Взял медведь корзину, сжав клыками острыми и оглянулся на меня, в глаза посмотрев взглядом своим голубым, который не менялся кем бы Повелитель не представал предо мной, и оставался все таким же пронзительным, но мягким и ласкающим, как и голос его незабываемый.

Поэтому без боязни зашагала я за медведем громадным, с удивлением отмечая, что он на снегу следов не оставляет, словно парит, даже если казалось мне что по земле идет он.

Привел меня медведь к берлоге пустующей.

Первым делом сам в нее заглянул и поставил в самый дальний угол корзину с рыбой, что уже замерзла и льдом покрылась, кивнув мне забираться следом:

- Здесь жди меня, душа моя. Из берлоги не выходи, что бы не услышала ты.

Я лишь закивала растерянно, понимая, что происходит что-то, и глядя глазами огромными на зверя прекрасного и мощного, что посмотрел в мои глаза еще пару секунд и вылез поспешно, словно боялся, что рядом со мной навечно останется и уйти больше ни за что не сможет.

Хорошо, что холода я не чувствовала и не боялась ничего больше, пока рядом со мной Повелитель был, поэтому устроилась в берлоге просторной, подтянув к себе колени и положив на них голову свою, потому и увидела, как медведь о землю лапами стукнул, что снова она вся содрогнулась, и вихрь снега столбом поднялся, а из вихря этого птица вылетела - черный ворон, что был крупнее любого орла или ястреба!

Улетел Повелитель мой многоликий, лишь голос его шепчет мне успокаивающе:

- Ничего не бойся, дитя моё. Всегда я рядом с тобой, ни за что тебя в обиду не дам.

И я верила! Поэтому и сидела спокойно, перебирая руками, что не замерзали, рыбу свою, когда вдруг услышала, что ветер страшный поднялся, да снег полетел хлопьями такими большими, что света белого не видно.

Вмиг берлогу сверху засыпало, а я сижу, словно в домике своем, где тепло, тихо и спокойно, прислушиваясь, как трещат деревья от ветра штормового и завывают волки где-то на окраине, что аж кровь в жилах стынет, а сама понимаю, что это все Повелитель мой лютует, и представить страшно, какого же оказаться в непогоду такую в лесу снежном. Погибель это.

Под вой ветра задремала я даже, к себе прислушиваясь и ожидая, когда голос Повелителя позволит мне на свет белый выбраться, когда неожиданно земля надо мной задрожала и послышался топот копыт, да не один, а за ним и голоса мужские, словно прямо над берлогой остановились они, отчего я испуганно к стене заледеневшей прижалась, боясь, вдруг верх обвалиться.

Ни холода, ни зверей лесных я не боялась, а что же будет, если земля меня погребет под собой?Успеет ли Повелитель мой снежный помочь и вовремя до меня добраться, даже если и земля его была?

- Чертовщина какая-то! – крикнул голос мужской, да незнакомый, пытаясь завывание ветра перекричать, - Как только в лес этот вошли всё лютое на голову нам свалилось!! Слышь, еще и волки подбираются!! Говорю вам, братцы, возвращаться надо, покуда живы еще!

- Да не ереси ты! - рявкнул другой голос, - Али в первый раз бурю видишь? Али волков не встречал до этого? Нам столько золота обещано, что забудешь и про деревню эту и про лес, как работу свою выполним!

- Верно говоришь ты! – поддержали остальные голоса того второго, а я сжалась вся, пытаясь понять кто они и куда направляются за золотом своим….и почему попали в немилость Повелителя моего?

- Да какое там золото, братцы?! Тут бы ноги унести, да живым вернуться! Ты смотри валит как! Теперь и следов то не отыщем, чтобы обратно вернуться! - снова первый запричитал, и говорил он верно, будто чуял, что неспроста погода разбушевалась.

- Замолчи ты уже! А ежели страх одолел тебя, так и возвращайся один, а мы в деревню пойдем, работу свою исполним, да денег заработаем, что до конца дней наших хватит!

Сколько бы я не прислушивалась, да только так и не поняла, ушел ли тот мужчина, что верно говорил, или замолчал, да остался, а скоро голоса стихли, и топот копыт лошадиных дальше ушел от берлоги моей тайной.

Кажется и буря снежная стихла, когда я вздрогнула оттого, что снег, который проход в берлогу закрывал, стал осыпаться, словно его ворошили с другой стороны, а скоро показалась морда медвежья, с глазами голубыми, которым я улыбнулась широко и радостно.

Пришел Повелитель мой!

А в голове голос его завораживающий:

- Идем домой, душа моя. Бабушка твоя уже потеряла тебя. Скоро по соседям пойдет искать, да голосить о пропаже внучки любимой.

Протиснулся медведь вперед, чтобы взять корзину, а я не удержалась и положила осторожно ладонь свою на бок широкий, ощущая какая шкура у него, аж лоснится вся, так бы гладила и гладила сутки напролет не останавливаясь и дела другого не зная! И какие тугие мышцы под шкурой этой, замерев, когда медведь шумно выдохнул и вдруг ко мне обернулся, уткнувшись носом большим в шею мою и втянув в себя воздух, словно надышаться мной не мог.

-…какой же ты на самом деле, Повелитель мой снежный? – прошептала я, щекой потеревшись о мех горячий и мягкий, ощущая его аромат морозный, да такой резкий, что в груди больно становилось даже.

- Отыщи пути дороги в душе своей, драгоценная моя, и тогда увидишь какой я, - прошептал его голос, а медведь тяжело мордой своей тряхнул, в глаза глядя так горячо и завораживающе, что я и вздохнуть не могла, позабыв даже про то, что зверь предо мной, а не человек, столько в глазах его было всего, что и голова закружилась!

Только медведь вздохнул, глаза закрыл на секунду и нехотя из берлоги вышел, чтобы дорогу мне протоптать в снегу, что лежал сугробами выше роста моего.

И я за ним вышла на ногах дрожащих, оттого что впервые прикоснулась к Повелителю моему пусть даже и человеком он предо мной сейчас не был, шагая за мишкой и все никак им налюбоваться не могла.

- А что случилось в лесу, что ветер такой сильный поднялся?

- Ничего не случилось, дитя моё драгоценное, не думай об этом, - проговорил он ласково в голове моей, когда медведь обернулся, словно подмигивая глазом своим голубым, а я и думать забыла, о чем говорила, словно в бирюзу окунулась.

Жаль, что дошли до края леса мы быстро, и медведь нехотя поставил корзину с рыбой на сугроб, ко мне обернувшись:

- Дальше не могу пойти с тобой в этом облике, душа моя. Люди могут увидеть. Иди в дом и жди меня вечером.

Хотела подойти, да обнять крепко его пусть и медведем, да только словно понял это Повелитель мой снежный, отчего глаза его полыхнули огнем несдержанным и ударился медведь о землю застывшую, чтобы ввысь взвиться вороном черным, одну меня оставляя с сердечком колотившимся, словно сбегая от ласки моей, себя испугавшись.

И какой бы тяжелой не была корзина моя, а волокла я ее до дома с улыбкой широкой, потом и вовсе на землю замерзшую поставив и покатив за собой, как на санях, чувствуя, что дорога под корзиной так и стелится, не сомневаясь в том, что и в этом Повелитель мой снежный помогает.

Лишь когда спустилась с горки, что в лес вела, обомлела и замерла, встретившись взглядом с кузнецом.

Нет, не поджидал он меня в этот раз, ведь тоже удивился, да так, что глаза его распахнулись и на лоб полезли от вида моего – на дворе мороз страшный, что всех собак хозяева домой загнали, а я в дубленке легкой, шали тонкой, да без варежек волоку корзину из леса.

Так и выдохнул он ошарашено:

- Дарина? А ты что здесь делаешь?

- На рыбалке была, - словно ни в чем не бывало пожала я плечами, с гордостью корзину свою показывая с уловом знатным, отчего глаза кузнеца еще больше сделались, а мне рассмеяться захотелось вдруг от вида его. Так удивлен он был, что не заметил даже, что удочку я свою где-то в лесу оставила, а я поспешно бровь изогнула, на него самого кивая, укутанного в тулуп тяжелый, да шапку меховую, что заледенела от дыхания его и мороза:

- А ты?

- Прогуляться вышел, - буркнул мужчина, отводя от меня свои глаза и не видя, как мои брови недоверчиво взлетели вверх, окинув его сосредоточенным взглядом.