Особенно возбуждали его вещи Саманты, которые она напяливала на себя. Процесс раздевания Мелани доставлял ему явное наслаждение. Он не срывал с нее нежное, невесомое белье, он лелеял в пальцах каждый предмет.

И очень возбудила его всем известная история, которую однажды нашептала ему на ухо Мелани. История о том, что именно в этом доме и в этой спальне ревнивый любовник когда-то задушил свою подружку.

Пока они отдыхали в перерывах между совокуплениями, Мелани делилась с ним своими проблемами, а также открытиями, сделанными ею в архивах хозяйки дома. «Конечно, – соглашался он, – ты способна занять место доктора Саманты у микрофона. Но для это прежде всего надо выбить Саманту Лидс из седла. Довести ее до безумия, чтобы ей все время мерещились какие-то глюки».

Вместе они задумали и сплели сложную сеть. Мелани превосходно подделала голос покойной Анни Сигер, организовала торт со свечами и говорящий манекен в подвале. Но ничего не вышло. Проклятую Саманту ничем не удалось запугать. Наоборот, дирекция радиостанции даже собралась отодвинуть Мелани со вторых ролей вообще куда-то за кулисы, если они пригласят в партнеры к Саманте Триш Лабелль.

Это уже не только несправедливо, это просто жестоко. Мелани смогла бы управлять аудиторией доктора Саманты хоть с закрытыми глазами. Она изучила все ее методы. К тому же она моложе, энергичнее, схватывает все на лету, и она... современнее.

Подобные ревнивые мысли разгорячили ее до кипения. Пот катился с нее градом, когда она, хлопнув дверью жалкого кабинетика, устремилась к подземной стоянке. Ей требовалось немедленно поделиться своими огорчениями с единственным человеком, который был способен понять ее и дать совет. Дай бог, чтобы он откликнулся!

Сжав в потной руке легкую коробочку мобильника, Мелани с замиранием сердца ждала, когда раздастся его всегда ровный голос, воздействующий на нее как прохладный душ.

Мелани поспешно выложила ему все неприятные новости и заявила, что уволилась с радиостанции. С трепетом она гадала, какие первые слова он произнесет после затянувшейся паузы.

– Все правильно. Так и надо.

Фраза была двусмысленной. Может, так и надо, чтобы об нее вытирали ноги, обращались как с тряпкой? Слезы брызнули у нее из глаз и потекли по горячим щекам, смывая косметику.

– Я поступила глупо, да? Ты не одобряешь?

– Я одобряю все, что ты делаешь.

«Как хорошо! Скажи еще что-нибудь!»

– Когда ты такая разгневанная, ты меня очень возбуждаешь, – услышала она.

Неужели? Этих слов она не надеялась дождаться.

– Давай встретимся поскорее.

– Боюсь, что из меня сегодня выйдет неважная любовница. Я так расстроена...

– Зато я приготовил тебе сюрприз. Наша встреча останется у тебя в памяти на всю жизнь.

Ради такого обещания Мелани была готова тут же осушить слезы, наложить новый грим на лицо и мчаться на свидание без оглядки.

Стоя на площадке постамента скульптуры Эндрю Джексона, где бродячие клоуны в уморительных масках старались рассмешить собравшуюся публику, «отец Джон», только что отключивший свой мобильник, от души расхохотался. Никакая пошлая острота или ужимка уличного шута не могла бы его развеселить так, как удалось этой глупой девице.

Невидимый, неразличимый в толпе туристов и прочих бездельников, прячущих свои глаза от новоорлеанского солнца за темными очками, он наблюдал, как Мелани стремительно и грациозно сокращает на своих высоких каблучках пространство, отделяющее ее от него, а точнее, от ее неминуемого конца.

Сколько в ней тщеславия, сколько самонадеянности в этой глупышке, подцепленной им в баре на Бурбон-стрит! На ее слабых струнах было так же легко сыграть, как и с его пленником. Тому нужны были наркотики, а Мелани – лесть. Лесть и секс – вот гремучая смесь, которая на нее действовала безотказно.

Он отвернулся и устремил взгляд поверх голов на Миссисипи, поблескивающую темной сталью сквозь листву прибрежных деревьев. В могучей реке, в ее медленном, неотвратимом течении была такая же тайна, какая заключалась в нем самом.

Монтойя, впервые приглашенный Бейтсом к себе домой, распоряжался в нем вполне по-хозяйски.

– Разве у тебя ничего нет покрепче пива?

– Если ты желаешь напиться, то ближайший бар в двух кварталах.

– А ты? Вроде бы мы не на работе.

– Я постоянно на работе, – огрызнулся Бентс.

– Чепуха! – Монтойя возмущенно рассматривал содержимое холодильника своего напарника. – Истинно по-американски. Ни жирного, ни спиртного... Тебе всего сорок лет, а ты уже перестал жить по-человечески. Завяжи еще с сигаретами, и можешь здоровеньким ложиться в гроб. Хорошо, что свой ужин я догадался захватить с собой.

Монтойя по дороге заглянул в любимую пиццерию.

– Впрочем, теперь мне все понятно. – Он заметил на тумбочке в углу целый набор четок. – Ты ударился в религию и готовишь себя в отшельники?

– С первого раза не угадал. Попробуй напрячь мозги, – посоветовал Бентс с усмешкой.

– Ну, хорошо. Я вижу перед собой четки. Убийца их использовал как оружие. Мы вроде бы это установили, изучив ранки на шеях жертв. Он даже в открытую заявил об этом, оставив один экземплярчик на шее манекена. Следует вывод, что он фанатичный католик и свихнулся на своей вере. Таких в городе пруд пруди, они шляются везде... Я сам когда-то истово молился. Был такой период...

– А теперь подставь свою шею, Монтойя, – предложил Рик.

– Собрался душить меня?

– Ради эксперимента. Можешь закрыть глаза, если страшно.

Бентс накинул петлю и стал затягивать ее на шее партнера.

– Может, хватит? – осведомился тот.

– Я давлю изо всех сил, а ты жив. Обычными четками не задушишь и не оставишь таких ран. Убийца изготовил их сам.

– Не проще ли было использовать веревку или проволоку? – удивился Монтойя.

– Нет. Четки для него – символ. В смерти от такого ритуального предмета есть особый смысл. Я начинаю думать, что доктор Лидс была права, когда говорила о какой-то связи с «Потерянным раем» Мильтона.

– Весьма начитанный маньяк! – улыбнулся Монтойя.

– Не мешает и мне достать экземпляр и ознакомиться.

– Я таким дерьмом пудрил себе мозги в колледже. И засыпал здоровым сном после первой главы, – признался Монтойя. – Проще отыскать и прочитать эту книжонку в Интернете. А пока мы не углубились в литературные дебри, не хочешь ли послушать сведения, горячие, как пирожки?

– Выкладывай, пока совсем не остыли.

– Я попытался пройти по следу двух парней из Хьюстона – того, кто был ухажером Анни Сигер, и ее братца. Кажется, они оба ошиваются здесь, поблизости, адреса я их выяснил, но оба пропали без следа. Работу ребята бросили и по указанным адресам больше не проживают. Мне не очень-то хотелось соглашаться с теорией этого прощелыги Уиллера, что все завязано на смерти Анни, но чем-то подобным тут явно пахнет.

– Ты считаешь, что «Джон» убил ее?

– Да, и за нашим «Джоном» прячется либо Кент Сигер, либо Райан Циммерман.

– Предположим, что так. А каков мотив? Не говори мне, что, по твоему мнению, тут, как и везде, замешаны деньги. Я на это объяснение не куплюсь.

– На этот раз я тоже. Но есть в биографии Анни Сигер что-то такое, о чем мы не знаем, и что, черт нас побери, надо обязательно раскопать, иначе нам грош цена. И куда, в конце концов, подевались эти два парня, Сигер и Циммерман?

– Хороший вопрос, – уныло согласился Бентс.

– А тебя не мучает дурное предчувствие... насчет их обоих?

– Ты просто читаешь мои мысли, напарник.

Тай бомбардировал электронными посланиями Эстеллу Фарадей и не получал ответа. Текст варьировался раз от раза, но смысл оставался неизменным:

«Я, Тай Уиллер, передал в полицию Нового Орлеана всю информацию, какую имел на данный момент. Логично предположить, что здешний серийный убийца имеет какое-то отношение и к смерти Анни. Будь прокляты семейные секреты, Эстелла! Ведь гибнут невинные жертвы! Если вы что-то знаете, но скрываете, на вас ложится часть вины, и полиция имеет право предъявить вам обвинение в сообщничестве преступнику.