает у сноубордистов, сломал руку. Вся спортивная элита Хибин смотрела на мою сине-оранжевую фигурку, быстро и технично прилетевшую с исходной позиции на место происшествия. Осмотр, обезболивание, иммобилизация, транспортировка. После нехитрых, но нужных фрирайдеру мероприятий кировчане остались довольны. На вечерних посиделках у одного из спасателей я обратила внимание на словно ожидавшую меня машинку для стрижки волос.

– Илюха, сделай доброе дело – побрей меня налысо.

– Ты с ума сошла! Хочешь совсем попрощаться с женственностью?

– Побрей, а то придется самой. Я так решила. – Спорить было бесполезно, и машинка зажужжала, роняя на пол чуть вьющиеся каштановые пряди.

– Вылитая Солдат Джейн, ну просто одно лицо, – верещали подвыпившие спасатели. Это был комплимент еще и потому, что главную роль в том фильме играла Деми Мур.

Наутро, гарцуя на буранах по застругам родного перевала, мы мчались на базу за новыми приключениями. Я снова была в своей стихии, но, похоже, в новом качестве.

Хотелось все время идти вперед, не останавливаясь на достигнутом в профессиональной подготовке. Следуя примеру отслужившего в ВДВ наставника, решила прыгнуть с парашютом. Благо, в семнадцать лет это уже разрешалось.

Ранним февральским утром, облаченная в любимый камуфляж, села на электричку до Серпухова. На аэродроме Дракино прошла недолгий практический инструктаж и, не успев испугаться, оказалась на борту зеленого, вползающего ввысь Ан-2. Светозвуковая сигнализация крякнула команду «Приготовиться», и только тогда, затянутая в подвесную систему парашюта Д-6, я осознала, что сейчас придется сделать шаг в небо. Момент ожидания оказался намного волнительнее самого воздушно-десантного па. И все же по команде «Пошел» я шагнула в бездну.

Прыгали в облака, и земли не было видно. Через несколько секунд, проведенных в молоке невесомости, я почувствовала долгожданный рывок сработавшей системы. Словно Кто-то схватил меня сзади за плечи сильной рукой, говоря: «Подожди. Ты мне еще здесь пригодишься». Раскрывшийся белый купол одуванчиком украсил выглядывающее из облаков небо. И тишина. Ни с чем не сравнимая, не нуждающаяся в нарушении тишина. В небе все было так очевидно, что звуки и не требовались.

Не скажу, что я заболела прыжками, но в Дракино стала частым гостем. Однажды после безуспешного ожидания погоды один из инструкторов предложил в следующую субботу поехать на другой аэродром, где организовывалось новое парашютное звено. Им нужен был прыгающий медик. Я с радостью согласилась, и мы стали работать в Пахомово. В новоиспеченной парашютной команде, как всегда, оказалась единственной девочкой, и двое молодых романтиков проявляли ко мне больше чем дружеский интерес. До сих пор не пойму, чем их привлекла лысая, одержимая службой Солдат Джейн. Внимание ребят оказалось приятно, но невзаимно. Слишком они были заурядны и юны.

Гораздо больше мне нравился комендант аэродрома. Лет сорока, но полностью седой, с немного косящим правым глазом, он выходил курить из своего вагончика и с интересом разглядывал как мы, расстелив столы [9] на полевой траве, укладывали круглые парашюты. Как-то разговорились, и выяснилось, что он служил наемником в Средней Африке в качестве санитара. Там и получил ранение в глаз.

– Заходи после ужина в гости, красавица. Покажу тебе фотки из Никарагуа, – шепнул мне Василий по дороге в столовую аэродрома, лежавшую через березовую рощу. Я удивленно улыбнулась, но промолчала. Руководителю звена явно бы не понравился такой расклад. Обычно после ужина он собирал команду на лавочке между вагончиками и устраивал разбор полетов. Анатолич хотел сделать из нас «крылатых» спортсменов, невзирая на то, что многим парашютистам нравились тусовка и простая романтика неба, а вовсе не спорт.

– Вопросы есть? Если нет, давайте сегодня без посиделок, завтра работать.

Ребята расползлись по балкам, а я в смятении не покидала лавку. Хотелось принять запретный плод и попасть «в гости» к Васе. Свежевыкрашенная в голубой цвет бытовка коменданта была окружена густыми кустами отцветшей сирени, но и через них было видно, как включился неяркий свет в маленьком окне, подтверждая приглашение.

– Юлька, чего сидишь? Иди отдыхай, – Анатолич строго смотрел то на меня, то на голубой вагончик, без сомнения подозревая о плане моих коварных действий.

– Спокойной ночи, Сергей Анатольевич, – нехотя я покинула лавку. Негативный настрой наставника не остужал мой пыл, а только разогревал. Нужно было подождать. Ровно через пятнадцать минут, сливаясь камуфляжным костюмом с темно-зеленой сенью бытовок, я вышла. Надежнее было заходить с тыла, то есть пройти вагончики один за другим сзади, выйти у голубого и быстро занять его. Как разведчик, шаг за шагом, я пробиралась и уже коснулась пахнувшей свежей краской стены, как что-то впереди заскрипело, и в свете единственного фонаря появился Анатолич. Он не видел меня, но явно чувствовал присутствие. Словно по команде «ложись», диверсантка припала к земле. Ветки кустов предательски затрещали. Я не столько боялась быть взятой с поличным, сколько хотела одержать победу в тактической схватке.

Озираясь по сторонам, командир звена выдвинулся в сторону моего вагончика и открыл дверь. Не найдя пропажу на штатном месте, он вынул из-за пазухи телефон. «О нет, сейчас будет мне звонить». Быстрым движением, не доставая моторолу из кармана, я нащупала выступающую кнопку off. Успела. Голос оператора сообщил инструктору, что абонент недоступен. Анатолич выругался, плюнул на землю и с грохотом закрыл изнутри дверь своего балка. Выждав еще немного, я пулей просвистела прямо с земли до заветной голубой бытовки.