Это. Дерьмо. Не. Прокатит.

Если он заставил её так думать, если заставил её сомневаться в своём праве сказать «нет», не испытывая никакого насилия, то он заслуживал каждого мгновения агонии, которую я на него обрушил.

— Паула? — ахнул он, его глаза стали огромными от удивления.

Ему привиделась умершая сестра.

Это был верный способ понять, что они скоро встретятся.

В последние моменты мозг даёт осечку, клетки мозга умирают, создавая миражи.

— Боюсь, нет, — сказал я, вытаскивая нож обратно, готовясь к последнему удару. — Нет никакой жизни после смерти; ты просто умираешь, — с этими словами, с этим последним, финальным, жестоким ударом не только по его психике, но и по его сердцу ножом, Мигель Диаз встал в один строй с Алехандро.

И слава богу, что этого мусора не стало.

В моём теле ни одна кость не испытывала чувство вины, пока я стирал отпечатки пальцев с ножа его рубашкой, оставляя нож на месте и подходя к раковине, чтобы смыть большую часть крови с рук.

Я не мог ничего сделать с тем фактом, что моя майка была практически пропитана кровью. Но на улице было темно. Даже если мы наткнёмся на кого-то по пути назад, вряд ли кто-то что-то увидит.

С уликами, что ж, придётся разобраться позже.

Прямо сейчас была важна Эван.

С этой мыслью я развернулся, возвращаясь к двери, и вышел на влажный ночной воздух.

Я услышал щелчок.

— Эв, это я, — тихо сказал я, двигаясь на звук с боковой стороны гостевого дома, где я сидел на корточках всего двадцать минут назад. — Это я, куколка, — добавил я, показываясь на глаза, потянувшись положить руку на пистолет, отодвигая его, чтобы дуло указывало на землю, прежде чем вытянуть оружие из её дрожащих пальцев.

Я засунул пистолет обратно за пояс своих джинсов, опускаясь перед Эван, но не протягивая к ней руки, потому что не был уверен, правильное ли это движение.

— Всё закончилось, хорошо? Всё позади.

— Он… он… — заикалась она, тряся головой, пытаясь сделать глубокий вдох, но всё её тело задрожало от такой попытки.

— Эв, — тихо произнёс я, но даже сам слышал мольбу в своём голосе. Она слышала это и, может быть, понимала, как это необычно для меня, и её взгляд поднялся. Её глаза были красными, веки опухли, но она сдерживала очередную волну слёз. Я не хотел спрашивать. Это казалось неправильным. Будто я собирался спросить что-то, что меня не касается. Но в то же время, мне нужно было знать. Нужно было знать, будет ли меня достаточно, или, может быть, нужно было отвести её к матери, попросить помощи у кого-то, кто поймёт. Так что я должен был спросить. — Он тебя изнасиловал?

Слова на вкус напоминали аккумуляторную кислоту.

От них она тоже поморщилась, её глаза закрылись на долгую секунду, и она тяжело сглотнула, отчего мой желудок покачнулся, уверенный в том, каким будет её ответ.

Но затем её глаза открылись, став ясными, её голос был ровным.

— Нет, — твёрдо произнесла она. — Собирался, — она немного отчаянно кивнула, теряя толику контроля, который взяла над своим вихрем эмоций. — Он даже сказал, что собирается…

— Шш, — произнёс я, качая головой. Потянулся к её лицу, поднимая её подбородок. — Я бы никогда не позволил этому произойти, понятно?

— Ты не знал, где…

— Ну, я выяснил, — ответил я, натягивая улыбку, хотя мне ни капли не хотелось улыбаться, но ей не за чем было знать о моём собственном мрачном настроении.

— Как?

— Может, поговорим об этом в мотеле, куколка? — спросил я, проводя пальцем по её щеке. — Мне нужно сделать что-нибудь с этим рассечением на твоей голове, и тебе сейчас захочется чего-нибудь обезболивающего. Как думаешь, можем идти?

Она кивнула, беря меня за руку, когда я предложил помочь ей подняться.

— От тебя пахнет кровью, — сообщила она мне, немного пустым тоном.

— Да.

— Он кричал.

Мой желудок напрягся, мы пошли вперёд.

Я знал, что этот день настанет.

Знал, что в какой-то момент она увидит не просто парня, который заставлял её смеяться, думать, который повёз её в путешествие по разным странам.

Я знал, что она сможет принимать меня только короткое время, прежде чем увидит, кто я на самом деле.

Хотя, может, я надеялся, что это будет не так скоро.

— Я знаю, Эв, — согласился я, глядя вперёд, пытаясь идти быстрее, желая добраться до мотеля и как можно быстрее скрыться из вида.

Я знал, что когда-нибудь, каким-то образом, я окажусь в тюрьме или в гробу из-за своих действий. Но я бы предпочёл, чтобы тюрьма не была в чёртовой Бразилии.

— Я ужасный человек, если рада, что он мёртв? — спросила она после долгой, затянувшейся тишины, из-за которой моё сердце колотилось о грудную клетку.

Я резко остановился, полностью разворачиваясь к ней, замечая, что ей понадобилось мучительно долгое мгновение, чтобы установить зрительный контакт. Но я не собирался отвечать, пока она не посмотрит мне в глаза.

— Эван, он хотел тебя изнасиловать. Хотел засунуть что-то в твоё тело. Если бы этим чем-то был нож, а не член, ты бы сейчас сомневалась в своём праве желать ему смерти? Мне всё равно, если бы ты захотела отрезать ему член тупым ножом для масла, а затем засунуть ему в задницу и заставить писать диссертацию на двадцать страниц о том, что такое согласие, пока он извивается от агонии и отсутствия смазки. Я всё равно не считал бы тебя ужасным человеком. Бешеных собак невозможно усмирить, Эв. Их нужно усыплять.

— Значит, ты его усыпил.

— Да.

— Они тебя беспокоят? — спросила она, замирая на месте, будто нужно было разобраться с этим, прямо здесь, у дороги.

— Те, кого я убил? — уточнил я.

— Да.

— Меня беспокоит много демонов, куколка. Эти люди не одни из них. Я верю в то, что делаю. Верю, что избавляю мир от людей, которые приносят только зло, даже если это делает злом меня.

После моих слов повисла долгая, мучительная тишина, Эван просто смотрела на меня взглядом, который я внезапно разучился понимать.

Затем она заговорила, и в её голосе было больше уверенности, чем я когда-либо раньше слышал.

— Ты не зло.

— Куколка, ты не…

— Ты меня сегодня спас, — прервала она меня. — Ты не обязан был это делать. И ты рассказал мне правду об от… об Алехандро. И моя мать. Ты заставил меня приехать сюда, чтобы с ней встретиться. Ты потратил время своей жизни, чтобы наладить мою жизнь. Злые люди такого не делают, Люк. Злые люди просто кайфуют от того, что рушат людские жизни. Может, ты существуешь и работаешь в серой зоне, но склоняешься больше к свету, чем к тьме.

С этим небольшим высказыванием, она развернулась и снова пошла, оставляя меня глупо стоять на месте долгую минуту, прежде чем я взял себя в руки и пошёл за ней.

— В душ, — потребовал я, как только мы вошли в дверь.

— Я так уст… — начала возражать она, и у меня оборвалось сердце.

Мне хотелось сказать ей, что всё в порядке, что она может просто забраться в кровать, что может полечить свою ноющую голову и хорошенько отдохнуть.

Но я должен был сохранять здравомыслие.

В Нейвсинк Бэнк я мог позвонить кому-то другому, чтобы сделать необходимое, чтобы сам мог остаться с ней. В Бразилии я был сам по себе. Если мы хотели выбраться из этой страны и не провести десять лет в тюрьме, мне нужно было сделать всё по правилам.

— Я знаю, детка, знаю. Но тебе нужно смыть кровь и улики. Почистить всё под ногтями. И мне нужна твоя одежда.

От меня не укрылось то, что она была в моей футболке. Это была одна из первых вещей, которые я заметил, когда ворвался в ту комнату, после травм и стянутых шорт.

Она надела мою футболку.

У неё была куча своих, но она захотела надеть мою.

Я бы не утверждал, что являюсь экспертом по женщинам, но был довольно уверен, что всё очевидно.

— Ох, точно, — согласилась она, её глаза немного прояснились. — Ты…

— Я могу подождать, пока ты закончишь, — сказал я, кивая, чтобы она шла вперёд, подумав, что ей захочется на пару минут остаться одной.