Хартман вновь передернул плечами, поглубже ввинчиваясь в мягкое кресло приемной рейхсфюрера, и смахнул холодную испарину. В тот день он выжил только чудом, по-другому и не объяснить. Старик играючи раздавил всю их диверсионную группу, превратив в откровенный фарш не только его бойцов, но и двух не самых слабых по силе Магов, вместе с Некро-Арахноидом, не успевшим даже дернуться в его сторону. Раз — и все кончено!

Что и как там произошло, Роберт так и не смог вспомнить, он очнулся под грудой соли, когда жуткий старикан (а по сути, если Пласману все-таки удался его опыт, воскрешенный из небытия Асур) уже покинул пещеру. Вид растерзанных им тел соратников и друзей до сих пор преследовал Хармана по ночам в жутких кошмарах. Но Хартман, недаром же его прозвали Горным Львом, сумел выбраться из этой русской задницы и добраться живым до Берлина… Как? Это отдельный «рассказ», который Хартман уже не раз и не два повторил на многочисленных допросах, проведенных настоящими виртуозами Ментальной Магии Рейха.

На столе секретаря зазвонил телефон. Молодой и напомаженый женоподобный хлыщ с длинной, совсем не по уставу челкой, но, тем не менее, пребывающей в чине штандартенфюрера СС, поднял трубку.

— Приемная рейхсфюрера… — томно произнес он, любуясь своими ухоженными ногтями. — Яволь, герр Гиммлер! — четко произнес он, услышав в трубке знакомый голос шефа, и что-то быстро записал в блокнот явно под его диктовку. — Герр… э… — Он положил трубку на место и заглянул в блокнот, а после перевел взгляд на Роберта. — Штурмбаннфюрер Роберт Хартман?

— Я, герр штандартенфюрер! — Роберт стремительно поднялся со своего места и прищелкнул каблуками, вытянувшись во фрунт.

— Рейхсфюрер ожидает вас, Роберт. — С томным придыханием произнес секретарь Гиммлера. — И да, Эрнст, — добавил он, обращаясь к оставшемуся в одиночестве обергруппенфюреру, — вы тоже приглашены. Проходите, господа! — Скользнув к дверям, ведущим в кабинет Гиммлера, секретарь распахнул одну из створок. — Прошу…

Пропустив вперед начальника РСХА, Роберт вошел следом в просторный кабинет второго лица Вековечного Рейха. Ранее Хартман никогда не встречался с рейхсфюрером (как, собственно и с остальными власть предержащими) вот так, вживую. Он видел Гиммлера лишь на многочисленных портретах и в кинотеатре при просмотре кинохроники, ставшей в последнее время обязательной перед просмотром развлекательных фильмов. Хартман множество раз ловил себя на мысли, вглядываясь в это улыбчивое и добродушное лицо в круглых очечках, запечатленное на фотографиях: как мог этот, с виду совсем не злобный и благодушный человечек, достичь самой вершины властной пирамиды и по праву носить звание Величайшего Черного Жреца Германской Империи? Ведь для этого нужно было иметь несгибаемую волю, каменное сердце, острые клыки и стальные яйца. Ну, не вязался внешний вид абсолютно «беззубого ботаника» с теми высотами, которых Генрих Гиммлер достиг в Рейхе, легко бросая на алтарь своего могущества тысячи, а, возможно, и сотни тысяч человеческих жизней. Не считаясь ни с возрастом, ни с полом, ни с чем либо еще, если эти люди… а, вернее, лишь похожие на людей существа-унтерменши, не принадлежали к доминирующей стержневой арийской расе.

Остановившись немного позади Кальтенбрунера, Хартман вытянулся по стойке смирно и выкинул руку в приветственном жесте:

— Зиг Хайль!

Обергруппенфюрер поприветствовал Великого Жреца подобным же образом, может быть, не настолько истово и рьяно, но высокое генеральское звание ему это позволяло.

— Хайль… — Вяло согнул правую руку в локте рейхсфюрер. — Камрады, — с порога перешел он на неофициальный, устало снимая с носа свои округлые очки и потирая пальцами покрасневшие глаза, — проходите… Прошу меня простить за столь долгое ожидание, но… — Гиммлер расслабил узел форменного галстука. — Неотложные дела и Ментальная аудиенция у самого Фюрера… — Он ткнул пальцем в потолок, отмечая важность сего события, — измотали меня неимоверно. — Его Магическая мощь поразительна!

— Хайль Гитлер! — Вновь выбросил руку в «зиге» Кальтенбруннер и Харман поспешно к нему присоединился:

— Хайль Гитлер!

— Хайль… — Словно находясь на последнем издыхании, слабо произнес рейхсфюрер, поднимая трубку телефонного аппарата и жестом показывая «гостям», куда им присесть:

— Вольдемар… Мне срочно нужна инъекция Праны… Боюсь, что без нее я не в состоянии плодотворно трудиться…

Пока главный имперский безопасник Рейха и простой горный пехотинец рассаживались на указанны Гиммлером места, в кабинете появился все тот же через чур ухоженный секретарь.

«Все-таки он пидор, — не забыв заблаговременно выстроить «Стену Отчуждения» (пусть слабенькую, но все-таки), чтобы крамольные мысли не прорвались наружу, подумал Харман, наблюдая за жеманной походочкой Вольдемара. — У него и губы, похоже, накрашены… И как его только здесь терпит рейхсфюрер? Если только…» — Окончание мысли Роберт постарался похоронить так глубоко в своем подсознании, чтобы никто и никогда её не откопал.

Женоподобный штандартенфюрер проковылял своей вихляющей походкой мимо Кальтенбруннера, который даже отвернулся, чтобы его брезгливое выражение лица не задело «тонкую душевную организацию» Вольдемара. Хартман, успевший мельком это заметить, лишь усмехнулся уголками губ. Похоже, что у Начальника Управления Имперской Безопасности «голубки» тоже вызывали приступы жесточайшего омерзения. Хоть Фюрер и пытался насаждать в своей Империи традиционные семейные ценности, в среде древних аристократов содомия не считалась таким уж и смертельным грехом. Куда страшнее в Рейхе каралась связь истинных арийцев с унтерменшами, недолюдьми, почти что животными. Так что на попадающихся время от времени содомитов имперские власти смотрели практически «сквозь пальцы», но информацию о таких вот «отклонениях» исправно собирали.

Возле шикарного кресла Величайшего Жреца Черного Ордена СС (по слухам — обтянутого человеческой кожей его поверженных врагов-аристократов, с которыми рейхсфюреру пришлось столкнуться не на жизнь, а насмерть, в самом начале своей карьеры), Вольдемар остановился и положил на стол небольшой металлический поднос, накрытый белым платком. Сдернув тряпицу, секретарь продемонстрировал собравшимся изящный серебряный Пранотрансфузер, выполненный в форме оскаленного черепа — «Мертвой головы», настоящее произведение искусства. Гиммлер, тем временем, скинул свой форменный эсэсовский мундир и закатал до локтя рукав белой рубашки.

— Прошу понять, камрады… — произнес он. — Совершенно не остается времени на собственное здоровье — только так и держусь… — Гиммлер скрипнул зубами, когда Вольдемар искусно вогнал толстое жало заполненного живительной Праной прибора рейхсфюреру в руку чуть пониже локтя.

Кристалл-Накопитель замерцал, показывая, что процесс пошел. Серое лицо Гиммлера постепенно розовело и приобретало нормальный оттенок, а потухшие прежде глаза бодро заблестели. Когда «огонек» потух, секретарь осторожно отнял Магический прибор от руки рейхсфюрера и ловко прикрыл ранку платком. Светлая ткань мгновенно покраснела, но женоподобный секретарь Гиммлера поспешно накрыл её своей ладонью. По разливающемуся вокруг рук Вольдемара свечению, Харман понял, что «голубок»-то, оказывается, является, кроме прочего, высокоранговым Медиком. Ибо слабенького Медика, да еще и с гомосячьими замашками, рейхсфюрер не стал терпеть рядом с собой.

Теперь же, все встало на свои места: сильные Маги с редким Даром Целителя в Рейхе ценились на вес золота. И каждый немецкий аристократический род, а также высшие чиновники и военачальники, отмеченные Даром, но не отмеченные длинной вереницей благородных предков, старались держать поближе к себе таких вот умельцев. Похоже, что и заднеприводный Вольдемар, был приближен к рейхсфюреру именно по этой причине.

Когда секретарь сдернул тряпицу с руки высокопоставленного чиновника, на ней даже ранки не осталось! Секретарь-Медик аккуратно стер с руки остатки крови и, собрав на поднос Пранотрансфузер и окровавленный платок, удалился, не переставая по-женски вихлять задом. Хартман еще раз мысленно «расплевался», старясь поскорее забыть эту мерзопакостную картину.