— Ты любишь её, сын?

Она спросила это просто — без вызова, без подвоха и обиды, и даже без удивления. Задала вопрос спокойно, ласково, словно они с Робертом беседовали где-нибудь приватно в совершенном одиночестве. Может быть, поэтому и он ответил так же просто:

— Да.

— Тогда нечего больше и обсуждать! — решительно заявила Лиза и поднялась. — Никто не может запретить лорду Долины поступать так, как он решил!

Кто-нибудь обязательно бы это сказал. Талли ставил на Темплтона. Роберт же предполагал, что это будет Джон Ройс, и оказался прав — Бронзовый Джон, один из самых уважаемых жителей Долины, сам того не ведая объявил о начале финальной части поединка.

— Боюсь, что такие всё же найдутся, миледи, — сказал он.

В душе Лизы царили спокойствие и безмятежность — пелена спала с её глаз, под ногами вновь ощущалась твёрдая земля. Теперь она знала, как ей жить дальше.

Получив долгожданную весточку от своего посланника, леди-протектор словно лишилась рассудка. Много месяцев она с ледяным спокойствием принимала разумные решения, приводила в спорах здравые доводы, прислушиваясь при этом к чужому мнению и советам. Лорды и рыцари Долины с почтением относились к безутешному горю матери, отдавая должное стойкости её духа. Но когда до приезда Роберта остались считанные дни, всё сдерживаемое напряжение вдруг прорвалось наружу, вся усталость, страх, отчаяние навалились на Лизу, придавили, словно замшелые валуны с Лунных гор, не позволив ей трезво осмыслить неожиданное известие.

«Миледи, — писал Талли, — лорд Роберт в Стылых Водах. Вместе со своей невестой, дочерью вождя Обгорелых. Милорд в добром здравии, и с нетерпением ожидает встречи с вами». Деликатность формулировки, отсутствие хоть каких-то пояснений — как дочь горца вдруг оказалась невестой лорда Долины — породили массу самых невероятных домыслов и повергли Лизу в ярость, заставив буквально визжать от ненависти.

Сейчас, когда сын уже был под защитой своих воинов, она могла дать волю так долго сдерживаемым чувствам и желаниям. И дала — потребовала от Темплтона заверений, что Обгорелая не поднимется на борт и не попадёт в Чаячий город, что Рыцарь Девяти Звёзд самолично снесёт той голову, освободив бедного мальчика от позорной обузы. Насилу Совету удалось убедить Лизу дождаться корабля, сначала укрыть Роберта за толстыми стенами, заперев наглухо городские ворота и двери замка, и только потом решать, как поступить с незваной гостьей.

Никто не верил, что Роберт по своей воле мог согласиться на этот брак, и, оберегая материнские чувства, не обсуждал вслух, каким образом Обгорелым удалось принудить его пойти на сделку. Но и без пустопорожних пересудов жуткие картины пыток и насилия над сыном не давали Лизе спать по ночам, преследуя её и при свете солнца. И на пристани она с трудом удержалась, чтобы не вцепиться мерзавке в волосы сразу.

Лиза приготовилась увидеть чумазую, нечёсаную, свирепую бабищу в грязных шкурах, с гнилыми зубами и зловонным дыханием. И нисколько не смягчилась, когда Грай сошла на пристань, и страхи не оправдались. Напротив, пристойный наряд и кроткий вид ничуть не звероподобной девушки всколыхнули в душе Лизы такую болотную муть, такую волну злобы, которую она сама от себя не ожидала. Последней каплей стал лицемерный реверанс Грай. Обгорелые хорошо натаскали своего зверька, но явно недооценили Лизу Аррен. Её не провести ни богатым платьем, ни милой мордашкой, ни почтительным поклоном! Им её не облапошить! Она с удовольствием собственноручно затолкала бы Грай в темницу. Но ей не позволили…

И Лиза злилась на всех вокруг. На Бриенну Тарт, эту неблагодарную белобрысую дылду, которую она приютила в Орлином Гнезде, а та вдруг встала на сторону дикарки, зачем-то спустившейся со своих заснеженных гор. На выжившего из ума дядюшку Бриндена, не придумавшего ничего лучше, чем продать Роберта горцам, словно бушель овса. Злилась на Ройсов и Графтонов, оказавшихся рядом и ставших свидетелями её унижения, когда невинный, доверчивый Роберт, одураченный гнусными проходимцами, предпочёл матери Обгорелую девчонку, возомнившую себя леди. До дрожи в коленях ненавидела Анью Уэйнвуд, которая обращалась к Роберту «мой мальчик», тогда как сама Лиза робела его так называть.

Она вообще с опаской взирала на сына. Её милого Роберта — хрупкого и ранимого, которого хотелось защитить, укрыть от жестокого мира — больше не было. Лиза не знала этого высокого юношу в длинном меховом плаще, со странным кривым мечом на поясе, уверенно отдающего приказы, смотрящего на всех — и даже на неё, свою мать! — надменным жёстким взглядом, так напоминающим ей леденящий душу взгляд старого Хостера. Выбор Роберта на пристани ошеломил её, выбил почву из-под ног, и с той минуты всё вокруг казалось ей окутано мглой. Может быть, поэтому, когда сын встал на защиту Бриндена Талли, удар был для неё уже не таким болезненным.

Лиза с трудом воспринимала нового Роберта, настойчиво гнущего свою линию, ловко приводящего словно заранее заготовленные доводы. Только когда он разделся, выставив на всеобщее обозрение чудовищный ожог, она очнулась, будто это ей сейчас приложили раскалённое железо к груди. Только тогда она перестала видеть перед собой лишь своего маленького мальчика, по которому лила слёзы долгие два года. «Согласны ли вы дать мне возможность исполнить свой долг, и сделать это с честью?» — спросил Роберт у Совета, и Лиза едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Ни Хостер Талли, ни Петир Бейлиш, ни даже многоумный Джон Аррен не смогли бы так мастерски загнать в угол столь искушённых оппонентов. Что бы те сейчас ни ответили, всё будет им в урон.

Но почему Роберт не ухватился за возможность избавиться от навязанного бремени, когда весь Совет единодушно поддержал эту идею? А вместо этого последовательно и яростно отметал все возражения, отстаивая своё право на этот брак. Неужели только потому, что не желал нарушать данное слово? И когда на вопрос «Ты её любишь?» он ответил «Да», всё для Лизы встало на свои места. Всё сделалось понятным и ясным, словно утреннее небо, озарённое первыми лучами солнца. В её душе воцарился мир — она теперь знала, что ей делать дальше. По какому-то странному капризу любимый сын хотел заполучить себе эту смазливую горную козу. Значит, он её получит.

Возражение Джона Ройса застало Лизу врасплох. Весь Совет тот просидел молча, почти не участвуя в словесных баталиях, и под конец, когда, казалось бы, Роберт уже достиг желаемого, вдруг заявил, что есть силы, способные этому помешать. Лиза с удовольствием вцепилась бы Джону в волосы и вырвала пару клоков побольше. Но Роберт кивнул строптивому вассалу, предлагая продолжать, да ещё и благосклонно улыбнулся при этом.

— Нет нужды повторять, что Ройсы всегда были верными знаменосцами Арренов, но я всё же повторю, — сказал лорд Ройс. — Моя верность вашему дому непоколебима, милорд. Я приносил клятву Джону Аррену, и всегда гордился, что служил ему. И всё, что я сегодня увидел и услышал, лишь укрепило мою решимость. Я хочу, чтобы вы знали — какое бы решение вы сегодня ни приняли, в трудный час Орлиное Гнездо может опереться на Рунный Камень. Он с вами навсегда…

Роберт церемонно поклонился, зорко следя за остальными. И видел, как словам Бронзового Джона без раздумий кивнул лорд Линдерли, как озадаченно приподнял брови Белмор и переглянулись Мелколм и старый Илшем. Утор Толлетт хотел что-то сказать, но Саймонд Темплтон поднял ладонь, призывая к молчанию.

— Я вижу, что к сегодняшнему разговору вы подготовились основательно, советники ваши на славу постарались, — продолжил Ройс. — Они всё предусмотрели, но одного не учли… Их вины в этом нет — законы, в которых давно не было нужды, забываются, а Джон Аррен женился слишком давно. — В лице Ройса читалось сочувствие. — Получить одобрение и поддержку Совета лордов Долины недостаточно, милорд. Есть сила выше Совета, которая не позволит вам жениться на пришлой девушке. Королева Серсея… — Он снова прервался, помолчал и спросил напрямик: — Или вы хотите пойти против Железного трона?