Жильбер без устали рассказывал друзьям про Америку, про генерала Вашингтона и других замечательных людей, с какими ему довелось там познакомиться, про подвиги американских солдат, происки англичан и назревавший мятеж на фрегате "Альянс", который ему удалось предотвратить, чтобы благополучно вернуться домой. Он был нежен с Адриенной и госпожой д’Айен, деликатен с Луизой, весел с остальными сёстрами, любезен с тестем, но без былой сердечности: они говорили в основном о политике и ботанике, и герцог привыкал к новой для себя роли слушателя.

Выпорхнув на свободу в конце февраля, маркиз помчался отдавать визиты, посещать салоны, театры, заседания своей масонской ложи. Адриенна вышила ему запон с голубым поясом и застёжками в виде змеи, покрыв белую телячью кожу масонскими символами. Лафайета наконец-то приняли в Версале; он часто встречался с доктором Франклином, который был теперь полномочным послом Соединённых Штатов во Франции, а вот со знаменитым господином Адамсом так и не увиделся: в начале марта тот вместе с сыном уехал обратно в Америку.

Теперь, когда Лафайета и Версаль уже не разделяли две тысячи миль, он бомбардировал Верженна, Морепа, Сартина подробными письмами с изложением своих проектов о захвате Канады (с французской армией это будет возможно), о предоставлении коммодору Джонсу шведских кораблей с французскими офицерами, которые будут курсировать под американским флагом (он переговорил об этом со шведским послом и господином Франклином), о голландском займе для американцев, о плане новой экспедиции в Америку, о высадке десанта под его командованием — он отправится путём Вильгельма Завоевателя и семь веков спустя водрузит на английских берегах белый флаг с тремя лилиями! Посмотрим, что скажет на это граф Карлайл, отказавшийся скрестить с ним шпаги в Америке, когда Лафайет призвал его смыть кровью оскорбление, которое граф нанёс Франции в одной из своих прокламаций! Карлайл ответил на его картель, что "ссоры между нациями породили бы слишком большой беспорядок, если бы вызывали вражду между частными персонами". Так пусть же он узнает, что совокупность "частных персон" и есть нация! Нельзя поносить страну, не оскорбив тем самым её сыновей!

Настырность юнца забавляла стариков, но и начинала слегка раздражать. Молодые люди готовы перевернуть мир с ног на голову, лишь бы о них заговорили, а задача стариков — удержать мир таким, каким он был, и хорошо, что король не так решителен и настойчив. Армия, безусловно, нужна — для парадов и учений; мундиры, султаны, лошади — это красиво, но война, мой друг, — совсем иное: это большие убытки и неприятности. Предоставьте действовать дипломатам; интриги, сплетни, подкуп бывают гораздо действеннее сражений…

Их не желали слушать. Романтика открытых просторов, великих подвигов и яростных страстей взяла верх над затхлой скукой закулисной возни. Когда испанцы наконец-то подписали в Аранхуэсе договор о возобновлении Семейного пакта между Бурбонами, в Париже ограничились парой одобрительных хлопков, зато появление четы Лафайет в "Комеди-Франсез" на премьере комедии "Французская любовь" было встречено бурной овацией. Автор, Рошон де Шабанн, специально добавил в текст одну строфу в честь маркиза — вероятно, надеясь погреться в лучах его славы. Пьесу, впрочем, почти тотчас сняли с репертуара. В гостиных говорили шёпотом, что этого добился герцог Шартрский, и по причинам, отнюдь не связанным с политикой.

Аглая! Лафайет думал, что уже способен ровно дышать в её присутствии, но она появилась — и воздуху не хватило. Год назад он написал ей из Америки — он писал тогда всем друзьям и знакомым, отгоняя кошмар одиночества. Его письмо вернулось нераспечатанным. И вот теперь она словно случайно оказывалась там, где был он, и говорила с ним так, словно они были добрыми друзьями; в её голосе звучал призыв, а в глазах светилось обещание…

Свет отворачивается от пресной добродетели и с наслаждением смакует чужие пороки, торопясь наделить себя ролью судьи. В салонных разговорах быстро появился ядовитый привкус сплетен. Первой опасность почуяла мать Аглаи, маркиза де Барбантан: этот Лафайет не такой, как другие поклонники, ему нужно владеть Аглаей, а не пользоваться ею, он хочет жертвенной любви, а не игры страстей. С ним надо порвать, пока ещё не слишком поздно. Но Жильбер требовал объяснений и выбивал из рук Аглаи все доводы, которыми она пыталась от него отгородиться. Победа — когда условия диктуешь ты. Он не позволит водить себя на поводке лживых отговорок. Он обязательно добьётся своего!.. Теперь и Аглая поняла, чем рискует: не сумев повелевать одним, она упустит из рук всех прочих. По счастью, этого ещё не случилось, герцог Шартрский не вышел из игры. В начале июня Лафайет получил полк королевских драгун и приказ короля немедленно выехать в Сен-Жан-д’Анжели неподалеку от Рошфора.

— Вы не станете на меня сердиться, если я передам вам то, что слышала у маркизы де Куален? — спросила Адриенна в последнюю ночь перед отъездом Жильбера. — Там говорят, что никакого десанта не будет и господ англичан ничем не потревожат, если, конечно, они не наделают глупостей.

— Как хорошо, что все эти сократы не входят в правительство.

— Планы правительства вовсе не критикуют! Господин де Верженн — мудрый человек и не станет строить несбыточных проектов, а господин Неккер не даст денег на пустяки. Речь не о разумности этих мер, а об их осуществимости.

Жильбер подпёр голову рукой и начал слушать жену с интересом.

— Успех всей операции зависит от наших успехов на море, — говорила Адриенна тоном прилежной ученицы. — Мы знаем, что господин д’Орвилье уже вышел в море с двадцатью восемью кораблями и направился на соединение с испанцами, которые должны дать ему ещё восемнадцать. Говорят, что декларация Испании надёжна, но двор в этом не вполне уверен. Высадка должна произойти, когда господин д’Орвилье разобьёт английский флот, но когда это случится? Меж тем количество сухопутных войск увеличили, все рвутся в армию, даже папа хлопочет об этом в Версале, все требуют себе место, у министров уже голова идёт кругом, потом начнутся споры о старшинстве, интриги, козни — и всё пойдёт прахом. Почему, скажите мне, эту экспедицию не возглавил никто из королевской семьи, к примеру, граф д’Артуа? Разве ему не хочется славы? Он просто боится выставить себя на посмешище.

— Ну, нет ничего дурного в том, чтобы доверить командование опытному военному.

— Военные таланты господина де Во неоспоримы, однако он стар и болен.

— Для того ему и нужно опереться на молодых людей — здоровых и полных сил.

— Но вы представьте себе, что все эти тысячи здоровых молодых людей окажутся на кораблях, а ветер переменится или стихнет, а когда подует нужный ветер, наступит отлив, и так придётся ждать много дней! Еда испортится, начнутся болезни…

— Вы говорите вполне разумные вещи, моя дорогая Кассандра, но если думать только о возможной неудаче, успеха не добиться никогда.

— Ах, я всей душой желаю этого успеха! Но и неудача меня не слишком расстроит, поскольку, по крайней мере, вы не уедете далеко и сможете наконец-то присутствовать при рождении нашего дитя.

Выговорив главное, Адриенна смущённо потупилась. Жильбер провёл ладонью по её животу.

— Когда нам ждать этого события?

— На Рождество. И если это снова будет девочка, можете засмолить нас обеих в бочку и сбросить со скалы!

— Что за фантазии! Я запрещаю вам посещать салоны вздорных старух, проповедующих средневековые глупости.

— И всё же мне кажется, что на этот раз родится мальчик! Анастасии нужен брат.

Жильбер уже покрывал поцелуями её шею и плечи. Адриенна зарылась пальцами в его волосы и закрыла глаза. Пусть говорят, что хотят, про Жильбера и графиню фон Гунольштейн. Жильбер не лжёт ей, она это чувствует. Сейчас, с ней, он — настоящий, внимательный и нежный. А с графиней он вспыльчивый и резкий. Не стоит тратить на неё своих слёз.

Юбка, платок, ещё платок. Вот так. Погода сегодня тихая, бельё с верёвки ветром не сорвёт, но в уголки платков всё равно вшиты дробинки, тянущие книзу: Калеб Брюстер не должен ошибиться.