И я рыдала вслед за ней, оттого что проститься пришлось с Повелителем моим прекрасным, кому без смущения и сомнения я отдала и душу, и сердце и тело свое.

Рыдаю горько оттого, что не знаю еще, как без него прожить смогу лето это долгое, зная, что скоро будет в земле лежать он беспомощный и обескровленный, чтобы сила вся его брату перешла и землю возродила ото сна зимнего.

Может в другой стране - там, где не тает снег, бабочкой на стене дремлет минувший век - пленник иной зимы, той что ушла давно, линию злой судьбы соединив в кольцо.Ветер Лозанны свеж - встань на крыльцо и пей, таинство слов "ля неж" по вечерам сильней... Вечный призыв к игре /жаль коротка строка/, рифма тебе и мне - бабочка в дымке сна, магия той зимы - выдох и снегопад... Я твои вижу сны, как много лет назад.Может в другой стране, нежно касаясь век, думаешь обо мне, смотришь на первый снег.@Снежный Рыцарь

Ничего не боялась я, в ожидании, когда же снова рядом будем и утону в голосе его волшебном я, но прав был Повелитель мой снежный, говоря о том, что тяжело будет эту весну и лето пережить.

Даже Тайка и та хмурилась по волосам моим водя руками, и все головой качая, когда весна пришла, и снег растаял, забирая последнюю ниточку мою, что с Повелителем нас связывала:

- Что же твориться с тобой такое, Даринушка? Словно ни кровинки в тебе не осталось, аж кожа вся посерела…давай на улицу выйдем, а то вся истончишься ты, света белого не видя!

Но не о таком свете мечтала я белом, устало головой качая, и пытаясь убедить всех, что в порядке я, даже если на ногах едва держалась, за стены и мебель редкую хватаясь, чтобы встать.

Не считая разлуки страшной с Повелителем моим, больше всего меня печалило, что снова все заботы и дела по хозяйству на бабушкины плечи легли. Тяжело ей было, поэтому и Тайка у нас постоянно крутилась, каждый день и про кузнеца рассказывая, что спрашивал о здоровье моем, как только видел подругу мою.

Только не было мне дела до него.

Никакой другой красоты не видела больше я, увидев Повелителя своего в обличии его настоящем.

С ним душа моя была стонущая, с ним все мысли были и сны горячие, когда сквозь веки закрытые, да ресницы тяжелые ощущала я, как ночами плачет бабушка, словно со мной прощается, обхватывая себя руками морщинистыми и раскачиваясь из стороны в сторону, как тогда было, много лет назад, когда к дверям нашим он впервые пришел, чтобы забрать меня.

Ничего не рассказывала ей, да только чувствовала, что и без слов моих бабушка все знает. Обо всем догадывается. И тяжело на душе моей было, оттого что проститься нам придется…так тяжело, словно сердце мое на куски разрывало все.

- Гляди, как бы не померла внучка твоя, - шептались соседи на улице, чьи голоса слышала я из приоткрытого окна, когда бабушка на улицу выходила или в огороде была, - Совсем пропадает зеленоглазая, словно силы какие душу ее забирают!

А сами небось крестились и только и думали, скорее бы меня со свету изжить, слыша от Тайки, что ничего есть я не могу, только воду пью ледяную, от которой мне дышать легче становится.

Тяжело мне было, да только Повелителю моему еще тяжелее, пока лежал он в земле сырой обессиленный и обескровленный, но знала, что слышит он меня во сне своем, потому и говорила с ним мысленно, каждую минуту говорила, каждую секунду ласкала словами своими, что скоро закончится все, и вместе мы будем.

В каждом сне свое тяжелом искала я его.

Все блуждала по лесам, камни отыскивая, и ощущая, как земля под ногами жжется, волдыри на ступням нагих оставляя, а то и сжигая кожу до гари, и боль страшную причиняя, да только все равно раз за разом я в лесах оказывалась, пытаясь камень большой найти, и зная, что только он спасет меня и никогда не нагреется.

На этом камне кровь любимого моего была…она стекала в землю, к нему по каплям возвращаясь, чтобы смог он силу свою к приходу зимы восстановить.

Лишь с приходом лета жаркого, смогла я на ноги подниматься, воодушевленная тем, что услышала отголоски голоса любимого и долгожданного.

В себя приходить стал Повелитель мой, силу свою возвращая и меня заставляя жить не смотря ни на что.

Только дышать совсем тяжко было.

Убивала меня жара летняя, когда пряталась в доме я от лучей солнца палящего, выходя только ночами темными. Словно сова жила я, к ночи просыпаясь и начиная делами заниматься по дому, да во двор выходя.

Жалея меня, бабушка и окон не открывала, чтобы жару в дом не впускать, а когда из дома она выходила, я в подпол спускалась. Ложилась на землю сырую и холодную, и так хорошо становилась мне, словно на груди Повелителя своего лежала я, дыхание его глубокое и ровное ощущая.

И все чаще казалось мне, что голос его слышу, но слишком далекий и призрачный, чтобы слова различать, и этому всей душой радуясь, что очнулся он и время летнее на убыль пойдет скоро!

Тяжелее всего в июле было мне, когда солнце летнее достигло высоты своей, землю лучами согревая, и всю душу выжигая мою жаром своим, отчего дышать не могла я, то и дело водой ледяной себя обливая и метаясь во снах своих днем удушливым.

Так тяжело, что казалось, будто жизнь вся моя уходит по крупицам собранная, поэтому пряталась за шторами темными я, и лишь глубокой ночью из дома выходила, будто вурдалаком стала.

Но помня слова Повелителя снежного о брате своем, не вынесла муки и пошла к реке, чувствуя, как от каждого шага ноги мои подгибаются, словно вот-вот упаду я.

И ведь бояться должна я, что едва не утонула в водах реки этой, а так мучилась, что и это уже не страшило меня, когда на берег тяжело опустилась, едва дыша и опуская одну руку в воды темные ночные, прошептав:

-…тяжело мне, Дунаюшка…словно погибаю я.

И страшно от мысли этой, что не переживу лето долгое и так и не увижу любимого своего.

Стала вода в реке подниматься медленно, на берег выходя, и меня водами своими окутывая, словно обнимает меня кто-то, но и тогда страшно не было мне, потому что так измучилась я, что ко всему готова была.

Даже испугаться не успела, а в голове своей слышу голос незнакомый.

Не такой низкий, как у Повелителя моего, но такой приятный, словной ручей журчит водой родниковой, душу успокаивая и мысли убаюкивая:

- Воздуха побольше набери, Дарина, и дыхание задержи, как сможешь.

Так и сделала я, блаженно глаза закрывая и чувствуя, что водой меня в реку уносит, но аккуратно так и бережно, что и пугаться не хочется, даже когда под водой оказалась я вся и смокнулась она над головой моей, тело омывая свежестью, и словно силы мои возвращая.

И ведь не чувствую холода я, а знаю, что вода холодная, поэтому и хорошо мне так, как если бы на снегу белом и пушистом лежала бы, потому и легко каждой волосинке, каждой ресничке черной, словно заново родилась я после мучений.

Так легко и свежо, что руки в воде раскинула, голову запрокидывая и наслаждаясь тишиной и покоем воды, которая удерживала меня, не давай вверх уплыть и не пытаясь затянуть в пучину, словно и правда обнимал меня кто-то руками своими заметно и невесомо.

Открыла глаза свои в воде и вижу, что не одна я.

Словно пред собою вижу лицо, что в воде почти прозрачное и если бы день был, то и не заметила бы, а в ночи темной и свете луны, что сверху светит глазами Повелителя моего снежного, теперь вижу очертания лица красивого, и глаза синие, словно океан бушующий, с ресницами, что золотом отдают, и очертания носа прямого и губ красивых, и даже копну волос, что в воде вьются плавно и медленно, словно вместе с водой вздыхают и отдают бирюзой и золотом.

Так вот какой ты, брат младший Повелителя моего снежного, Дунай, царь воды живой и океанов.

Рассматривает он меня с интересом, руками своими держа осторожно, и словно укачивает в колыбели, а я улыбалась ему, всей душой благодарная за то, что оживил он меня, не дав сгинуть на жаре, что даже ночью тело мое терзало.