…Госпожа д’Айен поспешно спустилась по лестнице на первый этаж и сразу увидела высокого худого мужчину в тёплом плаще и треуголке. Его лицо было землистого цвета, глаза и щёки запали, он выглядел вестником несчастья. Немного постояв, чтобы унять волнение, она пошла ему навстречу.

— Извините, господин де Вальфор, что заставила вас ожидать здесь; моя неучтивость непростительна, но всё же прошу вас понять меня: маркиза де Лафайет, моя дочь, потеряла своё дорогое дитя, нового горя она не вынесет, я вынуждена оберегать её от этого удара, пока она не оправится настолько, чтобы со смирением принять его.

Вальфор смотрел на неё удивлённо. Госпожа д’Айен прерывисто вздохнула, собираясь с духом.

— Вы прибыли сюда, чтобы сообщить нам о том, что господин де Лафайет… что он… покинул этот мир…

— Как? Когда? — воскликнул Вальфор, не дав ей договорить. — Два с половиной месяца назад он был жив, хотя и не вполне здоров…

— Жив? — Госпожа д’Айен пошатнулась и уцепилась за руку Вальфора. — Не вполне здоров?..

— Он всё ещё хромает, но его рана совершенно неопасна! — поспешил успокоить её гость.

— Ах боже мой… Но эти газеты… Там писали, что он убит… Простите меня, я совсем потеряла голову. Примите плащ у господина де Вальфора! — крикнула она лакею. — Я не заслуживаю вашей доброты, но вы ведь не откажете нам в любезности разделить с нами трапезу? Обед подадут через полтора часа. Умоляю вас! О, вы так добры! Вас проводят в гостиную; хотите подогретого вина? Распорядитесь сами, если чего-нибудь пожелаете; я пойду подготовлю Адриенну…

Часы на камине вызвонили серебристую мелодию. Четверть одиннадцатого. Довольно, не всю же ночь здесь сидеть. Конрад-Александр Жерар решительно придвинул к себе договор, взял перо, обмакнул в чернильницу и поставил размашистый росчерк. Затем поднял глаза на Франклина: итак?

Ровно месяц назад, восьмого января 1778 года, Жерар приехал к американским эмиссарам в Пасси и попросил их изложить письменно свои условия, на которых они откажутся от дальнейших переговоров с Англией. Троица совещалась целый час, после чего Бенджамин Франклин объявил посланнику министра иностранных дел, что Франция должна наконец заключить с Североамериканскими штатами договор о дружбе и торговле. Только это побудит их отвергнуть английские предложения о мире. Верженн это предвидел, поэтому Жерар сразу ответил, что договор будет подписан. Он вернулся в Версаль, отчитался перед министром, а вечером того же дня из донесения секретного агента стало известно, что Франклин всё-таки встретился с Полом Вентвортом — шпионом, присланным из Лондона ещё в декабре.

Во Франции этого нью-гэмпширского помещика и биржевого спекулянта знали уже давно. Хотя Бомарше уверял Верженна, что Вентворт говорит по-французски лучше их обоих, полиция, следившая за ним с 1772 года, научилась узнавать ловкого агента даже переодетым и загримированным. Ему позволили беспрепятственно встречаться со старыми друзьями, чтобы выведать истинные намерения лорда Норта. Филадельфийский мудрец прежде избегал этих встреч, опасаясь себя скомпрометировать, но вот наконец-то решился. Вентворт задал Франклину тот же вопрос, что и Жерар, только наизнанку: каковы условия американцев для окончательного примирения с Англией? Тот ответил: признание полной независимости Америки, и разразился обличительной речью о жестокости британских военных. Очередной ход в шахматной партии? Кто здесь пешка, а кто ферзь? Проверим.

На следующий день Жерар снова был в Пасси с доброй вестью: королевский совет рекомендовал его величеству заключить с американцами двойной договор — о торговле и о военном союзе. И тут Франклин начал вилять, ведь союз подразумевал взаимную военную помощь и уступки. А вдруг французы потребуют Квебек и Монреаль в уплату за оружие и деньги? Хорошо, отказ от Акадии внесли в договор отдельной статьёй. Что-нибудь ещё? Посланцы Конгресса выдвигали одно условие за другим, то требуя немедленного объявления войны, то копаясь в мелочах и придираясь к формулировкам. Восемнадцатого января Жерар привёз им проект договора, включавший секретный сепаратный пункт, и после целого дня ожесточённых споров уехал, сказав, что будет ждать окончательного ответа: да или нет. От мира с Англией американцы уже отказались; они намерены воевать с ней в одиночку? Эмиссары раздумывали десять дней. Потом заявили, что союз должен называться не "вероятным и оборонительным", а военным, вступающим в действие прямо сейчас; Жерар возразил, что настаивать на этом — значит оборвать переговоры. Однако согласился внести небольшие изменения в сепаратный акт, добавив пункт о том, что депутат Соединённых Штатов будет уполномочен вести переговоры с испанской короной, чтобы по первому требованию католического короля подписать необходимые документы, аналогичные договорам с Францией, — об этом просил Артур Ли, которого в прошлом году выставили сначала из Бургоса, а потом из Берлина. Жерар уже чувствовал, что игрок за шахматной доской всё-таки он. Подписание наметили на шестое февраля, в Париже, в особняке маркизы де Куален, выходящем на площадь Людовика XV. И вот теперь он бьётся с американцами битых два часа, чтобы наконец покончить с этим делом.

Статья пятая: "Если Соединённые Штаты сочтут уместным попытаться подчинить себе Бермудские острова и северные части Америки, ещё находящиеся во власти Великобритании, оные острова и области в случае успеха войдут в конфедерацию или окажутся в зависимости от Соединённых Штатов". Ли хочет внести больше ясности: не "северные части Америки", а острова в заливе Святого Лаврентия и Флорида — так было в первоначальном варианте договора, составленного Конгрессом. Мало ли, что было раньше, спокойно возражает Жерар: вот текст, мы подписываем его — или не подписываем. Острова в кишащем рыбой заливе Святого Лаврентия привлекают самих французов, а Флориду испанцы уступили англичанам после прошлой войны — зачем же лишать союзников шанса вернуть её себе. Но этого, разумеется, он вслух не говорит. И потом, мы же пошли на уступки, убрав слово "Ямайка" из статьи седьмой, где сказано, что любой остров в Мексиканском заливе и поблизости от оного, ныне принадлежащий Великобритании, отойдёт Франции в случае его захвата французами. Испании это придётся проглотить; и что с того, что Ямайка, в отличие от Флориды, приветствовала независимость североамериканских колоний?

Жерар переводит взгляд с Франклина, похожего на пожилого умного бассета, на кукольное личико Дина и лощёную физиономию Артура Ли. За последнюю неделю эти трое чуть не передрались. Оно и понятно: среди них нет опытных дипломатов, им прежде не доводилось вести столь важные переговоры, они боятся оплошать. Так что же, господа? Хорошо, французское правительство согласится убрать из договора о торговле пару пунктов о патоке, если того пожелает Конгресс. Итак?

Франклин смотрит на Жерара. В профиль его острый нос, полные губы и выдающийся вперёд подбородок образуют греческую букву "Σ", которой в математических трактатах обозначают сумму. Что ж, подведём итог. Взяв перо, он поставил свою подпись и приложил печать; Сайлас Дин сделал то же; Артур Ли, не ограничившись росчерком, указал свою должность: полномочный депутат во Франции и Испании. Да будет так. Доброй ночи, господа!

Весь Париж говорил только об одном: Вольтер покинул своё женевское пристанище и возвращается в столицу! В "Комеди-Франсез" будет представлена его новая трагедия! Госпожа д’Айен взволновалась: фернейский старец был её кумиром. Ложу в "Комеди-Франсез" забронировали заранее, но ей так хотелось увидеть самого великого философа, хотя бы издали! Но как? Едва прошёл слух, что Вольтер прибыл в особняк маркиза де Виллетта на углу улицы Бон и набережной Театинцев и поселился у своей приёмной дочери, как там стало не протолкнуться, каждый день являлись десятки гостей — весь цвет учёного и философского сообщества. Писатель сам прочёл свою "Ирену" кружку людей, вкусу которых он доверял, и теперь напряжённо работал, переделывая текст. Было бы просто неучтиво отнимать у него время для очередной поклонницы, одной из многих… Герцог, недавно вернувшийся из Италии, пообещал жене устроить эту встречу: как-никак он теперь член Королевской академии наук, автор трудов по физике и химии; Вольтеру будет небезынтересно с ним поговорить. Луиза, Адриенна и Клотильда боролись с желанием забраться, как в детстве, к отцу на колени, чтобы попросить о том, чего им хочется.