Сделал строгое лицо:

– Поняла у меня?!

– Конечно, шеф, – тут же закивала головой Небоходова, – никакой женитьбы, это просто песня такая. Вот только, как мне его изучить? Как выяснить, за что его, – она сжала ладошку в кулачок, – взять?

Старший шериф, постарался отогнать от себя пошлые инсинуации, и проглотил вертящийся на языке короткий ответ. Задумался ненадолго.

– Слушай, – внезапно посмотрел он на продолжавшую кукситься подчинённую, – я думаю знаю, что нам может помочь.

– Что, шеф? – с надеждой взглянула на того Лика.

– Тебе надо попасть к нему домой, посмотреть его в родной среде обитания, когда он максимально расслаблен и открыт. Думаю, тогда ты точно найдёшь его слабое место.

– Но как это сделать? Это же аристократический род, не прислугой же нанима… – тут девушка на секунду замолкла, что-то обдумывая, а затем, азартно прищёлкнула пальцами, – ну конечно!

Старший шериф, незаметно кивнул, глядя на просохшие глаза Небоходовой, что вновь стала походить на лучшую сотрудницу управления, а вернувшая себе боевой настрой девушка, меж тем продолжила:

– Как я сразу не подумала – репетиторство! – она торжествующе посмотрела на Восточнолесова, – Климент Гаврилович, я же могу наставить ему двоек, а затем предложить репетиторство для их исправления. Во внеурочное время, на дому.

– Рабочий вариант, – покивал тот, сложив руки на груди и оперевшись задницей о край стола, – но ты уверена, что сможешь найти за что ему эти двойки поставить?

– Да конечно, – отмахнулась та, – не может же он знать всё. В конце концов, я мудрая двадцатипятилетняя женщина, а он семнадцатилетний подросток.

После этих слов, у старшего шерифа опять внутри поселился червячок сомнения, больно эта фраза напоминала ту, что Небоходова говорила перед первой попыткой.

– Ты тщательней, тщательней подготовься, – крикнул он её вслед, но та уже унеслась, забыв обо всём, оставляя Восточнолесова в кабинете одного.

Тот посмотрел на рулон салфеток на столе и решил – «Пока убирать не буду».

– Всё пропало! Всё пропало! – в лучших традициях всёпропальщиков горестно стонал бурят Сирахерама в девичестве Степан, наматывая круги в нашем в поместье зале для тренировок.

Двери были закрыты и я, стоило моему сенсею липовому войти, тут же принялся входить в медитативное состояние – то есть засыпать, ибо вчера полночи возился в своей лаборатории, пытаясь получить высокотемпературный сверхпроводник на формулу которого случайно наткнулся в одном из научных журналов. Иттрий-барий-купрум-о. Нужные оксиды я смог приобресть на различных складах, через доставку почтой, и теперь пытался по технологии их сплавить в небольшой печи для керамики. Первую партию запорол, слишком мало вступило в реакцию кислорода, пришлось их снова дробить и готовить для запекания заново.

В общем, причина для сеанса медитации у меня была веская.

Но с самого начала с медитацией не заладилось, потому что Сирахерама принялся тут же рвать на себе волосы во всех местах и причитать. Хорошо ещё, что кроме меня его никто не слышал.

– Ну что пропало? – зевнув, спросил я, хмуро глядя на того с пола, где удобно устроился, положив под голову тренировочную лапу.

– Ко мне приходили, – простонал тот.

– И чего хотели? – поинтересовался я, не видя пока особых причин для тревоги.

– Это были аристократы и они хотели чтобы я учил их детей бесконтактному бою!

– Ну и? Мы же обговаривали этот вариант, – продолжая лежать, я завёл обе ладони под голову, чтобы было удобнее следить за метаниями сенсея, – шлёшь их всех за дальние горы и зелёные помидоры, говоришь, что не берёшь больше одного ученика за раз… вернее уже двух учеников.

– Что? – резко повернулся тот ко мне.

– А я что, не говорил тебе? – я прокрутил в голове события прошедших дней и понял, что действительно забыл Сирахераму предупредить, что теперь он официально тренирует и мою невесту, – в общем, если кратко, то у меня теперь невеста и ты её тренируешь тоже.

– Всё пропало! – тут же запричитал тот снова, падая на колени и закрывая лицо ладонями.

– Да ничего не пропало, – я, для удобства, повернулся на бок, – мы же с невестой как бы две половинки одного целого, ну по всем этим понятиям о семье – ячейке общества и тому подобном. Вот и говори, что невесте можно – великий мастер Чхарёк дозволяет. Но вот всем остальным ни-ни.

– Дрейк, – тихо прошептал Степан, отнимая ладони от лица, – если бы ты знал, какие деньги мне предлагали.

Я только вздохнул, затем наставительно произнёс:

– Дорогой мой, какие бы они ни были, эти деньги, ты их никогда не сможешь получить, единственный вариант, взять авансом и свалить в голубую даль. Но тогда тебя будут искать, а жить всю жизнь в страхе быть пойманным, такое себе удовольствие. Впрочем, если инсценировать твою смерть…

Тут я с некоторым интересом оглядел побледневшего бурята:

– То можно что-то выкружить. Правда, остаётся вопрос с легализацией на новом месте, если только ты не планируешь свалить в какое-нибудь племя Тумба-Юмба, где из документов только татуировки на жопе.

– Нет, – помотал тот головой, – точно нет, никуда я сваливать не хочу.

– А придётся, – ответил я, – но потом, лет через десять, когда завершиться моё ученичество. Но там скажем, что тебя призывает к себе великий учитель обратно в горы и ты по-тихому переберёшься в места потише, где тебя никто не узнает.

– И зачем я во всё это ввязался?

Вопрос, как по мне, был риторический. При том, что ввязался Степан в это вполне самостоятельно, решив срубить бабла на очередном липовом боевом искусстве. Поэтому мне его было совершенно не жаль. Мне в принципе никого было не жаль. Меня еще в детстве научили, что жалеть нельзя. Ведь родился я, будущий чемпион, архимаг и император, в самых помойных трущобах самого помойного города империи.

В пять лет у меня уже было погоняло – «Крыса». Вполне подходящее, честно признаю, ибо крысил я всё, до чего мог своими детскими ручонками дотянуться. А дотянуться я мог примерно до пояса взрослого мужчины.

Да… хорошее было времечко, до сих пор с ностальгией вспоминаю каждый срезанный в толпе кошель и каждый спиз… стащенный у стражников кинжал.

Тогда, ведь, и корочка хлеба была за лакомство. Какой хамон, какая фуагра, грызёшь заплесневелую корку своими молочными зубами и жмуришься от того, как это вкусно. А за сдобную булочку я и вовсе убить мог. Впрочем, там где я тогда жил, мог означало – делал. Потому что там приходилось делать всё, что можешь, только чтобы выжить.

– Ну хватит, – я снова лёг на спину, сложил руки на животе и прикрыл глаза, – десять лет у нас есть, а там видно будет, что раньше времени переживать. Ты помедитируй, лучше, как я, всяко будет полезней.

Я услышал снова тяжёлый вздох, а затем, чуть приоткрыв один глаз, увидел, что Сирахерама, последовав моему примеру, прилёг у стены, прижав к себе и приобняв макивару. Через минуту он уже дрых, чуть посвистывая во сне и забавно шевеля при этом губами. Видно пересчитывал те горы денег, что ему предлагали аристократы. Всё-таки, жадный он, конечно. А жадность, бывает, толкает людей на глупые поступки. Ну да ладно, за этим я прослежу, чтобы жажда наживы в нём не перевесила чувство самосохранения.

С этими мыслями я и заснул.

– Ты променял меня на неё?!

Я посмотрел на Веронику, что яростно тыкала пальцем в сторону Анюры которая чуть сместилась мне за спину, не желая вступать в прямую конфронтацию с аристократкой, почесал задумчиво затылок, затем ответил:

– Нет.

Мой ответ ввёл её в некоторую растерянность, но почти мгновенно собравшись она снова, зло сощурившись, произнесла:

– Хочешь сказать, она не твоя невеста?

– Моя, – кивнул я.

– Ну значит ты променял меня на неё! – припечатала гневно девушка.

– Нет, – покачал я головой в ответ, – ты же не была моей невестой, поэтому я тебя ни на кого не менял.