Очнулся Роберт под утро, пропустив весь праздник, устроенный в его честь.

— Привет, — сказал он сонной Грай, всю ночь просидевшей у его ложа. — Где это я?

— У Чёрной Рыбы.

Широкий топчан занимал почти всё крохотное помещение, у затянутого бычьим пузырём окна стоял единственный стул. В углу Роберт увидел меч, а рядом на полу дорожный мешок, с которым сир Бринден прибыл в поселение.

— А он сам где?

— Эша вчера увела его с собой. Сказала, что позаботится о нём… Как ты, Роберт? — Увидев, что он пытается приподняться, Грай помогла ему сесть и подложила под спину свой свёрнутый плащ.

Коснувшись перевязанной груди, Роберт тут же отдёрнул руку, потом схватился за голову, сжал её и страдальчески поморщился.

— Дракон спалил мою грудь, потом сел мне на голову и раздавил её, а напоследок ещё и в рот нагадил… — пожаловался он.

Грай нерешительно улыбнулась.

— Ты шутишь, Роберт… это хорошо…

— Ничего хорошего, поверь… Грудь болит, голова трещит. И знаешь, драконья моча не очень-то и вкусная… меня до сих пор мутит.

— Ночью тебя тошнило. И ещё ты бредил. Но всё наладится! Я поила тебя настоем, который приготовила Силдж. Она сделала тебе повязку вчера, и сегодня уже заходила, трогала твою голову и руки. Сказала, к вечеру жар спадёт, а через неделю ты уже будешь скакать, как молодой олень.

Роберт недоверчиво покосился.

— Так ты говоришь, что дедушка Бринден… не такой уж и дедушка? Может, Силдж и ему что-то дала, чтоб он скакал молодым оленем?

— О, нет, Роберт, что ты! Чёрная Рыба, оказывается, умелый воин, хоть и старик. Торстен заглядывал сюда ночью, когда уже все стали расходиться спать, рассказывал, как они бились на мечах с Хагеном. Хаген хвалился, что в три удара уложит Рыбу, но не смог его одолеть. А под конец Чёрная Рыба ударил его мечом плашмя по затылку, и Хаген зашатался и упал лицом в грязь… и все смеялись. Хаген тоже смеялся… а потом они продолжали пить берёзовый сок и боролись на руках. И вот тогда Хаген победил. Но Тиметт потешался над ним, сказал, что Чёрная Рыба поддался, чтобы Хаген не расплакался…

— Хотел бы я посмотреть, как кто-то навалял Хагену! Получается, всё веселье я пропустил…

— Да, там много было чего интересного. Торстен рассказывал, что Эша не просто так увела к себе Чёрную Рыбу. Они с Морен за него сражались, и Эша победила. Атли решил весной жениться! Улла объявила, что ждёт ребёнка… и все обрадовались. У них со Смэдом давно не получался малыш. Сверр и Шела целовались, я сама видела, когда бегала за настоем к Силдж. И ещё… ещё… — Грай сбилась, отвела глаза, потом глянула на Роберта в смятении и проговорила еле слышно: — И ещё Тиметт поспорил с Ульфом, что ты… что тебе не удастся добыть сумеречного кота.

— Что будет, если я его не принесу? — Роберт нахмурился.

— Торстен сказал, главное, не прийти с пустыми руками. Если не будет кота, надо принести что-нибудь другое…

— Но если я не принесу кота…

— Это плохо, Роберт… очень-очень плохо… Ты не исполнишь приказ вождя. — Голос Грай дрожал. — Но мне всё равно! Я всё равно уйду с тобой! С котом или без кота…

— Я принесу тебе кота, — сказал он.

Грай доверчиво улыбнулась, присела рядом, подобрав под себя ноги, и положила голову Роберту на плечо, стараясь не задеть повязку. Он обнял её одной рукой, поцеловал и прижал ближе.

— Я принесу тебе кота, любимая… Обещаю. В главной септе Чаячьего города я накрою твои плечи плащом из его шкуры…

Грай старалась не подавать вида, насколько ей тревожно. Но отец слышал по ночам тихие всхлипы из-за суконной занавески, и все вокруг видели её заплаканные глаза. Прошла неделя, Роберт уже должен был возвратиться.

Добыча сумеречного кота даже для взрослых охотников таила в себе опасности, и когда Ульф и Ивер наставляли Роберта, пока его рана заживала, делились своим опытом, Грай с благодарностью слушала их в сторонке. Мужчины советовали, куда лучше пойти, чтобы выследить желанный трофей, рассказывали, как установить ловушку, как заманить, а потом убить, не попортив ценную шкуру.

— Кот чует кровь за две лиги, — говорил Ульф. — Так что не сомневайся, парень, он придёт! Убей оленя… да хоть полдюжины зайцев или куропаток… обдери их и заряди ловушку. И жди…

Понимая, что ждать, быть может, придётся не один день, Грай всё равно начала выглядывать Роберта обратно чуть ли не на следующий вечер, страшась за его жизнь — ведь он никогда не ходил так далеко в одиночку. А в последние дни всё чаще жалела, что не ослушалась отца. Тиметт-старший тогда пришёл домой усталый, почти под утро, и Грай ждала его — полностью одетая, с дорожным мешком за спиной и луком в руках.

— Сегодня Роберт уходит за котом. Я пойду с ним, — сказала она, отважно глядя в суровые глаза. И когда отец не ответил, а просто прошёл вглубь комнаты и тяжело опустился в своё кресло, добавила с вызовом: — Я должна ему помочь. И ты не остановишь меня!

— Я и не собирался, — сказал он. Грай растерянно моргнула и уже собиралась обрадоваться, но Тиметт бесстрастно добавил: — Назад можешь не возвращаться. Я не приму тебя.

Грай ахнула и прислонилась спиной к двери.

— Вы с Робертом можете сразу уходить в Долину… дорогу ты знаешь, — продолжил он. — Племя не примет вас, если Роберт нарушит мой приказ и пойдёт за котом не один.

Лук выпал из ослабевшей руки, котомка соскользнула на пол.

— Но почему, отец? — прошептала Грай.

Тот свёл мохнатые брови на переносице, голос завибрировал от пробуждающегося гнева:

— Он ещё не успел назвать тебя своей перед богами, а ты уже хочешь выставить его на посмешище?! Показать всем, какой он беспомощный и никчёмный?!

Грозный взгляд сковал её, лишил сил даже пошевелить пальцем — отец никогда не смотрел на неё с таким неодобрением.

— Я…

— Тебе было мало того, что ты вмешалась в церемонию? Что унизила своего мужчину перед кланом? Оскорбила брата?! Любого другого я наказал бы! Но кого мне винить, что моя дочь плохо воспитана, кроме себя?!

Только тогда Грай осознала, что наделала, и что собиралась сделать. Она кинулась вперёд, упала на колени перед креслом и уткнулась лицом отцу в ноги.

— Прости меня… прости… — Её плечи тряслись, голос срывался.

— Ну, будет, будет… — Тиметт коснулся узловатыми пальцами шелковистых волос, затем взял дочь за подбородок и чуть приподнял. Его голос ещё звучал сурово, но взгляд смягчился: — Запомни, дитя! Хорошая жена никогда не лезет вперёд мужа. Она всегда стоит за его спиной — готовая помочь, но невидимая для других. Горе тому мужу, чья жена выскочка. Нет такому уважения от других мужей!

Грай кивнула, стирая слёзы ладонью.

— Я глупая, отец. Роберт ведь мне это уже говорил, — сказала она.

Тиметт удивлённо дёрнул бровью.

— Вот как? Что же он говорил? Что ты глупая?

— Нет. Он говорил, что если я хочу быть рядом с ним, то я должна быть рядом, а не впереди. Что он не станет прятаться за меня…

— Смотри-ка, а он не дурак… твой лордёныш… Это хорошо. — Тиметт кивнул, его взгляд просветлел. Он откинулся на спинку и протянул ногу вперёд, чтобы дочери было сподручнее стягивать с него сапог. — Глядишь, у него всё получится…

Грай, помогая отцу разуться, замерла.

— Что получится?

— Всё. И кота сумеречного он добудет, и сам целым останется.

— То есть… — она прижала снятый сапог к груди, её губы снова задрожали, — то есть ты не верил, что он справится, когда говорил…? О! Зачем же ты тогда сказал ему убить кота? Зачем отправил его на верную смерть?

— Я отдаю ему свою единственную дочь, — ответил Тиметт. — И я поручился за него перед кланом. Я должен знать, что Огненная ведьма одобряет мои решения. Если она пошлёт на его тропу самого хитрого зверя в наших лесах, если дарует ему сил и удачи одолеть его… тогда выйдет, что я всё сделал верно. И тогда я с лёгким сердцем отпущу тебя в Долину…

Но с того разговора минуло семь дней, и уже восьмой исходил багряным закатом, а Роберт так и не вернулся. Грай ругала себя, что не пошла наперекор отцу. «Пусть посмешище, пусть беспомощный, зато живой!» — бился в её голове запоздалый довод в мысленном споре с отцом. Они уехали бы в Долину, далеко-далеко, и никто бы не узнал, никому и дела бы не было, что Роберт ходил на охоту не один…