Но почему гражданское государство терпит аристократов, которые всегда как шило в одном месте? Я не понимал.

Но когда задал этот вопрос, то напоролся на пристальный изучающий взгляд не только отца, но и матери.

Эльвира вновь с укоризной посмотрела на мужа, затем, со вздохом, произнесла:

– Эх, Дрейк, ты был бы отличным главой рода, если уже в таком возрасте делаешь правильные выводы и задаёшь правильные вопросы.

– Так всё же? – уточнил я, – почему они нас терпят?

– Потому что, как бы они не хотели, но в мире существует такая штука как магия, и новые одарённые рождаются постоянно. Можно было бы уничтожить нас, обвинив в каких-нибудь грехах, тут особо и искать не придётся, но что делать с детьми, которые получают дар при рождении? Давить в колыбели? Но они-то ни в чём не виноваты. А как это объяснять их родителям? А оставлять их свободно в обществе тоже нельзя. Но к каждому отдельному магу наблюдателя не приставишь.

Вот поэтому, Дрейк, мы им и нужны, чтобы основную массу магов сосредотачивать в родах вокруг себя, объединять и отделять от государства. Пойми, магия она тоже влияет на психику. Большинству магов требуется или подчинять или подчиняться. Причём по праву силы. Бездарю большинство малдар не будут подчиняться никогда, а болдары никогда не подчинятся малдару. И даже среди болдар, равный никогда не подчинится равному, только болдару-аристократу. Не будь нас, будь размазанная по городам разобщённая масса одарённых, как думаешь, насколько бы это увеличило число совершаемых преступлений?

– Намного, очень намного, – ответил я не задумываясь. Ибо подобные примеры знал и видел.

Рассказова улыбнулась мне ласково и потрепала по голове:

– Всё-таки ты у меня умница, сразу схватываешь суть.

– Вот поэтому, – буркнул отец, – без нас они не смогут.

– Погодите, – произнёс я, ещё раз анализируя услышанное, – если всё так, как вы говорите, то вот эти вот дебильные школы для малдар, они как раз и выстраивают эти первичные связи подчинения и закладывают на будущее модель поведения?

– Всё верно, – ответил Рассказов-старший.

– Но, есть же те, – прищурившись произнёс я, – кто не захочет, не подчинять, не подчиняться?

– Есть, – согласилась со мной маман, – такие малдары не попадают в рода и остаются сами по себе. Но пройдя подобный отбор, они легко затем устраиваются в обычном мире. По сути, пропуская через эти школы одарённых, государство определяет, кого можно выпускать в гражданское общество, а кого надо держать от него подальше, изолировав в родах.

– Изолировав… – я хмыкнул, – как редкий вид диких зверей в зоопарке?

– Не преувеличивай, – оборвал меня недовольно отец, – мы не звери, и ограничены только некоторыми рамками законов. Поверь мне, любой гражданин ограничен не меньше, а то и больше нас.

– Понятно… – протянул я, задумчиво, – а почему об этом не говорят в школе?

– А зачем забивать подросткам голову ненужными вопросами? – Эльвира вновь посмотрела на меня, покачала головой, – это только вызовет лишнее недовольство и брожение умов. Достаточно, что это знают главы родов и их доверенные лица.

– Эх, если бы ты не поссорился с представителем комиссии… – вновь вздохнул Рассказов-старший, – мы, конечно, подадим апелляцию, но на моей памяти, изменили вердикт спецпредставителя только однажды, да и то в худшую для ответчика сторону.

– У него настолько непререкаемый авторитет? – уточнил я.

– У них, – чуть поправил меня отец, – и да, это люди, которые стоят на границе двух миров, удерживая баланс между ними. У них очень строгий отбор. Если бы ты не сорвался на него, то отделался бы предупреждением, потому что доказательная база полиции была откровенно слабой. А права наследования он тебя лишил, потому что будущий глава должен уметь держать себя в руках. Но заметь, ни дворянства, ни привилегий тебя не лишили.

– А могли? – уточнил я.

– Будь ты на год старше и нарушь закон посерьёзней, могли бы. А это клеймо для остальных и положение изгоя. Поэтому на будущее, постарайся подобных срывов не допускать.

– Постараюсь, – кивнул я.

Но слушал я уже в пол уха, потому что мысли мои занимало только одно, – то самое, о чём упомянули родители вскользь, что малдары, не захотевшие связываться с родами, легко могут обустроиться в гражданском обществе. Главное пройти школу, не стать болдаром и не лезть в рода. И это означало, что я смогу не просто заниматься физикой на своём подвально-любительском уровне, а поступлю в нормальный институт на физмат и потом устроюсь в какую-нибудь крутую физическую лабораторию, чтобы заниматься, к примеру, термоядом, или физикой многомерных пространств, или исследованиями космоса… Ух, от таких мыслей у меня даже слегка перехватило дух и начало покалывать пальцы.

Но я умерил пыл и постарался успокоиться, до этого было ещё долгих три с половиной года школы.

Слухи по школе о моём теперь уже статусе не наследника ещё не успели расползтись, но своих ближних я счёл долгом поставить в известность. Пусть им сообщу я, чем потом это станет для них неприятной неожиданностью.

На удивление Николя воспринял новость спокойно, только уточнил, готов ли я и дальше быть его патроном. Я был готов, потому что грех разбрасываться такими кадрами.

Анюра и вовсе пожала плечами и сообщила, что ей на мои статусы глубоко фиолетово и она свою часть сделки будет точно также исполнять. Деловой подход. Одобряю.

Но не успел я ей сообщить, что скоро нас ждут уже у меня, как внезапно выяснилось, что сегодня у меня поединок второго тура внутришкольного турнира. И не абы с кем, а с самим грозой всех аристократов школы – Такаюки-кун Ивановым.

Правда, тут стоит заметить, что последнее время запал у моего одноклассника как-то затух. Да и в целом, бунт против аристократов медленно но верно сошел на нет.

Впрочем, администрация своего добилась и охраной обзавелись даже те кто до этого предпочитал одиночество. А простолюдины привыкли передвигаться исключительно группами. Кое кого из активистов антиаристократского движения по тихому за школой отметелили, но на фоне всего остального подобное прошло незамеченным основной массой учеников.

И вот теперь мне предстояло встретиться один на один с давним недругом, вернее недругом был я для него, а он мне был совершенно безразличен. Ну не воспринимал я всерьёз парнишку-бунтаря. Рано или поздно жизнь таких сама обламывает. Не поймут они никак, что революция просто местами меняет верхи с низами, и только. Никакого равноправия там нет и не будет, пока не изменится сам человек.

Плавали, знаем.

Я и революционером успел побывать. Было у нас в магической среде популярно одно время вольнодумство. Маги – передовой класс, как никак. Заело меня с несколькими товарищами одарить счастьем всех без исключения жителей отдельно взятой страны. Для начала. Потом в радужных мечтах нам виделось осчастливливание вообще всех на планете.

Но, во-первых, не оценили сами жители, а во-вторых не оценили их соседи.

Мы ещё пытались отбивать атаки обычных военных отрядов, попутно пытаясь как-то пресечь анархию внутри разом лишившейся правящей верхушки страны, но потом подкатила тяжёлая артиллерия из парочки магистров и наше утопическое общество быстро и утопло, не успев толком сформироваться.

С тех пор я и зарёкся делать кого-то счастливым.

В раздевалке я вновь переоделся в кимоно, ещё раз проверил как под ним висит медальон, кивнул Валуа, распахнувшему передо мной дверь, и под громыхнувшие аплодисменты вышел наружу.

Пока шёл к рингу, подняв в приветственном жесте руку, успел оценить заполненность трибун и чуть улыбнуться краешком губ. Сегодня спортзал был полон. Всем хотелось посмотреть на бесконтактный бой, как я буду валять Иванова по помосту.

Выделываться не стал, я же скромный парень, поэтому спокойно перелез через канаты и остановился в своём углу, глядя на стоявшего спиной оппонента.

Вновь проснулся комментатор, объявив: