Сейчас, когда она стояла неподалёку от группы парней, обсуждающих недавний интим, воображение рисовало одну за другой эротические картины. Постепенно они начали приобретать речевые очертания, даже понемногу рифмоваться:

“Шторы задёрнуты наглухо.

Вяло светит в углу ночник.

Губы к телу трепетно тянутся,

До сближения – только миг…”

Вдохновение натолкнуло не мысль: “Так можно и поэму сочинить!”

После уроков Алла почти бежала домой.

Она бросила портфель в прихожей. Налила бокал чая, отломила гребешок “городской” булки, намазала маслом. Приготовленный на скорую руку обед захватила в свою комнату.

Откинув в сторону блокнот с собственными стихами, схватила первую, попавшуюся под руку, чистую тетрадь.

“Она должна отличаться от других. Как это сделать? – сама с собой рассуждала Алла. – Точно! Обрежу край – станет узкой, тогда не спутать”.

Не прошло и пяти минут, как набор поэта был готов.

Слова с лёгкостью рифмовались. Сюжет о молодожёнах, сидящих за свадебным столом, но мечтающих поскорее уединиться и вкусить прелести первой брачной ночи, захватил настолько, что строки, казалось, вытекали на бумагу из ручки вместе с чернилами.

Жених и невеста, стол, гости, под звон бокалов беспрестанно выкрикивающие: “Горько!”, побег молодых в гостиничный номер – всё это Алла набросала “крупными мазками”, не затягивая.

И вот оно – таинство. Картины и чувства в мельчайших подробностях: бесконечно долгий, страстный французский поцелуй, фантастическая прелюдия, трепетное слияние тел, финальный экстаз и… умиротворённый сон в любовных объятиях.

Поставив последнюю точку, юная поэтесса вздрогнула от внезапно раздавшегося в тишине звонка. Сунула рукопись в нижний ящик стола под кучу учебников, побежала открывать.

– Какой-то у тебя нездоровый румянец. Не температура, случайно?

– Всё нормально, мам. Уроки учила, – Алла чмокнула маму и убежала к себе.

Написав поэму в стихах на одном дыхании, она внезапно почувствовала изнеможение. Чай остыл. Горбушка с маслом осталась нетронутой. Алла начала суетливо поглощать её, не замечая вкуса, – решала, что же теперь делать со своим сочинением. Показать его она не могла никому, даже Ире. “Оставить для себя? Ждать кого-то, с кем можно будет поделиться? А что будет, если поэму случайно найдут родители?” – вопросы всплывали один за другим, но зависали без ответа.

Алла принесла из прихожей портфель, вытряхнула на стол учебники, но почувствовала, что сил на домашку не осталось. Легла в постель, первый раз изменив устоявшейся привычке – готовить одежду с вечера.

Вскоре беспросветная мгла, поглотившая её, уступила место прерывистому сну. В каждом обрывке всплывал один и тот же незнакомый образ. Лицо не было отчётливо видно – парень маячил где-то вдалеке: то мелькал за деревьями, то мчал на коне, то приветливо махал кому-то, стоя на мосту. Он не замечал Аллу, но её неудержимо влекло к нему.

В какой-то момент показалась, что незнакомец окончательно затерялся среди прохожих, но огромная толпа неожиданно расступилась, и Алла почувствовала, что он наконец заметил её и идёт навстречу, ускоряя шаг. Тут земля начала проскальзывать под ногами, не давая приближаться, и вот он уже бежит… на месте.

Отчаяние, перебившее восторг, вернуло Аллу в реальность. Она долго не могла прийти в себя, впечатлённая не столько незнакомцем, сколько собственными чувствами, охватившими при его появлении.

“Что бы это значило? Я никогда подобного не испытывала. Вот бы такое случилось наяву”, – мечтательно размышляла она на пути в школу, потом вечером за уроками и даже на другой день.

Воскресное утро Алла начала с давно забытого занятия на скрипке. Всю предыдущую неделю она держала в голове договорённость с Дэном и теперь, прежде, чем идти, решила подобрать репертуар. В комнату с удивлением заглянула мама – с самого начала учебного года она не слышала от дочери ни единого музыкального звука.

“Блям-блям, блям-блям”, – пропел входной звонок, будто желая присоединиться к мелодии скрипки, но ему было не суждено продолжить – мама открыла дверь.

– Доча, к тебе Ира! – крикнула она из прихожей.

Алла вышла, бережно держа в руке инструмент.

– Занимаешься? – без интереса спросила подруга, проходя в комнату. – Пойдём ко мне, поболтаем. Родители интересуются, почему не заходишь. И Дэн говорит – ты ему что-то обещала.

– Да, Ир, я как-раз собиралась. Посиди пока, музыку послушай, – поворачивая ручку катушечного магнитофона, предложила Алла.

“Странно, у Аллы отец военный – у них, вроде, зарплаты хорошие, а мебель совковая, как у всех”, – подумала Ира, ёрзая в кресле, невыгодно отличающемся от привычных ей турецких – широких, набивных, с большими обтянутыми пуговицами. Наконец она устроилась.

Звучала рок-баллада. Размеренное вращение катушек гипнотизировало. Коричневую магнитную ленту хотелось лизнуть – она напоминала шоколадную заливку, которая таяла в одной бабине, и, медленно перетекая, наполняла другую.

Отрешённо наблюдая, Ира чувствовала, как её наполняет невероятный покой.

“И пусть кресло не такое удобное, но как же здесь хорошо, – думала она. – Никто не кричит, никто ничего не требует”.

Когда Алла привела себя в порядок, Ире стоило усилий распрощаться с охватившим её состоянием – этому сопротивлялся весь организм, измученный беспрерывной учёбой, недосыпом и постоянным давлением со стороны родителей.

– Ир, ты что, уснула? – весело спросила Алла. – Ну, давай! Взбодрись! Пошли быстрее, тебя, наверно, домашние уже потеряли.

– А это зачем? – удивилась Ира, когда подруга подхватила футляр со скрипкой.

– Дэну обещала кое-что показать.

– Опять не даст нам поболтать, – недовольно пробурчала Ира, отбросив волосы назад, – такой жест всегда сопровождал её недовольство.

До соседнего двора подруги шли молча: у одной в голове звучали мелодии для дуэта, другая – злилась на несправедливость родителей, мечтая поскорее куда-нибудь поступить, чтобы её все оставили в покое.

***

Дверь открыл Дэн. Увидев в руках Аллы футляр – он просиял. Эмма Владимировна предложила гостье чаю. Та вежливо отказалась – им с Ирой хотелось посекретничать.

Уединившись, подруги принялись обсуждать дурацкие выходки Гоши. Не прошло и пяти минут, как в комнату, одновременно со стуком, заглянул Дэн:

– Можно я с вами посижу?

– Нельзя! Нечего тебе со взрослыми делать, – резко ответила Ира.

Дэн хлопнул дверью.

Покончив с Гошей, подруги зацепились за последнее событие, связанное с влюблённой парочкой одноклассников.

Ире было интересно узнать хоть какие-то подробности. Но не успела Алла описать появление Олега в школе в тот день, как в соседней комнате зазвучал саксофон.

– Ир, я обещала Дэну сыграть на скрипке. Он всё-равно не даст нам спокойно поговорить. Пойдем вместе, а потом ещё поболтаем.

Ире не очень понравилась эта затея, но она понимала, что от брата не отвязаться, если уж он начал проявлять такую настойчивость.

В соседней комнате сестра с профессорским видом уселась на белый кожаный диван и, забросив ногу на ногу, приготовилась слушать. Алла достала скрипку, подстроила её под саксофон. Зазвучала мелодия известной песни. Дэн попробовал импровизировать. Дуэт не клеился. Ира морщилась, но музыканты этого не замечали – они с головой погрузились в творчество, пытаясь выстроить инструментальный диалог.

Через полчаса, чувствуя себя лишней, Ира встала и молча вышла из комнаты. Алла, увлечённая совместным исполнением, которое становилось всё более гармоничным, этого даже не заметила. Дэн напротив – обратил внимание на демонстративный жест сестры и понял, что предстоит очередная ссора. Но это его ничуть не остановило – он наконец-то понял, для чего были нужны его многолетние попытки овладеть инструментом.

Совсем рядом изящная девочка ловко меняла положение пальчиков на грифе без ладов, при этом из-под смычка, грациозно летающего по струнам, фонтанировало музыкальное волшебство.