— Да я уже вижу, как он сейчас себя во всей красе проявляет, — вновь криво усмехнулся Черный Шаман. — Вон, хоть дружка своего возьмите — князя Головина. Не успел с одного срока соскочить, так тут же на второй напоролся… А уж более преданного вашему отечеству человечка и сыскать трудно. Да и вы сами, Гасан Хоттабович, отчего так рьяно Советскую власть защищаете? Много она для вас хорошего сделала? Судя по вашему впечатляющему возрасту, вам и при царе-батюшке большую часть жизни прожить довелось. Так что, какое-никакое, а понятие, о чем я вам толкую, имеете…

— Каверзные вы вопросы, уважаемый хам Атойгах, задаете. — Ох, как не прост Великий Шаман, отнюдь не прост! — Много чего хорошего для простого народа я в стремлениях Советской власти наблюдаю, чего при царе не видывал…

— Простой народ? — перебил меня Поджиратель Душ, явно чем-то заинтересовавшись. — Это вы так подлый люд или рабочую чернь кличете?

— И тех и других вместе взятых… А в чем проблема-то? — Не понял я его претензий.

— А проблема в том, уважаемый Гасан Хоттабович, что ваше поведение, манера общения, словечки вот эти, термины… Они, вроде бы, и знакомы, но есть в них какая-то «чужеродность», что ли… Все это, вкупе с трехмерным Энергетическим контуром, с печатью смерти на Тонком Теле, с вашими непомерными возможностями, до коих иным Осененным, как до Луны… Откуда вы взялись, господин Абдурахманов? — Пристально взглянув мне в глаза, спросил Атойгах. И ведь не боится гад, даже зная о моих способностях Мозголома. — Не вписываетесь вы в свое окружение, господин хороший. Даже мои Духи, впервые за все время, не смогли дать на ваш счет никакого вразумительного ответа.

Да уж, а аналитиком Великий Шаман действительно оказался отменным! Не зря, видать, штаны в своих Йелях с Сорбонами протирал. Выкупил старика, да еще так быстро…

— Не понимаю, о чем вы, Атойгах Чапрахович? — А куда мне деваться-то с подводной лодки? По любому в отказ идти.

— Не понимаешь, значит… — Вновь окрысился Пожиратель Душ. — Тогда, молись своему богу Гасан Хоттабыч! Молись, истово, может он и снизойдет! — Шаман вновь вооружился своим ударным инструментом, а я выслушал очередную душещипательную арию для бубна с колотушкой.

С последним гулким ударом я почувствовал, что во мне словно что-то изменилось неуловимым образом. Сосредоточившись на собственных Силовых эманациях, я ощутил, что над моей головой появился некий Энергетический знак.

— Ежедневная норма выработки Жизненной Энергии установлена для вас в десятикратном размере от казенного урока Осененного Первой ступени, — напрочь сухим казенным речитативом произнес Хозяин Абакана непонятную для меня тарабарщину.

— А это сколько? — решил уточнить я. — Много небось?

— Поинтересуетесь у вашего приятеля — князя Головина, — устало ответил хам Атойгах. Его лицо посерело и разукрасилось сеточкой старческих морщин, которых ранее я отчего-то не заметил. — Он человек бывалый, и с удовольствием вас просветит. А теперь, подите прочь, господин Абдурахманов! — Великий Шаман вялым движением руки указал на входную дверь. — Я устал от нашего с вами плодотворного общения! Мне нужно пополнить запас моральных и физических сил…

— Тогда наше вам с кисточкой, гражданин начальник! — Я шаркнул ножкой и поднялся со своего места.

Но Атойгах на это уже никак не отреагировал, он тяжело навалился на спинку своего яркого трона и умиротворенно закрыл глаза. Чё, укатали Сивку крутые горки? Знай наших, бедолага! Это я еще по-настоящему не разозлился… После выделения мне Шаманом суточной «нормы» жить стало еще веселее. «Тяжесть», которую я и раньше практически не замечал, исчезла совсем. Так что я этаким бодрячком вывалился в приемную, где меня поджидали истомившиеся друзья-приятели: командир, ныне откликающийся на свое настоящее имя, и бывший ротмистр — предатель Вревский.

— Ты как? — Едва я переступил порог, ко мне кинулся встревоженный оснаб. — Жив?

— Вроде бы, жив маненько, — предельно честно ответил я ему. — И через раз не дышу — даже самому странно…

Мне действительно стало намного лучше, чем даже в самом начале нашего авантюрного план. Да что там скрывать, мне так хорошо не было даже в амбулатории профессора Виноградова! Каким бы говнюком не был этот хам Атойгах, но здоровье… или чего-то там Энергетическое, он мне отменно поправил! Если бы это не выглядело через чур странным, я бы прямо здесь пустился в пляс. Но товарищи по несчастью меня не поймут. Подумают, совсем буденовку сорвало у старого Хоттабыча.

— Какую «норму» он тебе выставил? — Оснаб немного напрягся, хоть и старался скрыть эту реакцию от меня. Но провести меня не так просто — я знал командира, как облупленного. Это Вревскому он вполне может пустить пыль в глаза — а со мной это не прокатит! Но сообщить эту информацию я обязан — ибо от этого зависит не только моя дальнейшая жизнь, но и судьба всего нашего насквозь авантюрного «предприятия».

— В десятикратном размере от казенного урока Осененного Первой ступени, — слегка наморщив лоб, постарался я слово в слово повторить слова Пожирателя Душ.

— Сколько? — В полнейшем возбуждении подскочил с лавки Вревский. — В десятикратном от «Вышки»?

— Да, Атойгах так и сказал: в десятикратном, — подтвердил я. — Только я не очень догоняю — сколько это? Если на пальцах…

— Господа, нам полный писец! — Мгновенно потух ротмистр, обессилено падая обратно на мягкую лавку. Я заметил, что его руки подрагивают. — Мы не успеем даже …

— Тихо, ты! — шикнул на него оснаб злобным и свистящим шепотом, покосившись в сторону секретаря. — Не забывайтесь, ротмистр! Не раскисайте и возьмите себя в руки! Остальное обсудим позже…

— Виноват, ваше сиятельство! — по-военному четко, но тоже шепотом, отозвался Вревский и послушно заткнулся.

— Что, командир, мои дела действительно так плохи, как он говорит? — спросил я оснаба, отлично зная, что он не будет мне врать.

— Даже хуже… чем он предполагает… — реально «почернев» лицом, мрачно ответил оснаб.

— Может, выкрутимся? У меня же теперь Праны, как у дурака махорки! — Припомнил я недавние слова Атойгаха. — Хватит, чтобы продержаться подольше…

— Я бы не стал принимать на веру все заявления Пожирателя Душ, — убежденно возразил командир. — Он еще та корыстолюбивая скотина. И у него тоже есть обязательства — утвержденный план по сдаче Силы…

— А Сила-то здесь причем? — Не понял я последней фразы оснаба. — «Норма» же касается только Жизненной Энергии? Или я не прав?

— Господа! — Во всеуслышание заявил секретарь, поднимаясь со своего места. — Ваш автобус подан! Проходите, пожалуйста, на посадку!

— Позже договорим, — шепнул оснаб мне на ухо, и мы в сопровождении Арыхпая Атойгаховича направились к автобусу.

— Простите, Гасан Хоттабович, — неожиданно окликнул меня сын Великого Черного Шамана, — отец вам действительно установил десятикратную «норму» от казенного урока Осененного Первой ступени?

Я неприязненно зыркнул на парня из-под своих кустистых бровей, и Арыхпай понял меня по-своему.

— Не подумайте, что я подслушивал, — всплеснул он руками, в попытке отвести от себя мои безосновательные подозрения, — вы с товарищами просто очень громко обсуждали этот чудовищный факт…

Оснаб отзеркалил мою реакцию и исподлобья взглянул на Вревского, словно безмолвно произнося: «ну, и что я говорил?»

— Да, это действительно так, — упавшим голосом ответил я на вопрос секретаря. — И мои друзья считают, что это необоснованно много.

— Я вам сочувствую, Гасан Хоттабович, — проникновенно произнес секретарь, — отец иногда бывает… резок и через чур жесток в своих решениях… Частое общение с Пуртах Тёстер — «нечистыми Духами» очень сильно меняет психику любого Шамана и не только Великого, постепенно превращая его в настоящего Чеек-хам, Пожирателя Душ. — С явной горечью в голосе произнес Арыхпай. — Раньше он был совсем не таким… Пока не умер дед, и отец не встал во главе Абакана — этого проклятого тюремного града, чтобы его разразил молнией Кугурт-чаячы [2]! — Резко сжатые кулаки Арыхпая громко хрустнули. — Добрым, отзывчивым, любящим…