– Ребят, а где Ирка? – вдруг спохватился комсорг, озабоченно оглядываясь. – Она что, в классе осталась?

Никто не припомнил, чтобы разговаривал с Ирой по дороге. Компания зашумела.

Мамочки с колясками поспешно сворачивали в сторону, издалека завидев пьяных, нецензурно бранящихся парней. Сгорбленный старичок пытался сделать замечание – бесполезно, его мнение никого не интересовало. Опираясь на трость, он засеменил своей дорогой, сетуя, какая наглая молодёжь нынче пошла, не то что в прежние времена.

– Слушайте! А хорошо, что этой громилы с нами нет – она бы донесла про пиво, – попробовал успокоить компанию Олег.

– Да-да, и про то, что вы с Машкой за кустами целовались, – с усмешкой добавил Илья.

– Те чё, больше всех надо? Видел и молчи!

Долговязый Олег пошёл на Илью, бывшего на голову ниже. Толкнул в грудь.

– Оборзел?! – подвыпивший парень, потеряв страх, толкнул качка в ответ.

Какое-то мгновение они стояли друг против друга, раскрасневшись от внезапно вспыхнувшей злобы, потом сцепились и упали на траву.

Одноклассники окружили борцов, криками и свистом, поддерживали то одного, то другого. Когда инцидент перерос в нешуточную драку, бросились разнимать. Растащили.

Оценив, что парни выпустили пар и не собираются продолжать, Игорь вернулся к прежней теме.

– Предлагаю объявить Ирке бойкот, чтоб знала как отбиваться от коллектива, а то – строит из себя.

Со всех сторон послышались одобрительные возгласы.

– Больше никто к ней не подходит и не разговаривает. Понятно?!

Растянувшись по парку, агрессивно настроенные одноклассники обсуждали предстоящую травлю одиночки.

Алла не вступала в разговоры. Она твёрдо решила не участвовать, следуя собственной установке – всегда быть на стороне жертвы.

На следующий день, войдя в класс, Ира почувствовала недобрые взгляды. Никто не ответил на брошенное ею: “Привет!”

Сосед по парте демонстративно, не сказав ни слова, пересел.

В дверях появился Фёдор Яковлевич с журналом подмышкой.

– Ну что, товарищи десятиклассники! Хорошо вчера погуляли? – начал с порога классный руководитель. – А куда смотрел комсомольский лидер, интересно знать? Ваше счастье, что Анна Степановна освободилась только к концу урока, а Татьяна Васильевна и вовсе заболела, так что математики всё равно бы не было. Пока об этом массовом побеге с уроков известно только учителю по географии и мне. Но, если такое повторится – вызов на педсовет вас вместе с родителями неизбежен.

После его пламенной речи со счастливым финалом напряжение спало. Класс оживился. Литература пошла по обычному плану.

Но ни на этом, ни на других уроках к Ире никто не обращался. Те, с кем она пыталась заговорить, с презрением отворачивались.

На длинной перемене Алла не увидела её в столовой. А вернувшись в класс, нашла одиноко сидящей за партой: голова упала на руки, плечи конвульсивно дергались – одноклассница беззвучно рыдала.

– Не плачь. Всё образуется, – стала уговаривать Алла, гладя Иру по голове: когда-то так успокаивали её саму – помогало.

– За что они так со мно-о-о-ой? За что-о-о-о? – прерывисто дыша, повторяла Ира. – Я никому не донесла, что все сбежа-а-али. Сказала, что сама опоздала на урок, а когда при-при-шла – в классе уже никого не было.

Немного успокоившись, но всё ещё хлюпая носом, она добавила:

– Мне нельзя было с вами… Географичка опоздала, потому что долго беседовала с моим отцом… Он приходил в школу выяснять у учителей, выходят ли у меня пятёрки по предметам.

Алла с облегчением вздохнула.

– Я с ними поговорю.

На следующем уроке к ней подсел Игорь.

– Против всех пошла? – прошептал он.

– Отвали, придурок! – сухо бросила Алла.

Тому повезло: года три назад она откровенно “послала” бы. Поначалу подростковый возраст кидал из стороны в сторону. Сама не понимала, как в ней уживаются противоположности – хорошо воспитанный домашний ребёнок и уличная оторва с арсеналом похабных словечек. Алла лишь знала, что по-другому самоутвердиться и выжить среди сверстников тогда было невозможно. В старших классах желание становиться девушкой, а не пацанкой, взяло верх. “Подзаборные” привычки начали постепенно уходить, уступая место более цивилизованным, диктуемым воспитанием. И всё же, паинькой Алла, определённо, не была.

– Ответишь, – не унимался Игорь.

– Хм, угрожаешь?

– Нет – разбираюсь.

– Она плакала. Я стала успокаивать, хотела выведать, что она географичке сказала. Представляешь – ничего. Ирка не виновата. Просто ей нельзя было с нами.

– Ну, знаешь ли, каждый может придумать.

– Не буду ничего доказывать. Знаю только – она не придумывает, надо отменить бойкот.

Учитель строго посмотрел в их сторону.

– Федяев! Хватит на уроке шуры-муры разводить! Быстро пересел за другую парту!

– Извиняюс-с-с, Фёдор Якльч-ч-ч, – Игорь ухмыльнулся, неторопливо поднявшись, переместился назад и продолжил шептать: – Как хочешь, но остальные всё равно её проучат – она противная. Пусть помучается. И смотри, как бы тебе от Машки не прилетело. Она эту громилу просто ненавидит.

– Ой, как страшно! Уже в штанишки наложила, – съязвила Алла.

Она склонилась над тетрадью, изображая работу над упражнением, сама же обдумывала, как поступить.

После урока они с Ирой вышли из школы вместе.

– Ал, спасибо тебе! Жаль, что мне к репетитору. Так тяжко. Могли бы пойти ко мне, – в голосе Иры слышалось искреннее сожаление.

– А разве к тебе можно? Говорила же, что запрещают, – удивилась Алла.

– Я рассказывала про тебя родителям. Они не против.

Алла улыбнулась.

– У меня есть минут пять, давай поболтаем. Расскажи про Машку и её подруг.

– А что про них рассказывать? Гуляют с парнями по-взрослому. Машка в школе крутит с Олегом, а по выходным со взрослым парнем встречается.

– Ты откуда знаешь?

– Её же подруги и проболталась. На всю раздевалку перед физрой обсуждали, как Машка месяц назад на танцах познакомилась.

– Они втроём чересчур взросло выглядят. Да ещё одеваются так…

– Как?

– Ну-у-у, вульгарно что-ли: форма – короче некуда, туфли на каблучищах, ресницы красят. И дежурные по школе их пропускают. А родители-то как разрешают в таком виде в школе появляться?

– Очнись, Ир. Кого они спрашивают? У Машки одна мама – с утра до ночи на работе, у Зойки – отец не просыхает, маме не до неё, а у Вики родители пятерых детей тащат.

– Мне не понять, – сказала Ира, привычным жестом откидывая волосы с лица.

Она заметила, что автобус тронулся с остановки.

– На кольцо поехал, через пять минут вернется. Ну давай, до завтра!

Алла побрела в сторону дома. Войдя в глубокую арку, ведущую во двор, она издалека заметила троих.

Маша с подругами с угрожающим видом двинулись навстречу. Алла попятилась и, окружённая с трёх сторон, упёрлась спиной в стену.

Предводительница бросила сигарету, сплюнув сквозь зубы, прошипела:

– Смотрю, неймется тебе. Чё молчишь? Отвечай!

Алла оценивала обстановку. Улица пуста – помочь некому. Надеяться можно только на себя. Страх постепенно смешивался с нарастающим гневом.

– Рот закрой – несёт, как из пепельницы! – дерзко бросила она в ответ. – И запомни: ты мне никто. Своими приспешницами командуй!

– Ты чё, предательница, по морде захотела?! – Зоя замахнулась.

Алла ловко увернулась от пухлой руки и, быстро стянув туфлю, наотмашь врезала задире каблуком по коленке. Та взвыла, схватившись за больное место, запрыгала на одной ноге.

Не дав остальным опомниться, Алла с силой наступила другим каблуком на ногу Вике. Алла услышала стон и нецензурную брань. Как та сползала по стене, она видела лишь краем глаза, потому что в лицо снова летел кулак. Перехватив, Алла резко завернула Машину руку за спину.

Зоя с разбитой в кровь коленкой дёрнулась было на помощь подруге, но Алла крикнула:

– Подойдешь, сломаю ей руку! Вали отсюда!