– Поэтому монастырь?

– Оно как-то само получилось, душа, что ли, позвала, коль уж не смог я стать обычным членом общества. А потом ведь я здесь исполняю свою миссию… Все ту же!

– Про правду-то? – спросил обиженный Андрей.

– Про нее, – ответил монах, – через веру глаза на правду людям легче открывать. Ведь в храм Божий приходят те, кто к правде готов.

– Хе-хе, – язвительно отозвался Андрей, – это бабушки, что ли, которые от скуки в церкви молитвы подвывают?

Старец засмеялся:

– Вот вижу: бываешь ты в храме, сын мой. Это хорошо!

Андрей покраснел:

– Ну все-таки: они-то к какой правде готовы?

– Они не готовы. Но очень хотят подготовиться… К самой простой и все усмиряющей правде!

– К какой?.. – тихо спросил Гриша.

– К смерти, – спокойно улыбаясь, ответил старец.

Повисла полная тишина в храме. Только откуда-то из глубины доносился звук капающей воды.

– Ну что вы помрачнели-то! – начал успокаивать ребят монах. – Это еще все от вас далеко. Да и смерть – ведь это только переход к иной жизни. А сама жизнь здесь и сейчас – вот это для вас ценно. И не забывайте радоваться каждому дню, ребятки!

Он поднялся с подоконника и тяжело вздохнул.

– Пора вам! Нечего здесь сидеть! Да и стемнело почти. Идите с Богом! Никто вас там уже не ищет. Забыли давно про вас.

Гриша слегка толкнул задумчивого друга в плечо:

– Пойдем!

Андрей встал и отряхнул брюки. И они направились в сторону лестницы.

Монах медленно зашаркал за ними следом.

– Темно-то как… – сказал Андрей.

– Да уж, – ответил ему Гриша.

– А вот я вам свечу зажгу, – сказал старец.

Ребята оглянулись и увидели в его сухих старческих руках тонкую, но длинную восковую свечу, на которой уже трепыхалось, как живое, пламя.

Григорий взял свечу из рук старца.

– Идите с Богом! – повторил тот.

Они послушно направились в сторону лестницы, по которой вошли в верхний храм.

Гриша ушел вперед, Андрей медленно продвигался за ним. Когда Григорий сделал первые шаги вниз по ступенькам, Андрей дернул его за руку.

– Ты чего? – обернулся к нему Григорий.

– Куда он пропал? – возбужденно спросил Андрей и указал вглубь залы храма.

Гриша напряг глаза. Зала была пуста. Но и часть ее уже скрыли ночные тени.

– Темно просто! – нервно отозвался Гриша. – Пойдем!

Выбравшись во двор все через ту же дверь, ребята с усилием затворили ее. Свеча догорала в руке Григория. Они вышли на свет, который уже лился от включенных фонарей.

Оба закурили…

– Зараза… – задумчиво сказал Гриша и посмотрел на друга. Андрей испуганно глянул на него в ответ.

– Ты чего? – недоуменно спросил Гриша.

– Ухо.

– Чего ухо?

– Ухо не болит, – выдал побледневший слегка Андрей.

Гриша метнул взгляд на ухо Андрея, которое еще полчаса назад было почти черным и опухшим до предела.

– Невероятно… – изумленно сказал он. – Ни следа… Ухо как ухо. Как будто и не было с ним ничего!..

Андрей молча приложил ладонь к уху и нервно затянулся сигаретой.

– Пойдем! – решительно приказал он Грише. – Да потуши ты свечу уже!

Гриша дунул на свечку. Она погасла. Он хотел было выбросить, но почему-то передумал и зажал огарок в ладони, поспешил за Андреем.

– Куда ты рванул?

Андрей шел решительным шагом вдоль стен церкви. Дойдя до угла, который выходил на проезжую часть, он свернул и опять пошел вдоль стены.

– Ты обойти церковь хочешь? – догадался Григорий.

– Да! – не оборачиваясь и не останавливаясь, выкрикнул Андрей.

Гриша понял его мысль… Пошел быстрее.

Через десять минут они обогнули весь храм, включая постройки, которые плотно прилегали к его стенам. Но так и не нашли другого входа внутрь…

Через полчаса Гриша дошел пешком до Петербургской улицы. Выпитое пиво не позволило сесть за руль. И он решительным шагом проделал весь путь от кафе до дома, который притягивал его теперь как магнит…

Он был в каком-то азарте оттого, что смог узнать, поэтому направлялся в гости к Софье Ильиничне, чтобы скорее поделиться этим. Но, оказавшись уже практически в нескольких шагах от здания, он остановился.

«Куда я так уверенно спешу? Что я тороплюсь ей рассказать? Что я узнал, кто заказчик всей этой истории… Ну и что?.. Это должно ее обрадовать? Ты идиот, Григорий!..» – обругал он себя. Потом вздохнул и шагнул к скамейке, которая стояла прямо напротив парадного входа в дом.

Он положил на нее сумку с ноутбуком и закурил. «Может, уйти?.. – то и дело вертелись сомнения в его голове. – Зачем я это делаю? Чем я могу ей помочь?.. Вообще, зачем я опять пришел сюда? По указанию руководства?.. Или реально решил геройствовать?..»

Чем дольше он так стоял и нервно перебирал в голове все возможные предлоги и оправдания своему поведению, тем больше сомнений роилось в его вскипавшем мозгу. Он понимал, что тягаться с воротилой строительного бизнеса и властями, заинтересованными в его «спонсорстве», практически бесполезно. «Я только дам ей повод для переживаний… Хотя… – он тут же вспоминал. – Главное ее переживание – это сохранение дома на его законном историческом месте! И, может, я все-таки могу помочь. Но как?.. Это известная практика. По всей стране в городах на старинных улицах разрушают памятники архитектуры, и никто ничего не может с этим сделать. Пожалуй, один только Петербург устоял перед волной современного “благоустройства”…»

Он рассуждал мысленно сам с собой и смотрел на дом, не отрываясь. Вдруг в комнате с балконом зажегся желтоватый свет. Григорий понял, что стоит так уже довольно долго и даже не замечает хода времени.

«Поздновато для посещений», – подумал он и потянулся к скамейке, чтобы взять сумку и уйти.

– Григорий?! – услышал он знакомый спокойный голос.

Он удивленно поднял глаза. Софья Ильинична стояла, укутавшись в платок из тонкой белой шерсти, и смотрела на него, приоткрыв одну из створок двойной двери парадного входа. Он взял сумку и выпрямился, как на школьной линейке.

– Здравствуйте, Софья Ильинична!

– Здравствуйте, – ответила она, – заходите! Вы ведь в гости ко мне пришли?

– Уже поздно, Софья Ильинична! Я замечтался и…

Она перебила его, махнув рукой, жестом приглашая все-таки войти.

В полутьме он закрыл за собой дверь на какую-то самодельную странную задвижку из тяжелого металла. Обернулся к хозяйке. Софья Ильинична стояла на ступеньках, ведущих вверх, и держала в руках подсвечник с белой свечой, грустно смотрела на него. Пламя свечи волновалось и танцевало на фитиле, как будто бы хотело сорваться с него и улететь, но в каждое следующее мгновение такого порыва цеплялось за кончик фитиля, замирало всего на секунду и снова принималось за свое.

– Люблю по вечерам жечь свечи, – слегка улыбнувшись, сказала хозяйка, – как будто забываешь, какой век на дворе…

Они постояли некоторое время молча. Он смотрел на свечу в ее руке с ощущением, что снова проваливается во времени. Она смотрела вроде бы и на него и в то же время – как будто поверх него. Словно бы за его спиной читала текст, излагающий мысли…

– Ну что же вы, Гриша? Проходите! Пойдемте наверх!

Он молча зашагал за ней по скрипучей лестнице. Рой мыслей проносился в его голове. Он думал почему-то обо всем на свете и сразу: о родителях, у которых давно не был; о Волге, по которой где-то внизу плывут теплоходы; о танцующем пламени свечи в руках хозяйки дома; о друзьях, которые сейчас даже не подозревают, где он находится… Он и сам словно не понимал до конца, где находился… На секунду ему даже показалось, что он сейчас рухнет с этой лестницы в никуда и потеряет сознание… «Что это со мной?» – одернул Гриша себя.

Они поднялись в комнату, где горело сразу несколько свечей в одном красивом старинном канделябре на комоде.

– Они что, свет вам отключили? – испуганно спросил он хозяйку.