Миша поднял вверх руку, чтобы выразить свое возражение.

— Но мы ведь доставили Психею на орбиту Земли. Там материалов хватит, чтобы построить целый космический флот и какое угодно количество электроники на любой вкус. Мы же для этого и отправились в эту миссию. Разве не так?

— Вы проделали колоссальную работу с Психеей, и я бесконечно вам благодарен. Ни один погибший в миссии не будет забыт, ни единый ген не будет выброшен в небытие. Их потомки унаследуют гены почивших, я об этом позабочусь, даю слово. Но боюсь, что тех ресурсов, что у нас есть, не хватит, чтобы создать на астероиде горнопромышленный комплекс и начать добычу редких металлов. Мы попросту не сможем их добывать и переправлять на Землю.

— Я не понимаю, — сокрушался Миша, — неужели ты хочешь сказать, что твоя «смерть» неизбежна? Ты так много для нас сделал, мы не можем тебя просто так потерять.

— Нет, надежда все еще есть. Пока мы живы, мы надеемся. В этом мы с вами мало чем отличаемся. И вот для этого я тебя сюда и позвал. Скажи мне, вы ведь побывали на Европе. Видели там что-нибудь необычное?

— Да, точно, на Европе была такая огромная надпись на поверхности, большими красными иероглифами на одном из мертвых языков. Джерри ее зарисовал… А я не могу вспомнить точно, как она выглядела. Мне жаль.

— Ничего. Посмотри сюда.

Миша увидел, как за соседним столом прямо на титульной странице нейрокниги красным шрифтом высветилась знакомая надпись.

— Эта она! Точно она! — радостно ответил Миша, — Ты знаешь, что она обозначает?

— Это старое мандаринское наречие китайского языка, на наш язык она переводится «Альфа-Центавра».

— Ты имеешь в виду тройную звездную систему в созвездии Центавра?

— Да, именно ее. И я хочу, чтобы ты туда отправился.

Что такое личность? Набор каких-то характеристик или черт характера? Темперамент, экстраверсия, интроверсия, внутренние проблемы, тревоги, комплексы, достижения и провалы, конфликты и противоречия, моральные ценности или все сразу? Как сильно влияет на нас пережитый опыт, как сильно наша память искажает его со временем, и что будет, если ты забудешь, кем ты однажды был и через что прошел? Останешься ли ты собой или станешь новым человеком, новой личностью?

***

— Слава богу, мы уже думали, что ты не очнешься, — выдохнул Женя. Ребята обступили Шэнли со всех сторон и смотрели, как он приходит в сознание.

— Где это я?

— А где ты хотел бы быть? — шутливо спросил у него Женя.

— Я в раю?

Комната наполнилась громким мужским смехом.

— Да, в раю. А мы эти самые, херувимы и ангелочки, — смеялся Саша.

— Что со мной? — Шэнли не воспринимал юмор.

— Ты пережил клиническую смерть, твой мозг был мертв несколько минут, а потом тебя вернули к жизни. Ты снова в строю.

Шэнли сел на кровати и положил голову на колени, он начал вспоминать эту комнату и ребят, что стояли по кругу. Но он решительно не мог вспомнить то, что с ним случилось ранее.

Женя начал издалека, чтобы прояснить картину:

— Меня позвал Шейх в свою спальню, там ты лежал на полу, я пощупал пульс и констатировал твою смерть. Перепугал ты меня, конечно, знатно. Аль Тани и носом не повел, и только сказал избавиться от тела. Я расстроился и выговорил только что-то вроде «Как жаль, что капитан нас покинул. Он был отличным человеком и хорошим другом». Шейх меня переспросил еще, о каком капитане я говорил. Я ему и напомнил о том, что ты у нас капитан воздушных судов и что ты единственный в Мекке, кто умеет управлять летательными аппаратами. Как только я это сказал, так Аль Тани прямо как из ведра с водой окатили, его хорошее настроение куда-то улетучилось. Он приказал мне выйти из комнаты и ждать в коридоре. Через пять минут он позвал меня, а там ты лежал на полу, но уже в другой позе, и грудь твоя медленно вздымалась. Я припал к тебе и нащупал слабенький пульс, ты был жив. «Забирай его отсюда, пока я не передумал» сказал мне шейх напоследок, и я быстро вынес тебя из спальни. Тащил тебя в одиночку по всем коридорам, запыхался как черт, но рад, что ты остался жив. Не знаю, что он там с тобой сделал, но если бы не он, ты бы умер.

Шэнли ощутил прилив благодарственных чувств по отношению к Аль Тани.

«Шейх спас мне жизнь. Подумать только, до чего хороший благородный человек. Надо будет отблагодарить его при встрече»

— Спасибо, Жень, я твой должник.

— Должник не должник. Я тебя не для того тащил, чтобы долги тебе записывать. Ты лучше расскажи мне, что там с тобой случилось.

— Я не помню, — честно ответил Шэнли. В его памяти образовался массивное бельмо. Он не помнил, как и для чего оказался в спальне шейха, и что там с ним случилось.

— Ладно, тебе просто нужно отдохнуть. Потом расскажешь, и тогда будем в расчете. Отдыхай.

Шэнли отдыхал следующие несколько дней. Ребята поделили между собой его обязанности и позволили ему восстановиться. Вот только это не дало никакого результата. К нему вернулось все способности, кроме долговременной памяти. Несколько дней он провел в постели, роясь в своих воспоминаниях и пытаясь понять, кем он был и кем он стал, но не помнил ничего до того момента, как он полез в тоннель и сел в армейский джип, что привез их ко входу в бункер. Он не помнил ни детство, ни юношество, ни зрелые годы, вообще ничего. Судя по сохранившимся воспоминаниям, он провел всю свою жизнь под землей, занимаясь уборкой помещений. Другой жизни он не знал. Его память очистилась и вместе с тем в его жизнь пришла некая легкость и безмятежность. Ему казалось, что у него была очень даже хорошая жизнь. С утра и до вечера он был занят полезным делом, а по вечерам проводил время в компании своих друзей, они много смеялись и разговаривали. Чего еще от жизни нужно?

Женя сначала воспринял происходящее, как шутку, но после нескольких дней понял, что Шэнли не шутил. Он и, правда, все забыл. Восстановить его воспоминания не получилось даже рассказами о его прошлом. Женя несколько раз пытался напомнить ему, как тот прилетел к бункеру на парящем доме, о всех тех историях из его летного опыта, которыми он с ним поделился когда-то, но тот только отнекивался:

— Я на парящем доме? Да я высоты боюсь. Никогда выше лестничного пролета не поднимался. Ты это выдумываешь.

— Ничего я не выдумываю. Все так и было. Саша тоже может это подтвердить, он был там вместе со мной.

— Да он был в машине, это я помню.

— А как ты добрался до этой самой машины, не помнишь? Ты подумай. Вход в бункер находится у основания Эвереста. Вокруг одни леса и уничтоженные войной земли. Как, по-твоему, ты дотуда добрался?

— Это же очевидно — пешком. Так обычно люди ходят в горные походы, на своих двоих.

— Ну, каким пешком, Шэн, ну что ты такое говоришь? Вокруг горы не осталось ни одного целого клочка Земли, все было изничтожено. Ты бы не смог там пройти.

— Но я же прошел, вот я здесь сижу с тобой. Значит я смог.

Женя только постучал себя по голове. Это было бесполезно. Вместе со своими воспоминаниями Шэнли утратил способность мыслить здраво. Его мозг цеплялся за самые простые и казавшиеся очевидными объяснения, и не видел в них ничего противоречивого.

Несколько недель к ряду они с Женей беседовали в конце рабочего дня и пытались выяснить хоть что-то из его прошлого, но это так ни к чему и не привело. Шэнли это, в конце концов, стало только злить, и они решили остановиться.

Однажды вечером Шэнли обратил внимание на нейрокнигу, спрятанную у него под матрацем. Он повертел ее в руках, открыл наугад на какой-то странице и с удивлением обнаружил: он понимал, что там было написано. По вечерам он читал сказки и в этом находил успокоение после долго рабочего дня. Он узнал множество интересных историй, но вздрагивал каждый раз, когда представлял себе что-то опасное. Вся его смелость, которая была продуктом упорных тренировок и преодолений, выдохлась. Если он когда-то и был отважным капитаном ВВС Китая, то теперь он был самым обычным человеком, уборщиком в черном комбинезоне, который только и должен был знать, как работать шваброй и какое средство применить, чтобы вычистить до блеска туалет. С лошадьми в конюшне он перестал работать. Их дикая сила и необузданный вид вызывали у него беспокойство, он ничего не мог с собой поделать и просто отказывался подходить к ним ближе десятка метров.