Из-за спутавшихся мыслей и душевной тревоги я напрочь теряю нить разговора. Мне требуется минута, чтобы переварить слова Эмира, а они не особо-то и перевариваются.

— Погоди, завещание? — моргаю в недоумении. — Какое ещё завещание?

Эмир приподнимается и присаживается рядом со мной. Забросив руку на мое плечо, он привлекает меня к себе.

— Каплан завещал всё своё имущество на мое имя, — огорошивает он меня.

Разинув рот, я луплю глаза на него. Мне приходится направить все свои силы на то, чтобы удержать внутри себя просящийся наружу едкий смех.

Имущество? Не смешите меня!  

А Эмир? Разве он мог купиться на эту замануху? По-другому ведь подобное никак и не назовешь.

— С чего вдруг такая щедрость? Почему именно тебе? Он же ненавидел тебя всю дорогу.

— Думаю, я единственный, в ком он не сомневался. Хоть наши отношения большую часть моей жизни были натянутыми, но он точно был уверен, что я смогу правильно распорядиться имуществом Элмасов.

— А Назар? Он же вроде как его любимый внук?

— Назар растерял доверие Каплана, ровно как и моё, — дерзко выплевывает Эмир, до хруста сжимая свой кулак.

— И как же, мне интересно, ты хочешь распорядиться всем этим имуществом?

— Честно? — пожимает он плечами, глянув на меня. В его глазах затишье, но оно временное, в них вот-вот разбушуется стихия. — Понятия не имею, но не составь Каплан это завещание, Чалыки нашли бы способ как прибрать к своим грязным рукам всё наше имущество в Стамбуле.

Появляется нестерпимое желание произнести вслух всё то, что накипело внутри. Рассказать, что я думаю по поводу всего этого имущества, которое даром мне не сдалось. Но затем я осознаю насколько эгоистичны мои мысли. Я чертова эгоистка. Как бы то ни было все это имеет значительную важность для Эмира. Хотя бы потому, что большую часть своей жизни он считал себя частью семьи Элмас. И стоит не забывать, что у него там живет дочь, о которой он не перестает думать ни на минуту.

— И как долго ты планируешь пробыть в Стамбуле? — замираю, с надеждой смотрю на него, боясь взорваться от накопившихся эмоций не из приятных.

— На вечер я выкупил билет на обратный рейс. Буду дома уже ближе к полуночи.

Неосознанно я цепляюсь за Эмира мертвой хваткой. Не хочу отпускать. Не готова.

— Хочешь сказать, что ты полетишь туда уже сегодня? — хнычу я мысленно, внутри меня все обливается горючими слезами.

Эмир выставляет перед собой руку с наручными часами. Прищурившись, прикидывает в уме.

— Я должен быть в аэропорту где-то уже через час, если хочу успеть на самолет, но я не смогу отсюда и шагу сделать, пока не отыщу в твоих глазах помимо слез ещё и благосклонность, — я тут же утираю с лица дорожки слез, утыкаюсь носом в шею Эмира, напросившись на ласковые объятия. — Расслабься, всего четырнадцать часов — и я снова буду рядом. Я же пообещал...

Обещал, но в эту самую минуты ты нарушаешь данное ранее обещание, — меня разрывает на части из-за внутреннего протеста и разногласий.

— Гарнер уже знает о поездке? Ты сообщил ему, что хочешь вернуться туда, откуда бежал? Эмир, ты же знаешь, он будет не в восторге от этого, — я использую свой последний шанс в попытке изменить его решение, но вновь натыкаюсь на непроходимые стены:

— Да, Гарнер уже в курсе. С минуты на минуту он должен прийти.

— Зачем?

— Составить тебе компанию на этот вечер. Не более того, — ласково говорит он, думая, что я не в состоянии отличить ложь от правды. 

Эмир лжёт. Сегодня Гарнер приглашён в наш дом не в качестве гостя или друга, а в качестве телохранителя. Очередные меры предосторожности, пока Эмир будет в отъезде. Сигнал недобрый. Это значит по его мнению нам есть кого остерегаться.

Плохи дела. Я надеялась, хоть Маркус сможет вразумить его, направить на правильный курс, но по-видимому никому это не под силу. Для себя Эмир все уже решил. Вряд ли что-то заставит его передумать и сойти с проложенного им курса.

— Раз мне тебя уже никак не переубедить, то хорошо, пусть будет по-твоему, — мой голос переходит на хрип из-за гигантского слезного кома, подступившему к горлу. — Только, пожалуйста, звони мне почаще.

— Любовь моя, ну, конечно, — натягивает он усталую улыбку на лицо.

Эмир целует меня в висок, а спустя десять минут он заглядывает в детскую, прощается со мной и уезжает.

Я уверена в его поступках, но в постуках других людей, увы, я быть уверенной уже не могу.

Этот день без преувеличения станет самым тяжелым днем за долгие месяцы. Эти четырнадцать часов растянутся на целую вечность.

Из Гарнера выходит так себе компания. Своей замкнутостью и молчаливостью он только распаляет мои расшатанные нервишки.

Пару раз я пыталась вывести его на разговор, заручиться его моральной поддержкой, но на протяжении всего дня он будто назло избегает меня. То в гараже копается, то с внуком играется, а когда малыш устает от приставучего дедушки и засыпает, то на Маркуса нежданно-негаданно наваливаются неотложные дела по работе. Укрывшись в кабинете Эмира, якобы, за подведением квартальной отчетности их частного агентства, он старается не высовываться, чтобы так очевидно не бросалась в глаза его ненадуманная встревоженность. 

Одной Кармен удается мастерски придерживаться здравого смысла.

"Пока ничего не случилось — ничего не случилось!" — её излюбленная фраза на все случаи жизни.

Не могу не согласиться с ней, но в настоящий момент я не разделяю её оптимизма. Дурные мысли то и дело штурмуют мою голову, существенно ослабляя позитивный настрой.

Вслед за бесцельным скитанием по дому, я решаю выйти с Марком на прогулку, но после кормления его словно подменили. Сын кричит без умолку. Он постоянно плачет, отбирая у меня последние силы на то, чтобы хоть как-то его успокоить.

Ближе к вечеру у меня начинается натуральная паника, граничащая с истерикой. У Марка поднимается высокая температура, начинается рвота. 

Проигнорировав все советы Кармен о методах народной медицины, я вызываю на дом педиатра, который буквально с порога заявляет, что волноваться абсолютно не о чем. Просто уже в четыре месяца у нас начали прорезаться зубки. С помощью парочки волшебных заклинаний доктора, приема микстуры и геля с замораживающим эффектом Марк приходит в норму. После ухода врача температура спадает, сынишка засыпает и в доме воцаряется звенящая тишина, способная разбудить внутри дремлющих демонов.

Эти "демоны" науськивают, нагоняют страху. Сколько бы я не пробовала заснуть у меня не получается. Каждая клеточка моего тела дребезжит, в груди щемит от странной боли, сердце молотит ребра, предвещая беду. Справиться с внутренним переполохом не помогает ни успокоительные, ни травяная настойка Кармен.

Взяв с собой телефон, я спускаюсь в гостиную, падаю на диван и сворачиваюсь калачиком, прижимая колени к груди. Включаю телевизор для вида и гипнотизирую не его экран, а экран телефона, который, как назло, не подаёт признаков жизни.

Последний раз Эмир созванивался со мной в шесть часов вечера. К тому времени он уже уладил все дела с юристом. Эмир предупредил меня, что заедет к Софии, чтобы повидаться с дочерью, после чего он должен был отправиться в аэропорт. Он обещал позвонить перед посадкой, но звонка от него так и не поступило. Механический голос девушки сообщает мне, что его телефон находится вне зоны действия сети, а стрелки на настенных часах уже перевалили за полночь.

Только в одном случае Эмир не смог бы сдержать своего обещания... Если бы с ним произошло что-то страшное, но что-то подсказывает, даже тогда он нашел бы способ связаться со мной...

— Душа моя, а ты почему здесь? Почему не спишь? — пугает меня до микроинфаркта внезапно возникшая Кармен. — Тише-тише. Это же всего лишь я.

Да простит меня эта славная женщина, но сейчас она последняя, кого я хотела бы видеть здесь.

С растрепанной дулькой на макушке и такими же растрепанными чувствами, она нависает надо мной, как туча, завернутая в пестрый махровый халат.