— Держись, старина! — Я оперся на его подставленную руку, девчонки тоже подхватили меня под локти с двух сторон, и совместными усилиями я был водружен на ноги.

— С вами точно все хорошо, дедушка? — С участливым волнением спросила Глаша.

— Вам в больницу обязательно надо, дедушка! — подключилась к подружке Катя, которая сбегала и принесла мне мою потерянную шляпу. — В вашем возрасте здоровье нужно беречь!

Ох, ё! А тоя не в курсе! Да, старость — не радость!

— Спасибо, красавицы! — Я улыбнулся, взял шляпу и с тихой грустью вновь посмотрел на мою, вновь юную и живую супругу. Я опять утонул в её бездонных зеленоватых глазах. Я был готов так стоять и смотреть на нее целую вечность.

— Спасибо, девчата! — Поблагодарил моих «спасительниц» и оснаб. — Не переживайте за дедушку — я его сейчас в больницу отвезу.

— Правильно, товарищ! — произнесла Катя. — Пусть его настоящий Медик осмотрит. Мало ли, сотрясение мозга какое! Вон как он об землю со всего маху шмякнулся! Мог еще и сломать что-нибудь! У нас соседка — баба Алевтина, недавно тоже шмякнулась и шейку бедра себе сломала… — тараторила Катюха, но я её совсем не слышал. Передо мной стояла лишь одна… она… единственная… И во всем мире никого больше не было…

— Обязательно покажем нашего неуклюжего дедулю Медику! — Заверил Катю оснаб и потянул меня к машине. — Вы молодцы, девчата!

Я буркнул что-то невразумительное на прощание, взбаламученные мысли до сих пор носились галопом в моей ошарашенной голове, пробуждая к памяти давно забытые образы моей потерянной навсегда жизни. Совместной жизни, которой уже, наверное, не будет никогда…

— До свидания дедушка! — Попрощалась со мною Глаша. — Будьте в следующий раз осторожнее!

Я покивал, и поплелся поддерживаемый под руку Петровым через дорогу. Возле машины оснаб остановился. Я оперся рукой о нагретый капот машины и с тоской уставился на девчонок, вновь вернувшихся к своим грядкам.

— Ну и отчебучил ты, старый! — Покачал головой оснаб, вынимая из кармана папиросы.

— И мне дай закурить, — хрипло попросил я, протягивая руку.

— Ты в норме, Хоттабыч? — поинтересовался командир. — А то видок у тебя был — краше в гроб кладут!

— В норме… уже… вроде бы… — Отозвался я, хотя меня еще немного потряхивало.

Оснаб вновь внимательно меня осмотрел и, видимо, остался доволен этим осмотром.

— Держи. — Он протянул мне папиросу, и мы вместе закурили. — Теперь понял, о чем я тебе хотел сказать? — После недолгого молчания спросил он меня.

— Я знал… — Кивнул я. — Только не ожидал, что это будет так…

— Больно? — догадался Петров.

— Да, больно… — согласился я. — И тяжело… Но… понимаешь, я был счастлив в этот момент… Я увидел её… её улыбку… услышал её голос… еще раз… И это настоящее чудо! Теперь мне и помереть не страшно!

— Но-но! — Оснаб шуточно сдвинул брови. — Отставить помирать, Хоттабыч! Нам с тобой еще фрицам бока намять, как следует, нужно! А вот потом и помирать не страшно!

— Есть отставить помирать, товарищ командир! — Я «козырнул», приложив кончики пальцев к полям соломенной шляпы. — Мы еще вздрючим этих гребанных утырков, как следует!

— Как ты сказал, утырков? — переспросил оснаб, видимо, незнакомый с таким «термином».

— Да какая разница, — пожал я плечами, — фрицы, нацики, шайтаны…

— Ну, это-то, я, как раз понял, — улыбнулся оснаб. — И мне нравиться твой боевой настрой! Так держать, старина! Хоть и трудно нам всем придется!

Мы уже докурили и собирались садиться в машину, когда вдруг меня кто-то неожиданно окликнул:

— Гасан Хоттабович! Постойте!