От удара я едва дышать могла, не в силах на ноги подняться и ладонями в землю упираясь, ощущая, как она с каждой секундой все горячее для меня становится, словно лава прибывает и жгется так, что невыносимо мне.

- Беги отсюда, беги…не будет тебе спасения, но может хоть пару часов поживешь, покуда погибель тебя не настигла, - шептала я, морщась от боли и пытаясь глазами отыскать себе прибежище от жара невыносимого, который все сильнее становился, словно сама земля воспалилась, а я в сон свой попала, пытаясь глазами хоть один камень отыскать.

Да разве слышал меня кузнец глупый, снова ко мне кидаясь и рукой замахиваясь в безумии своем, но только ударить не решился, вдруг в ужасе отшатываясь, словно рога на мне выросли.

Только все гораздо хуже было, и не было больше времени у него, чтобы смерть свою страшную отсрочить, когда земля под ногами нашими содрогнулась вся, отчего все камни в округе подпрыгнули испуганно, и последние деревья со стоном повалились в борозду глубокую, словно в могилу падая, а кузнец пошатнулся, глаза округлив и не веря тому, что видел.

Из земли прямо, что стонала и расползалась, змей черный появился.

Смерть его страшная.

Любовь моя с глазами голубыми.

Даже закричать кузнец не успел, тут же в лед обратившись, стоило только глазам голубым и полыхающим яростью нечеловеческой на нем остановиться.

Так и застыл он изваянием бездушным со взором, в котором весь страх человеческий отразился при виде смерти истинной, которая шипя метнулась к нему, оплетая кольцами тела длинного и могучего с силой такой, что на мелкие части статуя эта развалилась…страшно и жутко смотреть было на это, видя, что в кусках того, что человеком было даже кровь застыла, рассыпаясь по земле теперь, словно камни драгоценные были это.

Старалась не смотреть на это я, глаза отводила, и плакала от горя, что виной смерти стала страшной, и улыбалась радостно сквозь слезы Повелителю своему, которого раньше времени установленного увидела, ощущая, что земля все горячее становится, так, что невыносимо уже на ней находиться….и слыша, как шипит в ранах жутких и глубоких кожа на змее черном, который кровью истекает, словно поджаривается на земле этой.

Проклинала я кузнеца и глупость свою, рыдая и крича надрывно, пытаясь змея огромного на себя затащить, и спасти от ожогов страшных, видя, как кровь его запекается, засыхая на ранах страшных, отчего кожа трещать стала!

Только кто поможет нам?

Кого на помощь звать, когда земля все горячее становится, волдырями на теле моем и снова содрогается вся да так, что и змей на руках моих раскачивается?!

- Оплети меня телом своим, любимый! - рыдала я, голову большую змеиную к груди своей прижимая, пытаясь от жара смертельного спасти, и с ужасом понимая, что силы моей не хватит, чтобы все тело это длинное на себе уместить, да только змей не слышал и глаза его голубые от бессилия и боли страшной закатывались под трепещущими веками, пока я тянула на себя кольца черные, оставляя на ладонях своих кровь его багровую, и крича Дуная брата, да только где воду найти, когда вокруг земля одна убивающая, да деверья поваленные?

- Что ты делаешь, человечка глупая?! Смерть твоя лютая на коленях!!

Вздрогнула, когда голос услышала незнакомый и низкий, в ужасе отшатнувшись и голову змея к себе еще сильнее прижимая, защитить пытаясь, когда мир перед глазами поплыл куда-то.

Словно Повелитель смотрел на меня, склоняясь сверху и брови хмуря, только другой совсем!!

То же лицо прекрасное, те же глаза бездонные, да только зеленые, как трава молодая, и волосы светлые! И не просто светлые, а словно луной посеребренные! И огромный такой же! И даже шрамы на груди, что солнцем расходятся видно, словно с ума я сошла от горя своего видя, то что не могла бы видеть!

А он все хмурится, кругами вокруг нас ходя быстро и порывисто, словно приблизиться не решаясь, и реальный такой, что силу я его ощущаю, словно кусает меня кто-то.

- Опусти змея и домой беги, покуда сила к нему не вернулась! - смотрит он на меня и хмуро вроде, но не злобно, растерявшись и ресницами порхнув, когда снова я разрыдалась в себя приходя, и закричав, что было силы, не замечая, как у самой кожа шипит вся от ожогов, гарью и горечью крови во рту отдаваясь:

- Спаси его!! Умирает от ран страшных Повелитель мой снежный!!!

Не чувствовала крови и боли своей я, пока сердце мое на части разрывалось, и руки пытались обессилено тело его черной на себя заволочь, даже если сама горела вся, тела своего не жалея, но видя, как округлились глаза Повелителя второго, и подскочил на ноги он вдруг меч из ножен достав.

Не успела даже и подумать я, что он убить нас может ударом одним, когда тот с силой нечеловеческой землю вспорол, да так, что она изломом пошла, затрещав и застонав от боли своей.

- ДУНАЙ! СЮДА СКОРЕЕ! – закричал Повелитель второй, что кровь из ушей моих пошла и силы стали покидать тело мое, вместе с кровью в землю утекая, когда услышала я рокот страшный и шум волн, будто вся вода мира неслась к нам скорее на помощь, заполняя расщелину водой чистой и холодной, от которой жизнью веяло.

- Отпусти его, Дарина, - в бреду своем огенном голос Дуная слышала я, дыша судорожно и хрипло, когда вода окутала нас, оплела руками своими ласковыми, пожар в теле туша и раны страшные заживляя, все равно крепко к себе прижимая голову змея своего голубоглазого, что на волнах качался, вытянувшись во всю силушку свою, но не приходя в сознание, - Унесу его туда я, где он силы свои отыщет. Отпусти его, сестраа. Все хорошо будет.

Разжала я пальцы свои, через веки тяжелые и ресницы слипающиеся видя, как руки Дуная в воде овивают любимого моего, унося его течением подводным в земли далекие.

Точно по Библии - верить и двигать мир,Острые горы, хребты ледяного зверя.Истина эта затёрта уже до дыр,Сверим часы: двадцать с лишним столетий веримВ розы, шипы, плащаницы, посты, грехи...Вычеркнув в списке одно лишь святое имя -Той, для которой сходишь живым с горы,Той, для которой ты Бог, наравне с другими.С теми, кому ты молился один в саду,/выпита чаша и горькое стало сладким/.Верили слепо в тебя, ты в неё одну,Имя её повторяя в бреду, украдкой.Я повторил за тобой - и открылась дверь,Стало вином то, что было вчера водою.Горы сместились, вышел на битву зверь,Тот, уронивший ключ Магдалины в море.Снежный Рыцарь

Давно не спала я так крепко и сладостно, обо всем на свете позабыв, ни жара, ни боли своей не чувствуя, что и просыпаться не хотелось. Так бы и нежилась долго-долго, если бы голоса не услышала.

Голоса знакомые уже, да только не в своей голове, как они обычно звучали, а наяву.

Тихо, приглушенно и ласково говорили они между собой, словно боясь меня разбудить.

- Ох и хитрец братец наш! Как же сделал он так, что человечка касаться его может? Ведь никому это не дано, мне даже, брату его кровному! Сколько часов сижу и жду, когда же она окаменеет или в лед превратиться, а она на глазах только все краше становится!

- Сердце зимы на ней, - отвечал ему голос второй, милый сердцу моему. Тот, что словно река течет, слух лаская.

- Так ведь и к камню никто прикасаться не смеет, сам знаешь. Смерть это для всего живого то!

Они замолчали на какое время, когда первый голос вдруг вздохнул:

- Вижу, что и сам он полюбил человечку…да как он ее к себе заберет-то? Она ж живая. А коли убьет ее, так она ко мне попадет, душа чистая у нее, грехами не тронутая.

- Брат знает, что делает.

- С собой мне брать ее к камню алтарному?

- Бери, как силой поменяетесь, там видно будет, что дальше делать будем. Одно знаю, что здесь он ее не оставит, все равно с собой заберет.

Снова замолчали они, пока в душе хмурилась я, понимая, что про меня и Повелителя они говорят, но что именно не понимая. Слова страшными какими-то были, словно преграды между нами появились откуда-то, о которых я не ведала, а Повелитель скрывал.