Оба говорили разом, голоса перебивали друг друга. Переплетали и складывались в одно целое.

— Вы же не такие, вы вырастили его! Мы ехали к вам без опаски, потому что думали, что Зэбор один из вас! Он не убил Яна, когда мог. Скального воина, хотя мы понимали, что он боится его и ненавидит. Он был лучше вас.

— Будь бы с нами Ян, может быть вы не скрутили бы нас так просто. И Зэбора вы бы не скрутили, если бы не был таким уставшим.

— Он берег нас, он был лучше вас, он выводил людей из города, вернулся в Стебиндес за нами. Поменяйся вы местами, он бы не стал судить столь жестоко!

— И да, это мы решили, что будем спасать мир. Зэбор не говорил этого нам, мы сами так решили.

— Он собирался ехать по следу Нарилии только с девушкой, которая была указана в письме, без поддержки, один. Один, вы понимаете! Да он и с самого начала был один. Почему он был один?!

— Да, он рассказал нам об идеях ассеев, рассказал про Трагсруд. Нам, не Архипелагу. Он был виноват лишь тем, что доверился нам и защищал.

Со стороны Зэбора послышался слабый стон.

Живой.

Кто-то из следопытов направился к лежащему следопыту, Глэн к криком ринулся наперерез, они сцепились и упали. И тут Аштанар заговорила, перекрывая весь шум, вызванный потасовкой:

— Прочитайте письмо. Оно было при нем и теперь должно быть у вас, так ведь? Нарилия пишет, что он из моей сказки. Вы не понимаете? Мы с Зэбором связаны навек, мать Леса. Мы можем не знать друг друга, блуждать в тенях, но мы с ним связаны. Мы две души с одной дорогой. И воля богини свела нас, и это вы можете проверить. Да, вы ничего этого не знали, но он тоже. И все же он верил мне, и верил в меня. Эзобериен считал, а может и сейчас еще верит, что я могу помочь вам. Он убедил меня, убедил всех нас. В вашей воле теперь помочь мне. Если он умрет, убейте и меня, так наши души будут искать новый путь вместе и может быть нам проще будет встретиться дальше, за гранью.

Изумление было на лицах ее спутников. Пытаясь вернуть спокойствие, Озори Фонна спросила:

— Что ты говоришь такое, дочь воды?

— Она не дочь воды. Вы видите это, и не называйте ее так. — Влезла Магуи, — Мы нимы. Знаешь ли ты, что такое быть нимом, ты, могучий маг? Вчера нас с Аштанар хотели отдать на растерзание еретикам, как выкуп за город.

— Потому что такова жизнь нимов, госпожа, — вступился Глэн, — Кошмар вашего народа остался в далеком прошлом, и пока вы скорбите о его наследии, нимы живут в кошмаре каждый день своей жизни. Мы были там, мы прошли через огонь, и мы выбрались живыми. Потому что Зэбор вывел нас. Если хочешь знать, что мы передали о вас своим соплеменникам — ничего. Мы ничего им не сказали, и собирались что-либо говорить, только когда обсудим с Зэбором. Потому что Зэбор защищал нас от войны, и тот фелл, которого вы так поносите, защищал нас от войны. Там, на площади. Когда нимы были готовы продавать ребенка, как скот, и ваши друзья Ассеи были с этим согласны. Не вина Зэбора, что он попытался пресечь это. Я бы тоже попытался, будь на его месте. Но моего красноречия не хватало. И лишь поганый фелл смог сделать так, что соглашение осталось нерушимым и не случилось кровопролитие. Мы разные по крови, я маг, они нет. Но мы тоже не хотим войны и смертей. Если Зэбор и сказал что-то лишнее — мы готовы поклясться, что не передадим его слова, как не сказали Архипелагу то, что мы пережили.

— Довольно! Я верю вам. Скорее, помогите ему, — велела Озори Фонна.

Зэбора подняли и унесли. Озори Фонна вглядывалась в бледное лицо, искала глазами в переплетении кос.

Крови не было.

На мгновение она испугалась, что стала кем-то, кто может лишить жизни, не вынося приговора.

По ее знаку всех отпустили. Водные не спешили вставать с колен.

Она смотрела на магов Архипелага. Они были слишком напуганы. Они были союзниками Зэбора, но сейчас они были далеки от того, чтобы защищать идеи Отрофон-Кессеев.

— Мы услышали правду и благодарим вас за это. Надеюсь, вы простите мне тот спектакль, что пришлось разыграть перед вами, — Она тепло улыбнулась, — Я очень рада вашим речам. Что бы не произошло между вами, вы искренне любите нашего брата. Вы спасли мирных жителей Стебиндера и предотвратили столкновение с Ассеями. Вас обманул фелл, но вы сделали выводы, и больше не станете доверять ему. Добрые жители Архипелага, все мы здесь — семья Зэбора. Мы не отказывались от него. Эзобериен это имя для посторонних, я использовала его, потому что считала, что вы для него — чужие. Ваши слова убедили меня в обратном. Вы сродни ему, пережитое сплотило вас. А значит вы отныне часть нашей семьи.

— Благодарим вас на добром слове, — отвечал Глэн. Он с трудом поднялся с колен, Магуи поддержала его, — Мы пережили много волнений и не находим подобающих речей. Мать леса, пожалуйста, позвольте нам отдохнуть.

— Они тепло попрощались и Озори Фонна распорядилась выделить им покои и привезти все их вещи.

Все закончилось благополучно.

Нельзя врать так складно. Как бы ни обстояли дела, Зэбор был верен Отрофон-Кессеям, и они смогли убедиться в этом это без лишних жертв.

Была ли Нарилия виновна в сложившейся ситуации? На миг по спине Озори Фонны пробежал холодок, стоило ей подумать об этом.

Нужно изучить письмо. Все внимательно перечитать, выслушать истории всех этих людей и выяснить это.

Но само подозрение оказалось последней каплей.

Озори Фонна перенесла встречу со старейшинами.

Ей было очень плохо.

Этого нельзя было показывать соплеменникам.

Все прошло так, как и должно было быть. Она знала, что делала.

Но тот миг, когда она боялась, что случайно убила Зэбора, не покидал ее.

Озори Фонна проследовала в свои покои.

Упала на кровать и долго плакала.

Лерасс прижался к ней, мурлыкал и утешал.

Хотелось просто остаться вот так, не принимать решения, не нести ответственности. Уснуть. Чтобы пришествие Предреченной и вообще вся ее жизнь оказалось наутро кошмарным сном.

Озори Фонна не могла выносить больше так много.

Впрочем может ей и не придется.

Пришла Предреченная, и наступили времена последние.

Но что будет дальше, было для нее сокрыто.

Волк мурлыкал, Озори Фонна гладила теплую шерсть и постепенно успокаивалась.

Она поговорит с Зэбором, все ему объяснит.

Он был Отрофон-Кессеем, человеком ее народа.

Сегодня ему было больно. Но он должен был понять, никак невозможно, чтобы не понял.

Она представляла, как он обрадуется, когда узнает, что весь кошмар позади и все будет, как прежде.

Скоро ей пришлось покинуть сладкие грезы.

Нужно еще было поговорить с родителями Зэбора.

Тихо. Холодно. Жестко.

Аштанар проснулась в мертвом дереве. Как она все же смогла уснуть? Как ей все-таки удалось уснуть после всего, что они пережили за последние дни?

Ей было больно. В груди поселилась боль, а слез, чтобы выпустить ее, не осталось. Не хотелось есть, а пить не предлагали.

О них заботились уже вчера, перед ней постелили ковер, выслушали ее короткую сказку и больше не вынуждали говорить. Отвели внутрь Отрофонека, долго вели по спирали дерева, выделили комнаты среди жителей племени. Обещали, что мать Отрофон-Кессеев, которую им разрешили называть Озори Фонной, примет их наутро. Но им не давали ни капли воды. У нее не было сил помочь своим спутникам. У нее не было даже сил помочь самой себе.

Она молчала. Молчала, но не могла больше слушать Глэна и Магуи, не хотела следующего дня. Нужно было лишь, чтобы эта странная тупая боль в груди куда-то ушла.

Аштанар молилась. Кем бы ни были боги, они сотворили мир. Все подчинялось их законам, и маги видели эти законы и плоды их трудов. Она лежала в мягкой кровати, укрытая пушистыми шкурами, и ей было неприятно каждое касание на ее коже. Она молилась всю ночь, пустыми глазами глядя в древесный потолок. Молилась Потоку, который вел всех людей на земле. Молилась течениям Архипелага, умоляла, чтобы их мудростью и силами всего этого не произошло со всеми ними. В своих мыслях она уплыла далеко-далеко. Это было ей знакомо, это было понятно и привычно, витать где-то среди облаков. Струиться дождем. Прорастать вместе с солнцем по утру. Лететь по космосу ракетой. Она была сказочницей, ее работа, ее роль в жизни заключалась в том, чтобы уходить в это прекрасное и далекое. И без разницы, насколько странным ей казалось происходящее — она рассказывала свои сказки тем, кто слышал их и толковал. Сейчас она надеялась, что Поток истолкует ее и примет их всех. А затем она как-то смогла уснуть.