— Прости, что накричал, Еля, — проговорил княжич, касаясь виска её губами. — Но не разумнее было бы всё ж выждать несколько дней?

— Седмицу, Леден, — поправила она и попыталась из рук его выскользнуть. — А может, и больше. За седмицу эту сколько ещё люд настрадается. Ваше войско шло, их трепало. А теперь ещё и зуличане. Ещё пуще. Вы хоть в полон не угоняли и с косляками не якшались. А я смогу хотя бы бесчинства остановить!

Леден только пальцы сжал крепче и к себе её лицом развернул. Покосился на двоих гридней, что мимо прошли, навострив уши, и вздохнул коротко.

— Раз хочешь ехать, поедем вперёд войска. Но только, как бы Гроздан ни просил, одну я тебя на встречу с ним не пущу. А то станется с него…

Елица усмехнулась, разглядывая княжича. Уже отхлынул стылый гнев из его глаз — и разлилось тепло в них родное, пленительное. Вскипел — бывает. Так это всё от тревоги за неё.

— Тогда завтра назад отправляемся. Коль не шутишь, — она качнулась вперёд и мимолётно коснулась его губ своими.

И как ни старалась, чтобы не заметил никто из гридней, что то и дело мимо проходили, а всё равно кто-то хмыкнул тихо неподалёку. Елица, вовсе вида не подавая, повернулась и пошла к терему, оставив княжича и дальше дела ратные с мужами решать — поговорить им явно ещё есть о чём.

Распорядился в тот же день Осмыль, кому с Елицей и Леденом в путь к Велеборску отправляться. С почти спокойной душой она улеглась нынче спать в хоромине справной, на лавке, застеленной и правда как для княжны — челядинки здешние оказались заботливы. Хоть и болтали, конечно, разное. Что Елица с княжичем остёрским вовсе без другого сопровождения приехала, как и не подобает ей вовсе. И что живёт с ним, как с мужем своим. Да что теперь слухов опасаться, раз такое вокруг деется?

Спала она хорошо поначалу, да средь ночь скрутило её нехорошей болью внизу живота. Никогда не было у неё в дни женские, чтобы так худо становилось — не вздохнуть. Она согнулась на лавке, глядя сквозь мрак на суму свою, где травки нужные лежали, да и подняться не могла. Но вскоре ослаб тугой комок боли — и осталось только слёзы с глаз утереть и вздохнуть наконец свободно.

Утро выдалось хмаристым — после грозы, что прогромыхала над Лосичем аккурат перед рассветом. Стояла сырость в воздухе туманная, глухая; все звуки тихие плыли в ней над землёй неспешно, словно барахтались, как мухи в кружке с водой. Кмети, которых назначил Осмыль в охранители к Елице, сбирались спешно под присмотром Ледена, поглядывая на него с опаской и недоверием. Видно, до сих пор не могли они привыкнуть к мысли, что остёрцы уж вовсе не враги им: так вот скоро всё поменялось после смерти Борилы.

Елица спустилась во двор, пока не закончили они сборы, чтобы никого не задерживать, попрощалась с Осмылём: хорошо, что удалось хоть коротко с ним свидеться и узнать, что в здравии он и в духе решительном. Погрузили последние вещи в телегу небольшую: теперь уж почти десятку людей да целую седмицу в пути не обойтись малым. Тут и укрытия нужны на ночь, и снеди достаточно.

Скоро выехали, как не рассвело ещё полностью, и направились мимо Звяницы в сторону Велеборска — дорогой хорошо знакомой. И кажется, всё так же было веси, да и поменялось многое. То, что не глазами увидеть, а лишь почувствовать можно. Опустела она, хоть и была безлюдной ещё по раннему часу. И в каждом дворе здесь поселилась ощутимая скорбь.

Опасалась Елица, что случаться будут в пути стычки какие между Денко и Леденом. Но сын старосты на рожон не лез, а княжич его будто бы вовсе не замечал. Да только, думается, сдерживали Денко лишь напутствия воеводы, которые тот втолковывал ему перед самым отъездом. Но хотелось верить, что и понял он своим разумением что-то. Что не ему тягаться с княжичем.

Прошло несколько дней пути, как начала Елица узнавать те места, где случилось нападение зуличан. И холмы приметные выросли сначала вдалеке, а после взобралась на их плечи дорога, запетляла немного — и спустилась к руслу реки. Елица невольно заторопилась, подогнала лошадь свою и пустила её дальше по тропе тенистой, средь зарослей ивовых, через которые тогда неслась, убегая от Камяна. Леден за ней поспешил, а остальные чуть подотстали. Ехать пришлось недолго. Словно сызнова Елица увидела, как на этом самом месте спешилась в мешанину размытую и бросилась прочь средь деревьев, взбираясь на пологий пригорок. Прошла она тем же путём спокойно, но остановилась, озираясь. Совсем точно нельзя было сказать, где нож выронила. Пока стояла она в раздумьи, нагнали их с Леденом и другие мужи, собрались кругом, ожидая, что дальше делать придётся.

— Надо всё здесь прошарить, — велел княжич. — Всюду, куда княжна укажет, землю осмотреть, все кусты раздвинуть и траву прочесать. Но нож приметный, с украшенной самоцветами рукоятью отыскать надо.

Кмети только плечами пожали и без возражений больших принялись за поиски. Елица и сама кругом ходила, пытаясь припомнить, где же точно её Камян настиг. Показалось, даже нашла то место, прошарила внимательно всё вкруг него — но не нашла клинка. Присела в траву, почувствовав вдруг, что страшно устала — и натолкнулась на взгляд Ледена, который неподалёку от неё осматривался. Мужи бродили тут и там, переговариваясь и перекликаясь, будто в лес по грибы вышли. Но сколько бы они нож отцовский ни искали, ничего найти не смогли. Подошёл Денко, весь в обрывках травинок, отряхнул руки от пыльцы и паутины.

— Ты уверена, что здесь его потеряла? — спросил с явным раздражением в голосе.

Елица огляделась — и кивнула только.

— Уверена. Такое не забудешь.

Вон и камень приметный, торчащий из земли, в сторону которого она бежала, думая укрыться за ним. И две берёзы, сросшиеся у основания. Нет. Это то место, отпечатавшееся чертами теми, которые, кажется, забыться должны в пылу побега от преследователя, но засели в памяти занозами.

Ещё долго бродили мужчины кругом. Пока смеркаться не начало. И только тогда Елица поняла окончательно: ничего они здесь не найдут.

— Дальше надо ехать. До веси успеем добраться на ночлег, — громко проговорил Леден и махнул остальным, чтобы собирались все.

Кмети завздыхали облегчённо и двинулись в сторону тропы, где дожидались их лошади, уже вдоволь отдохнувшие. Елица проводила их взглядом, ещё пытаясь убедить себя, что непременно должна почувствовать тот нож, что он найдётся в самый последний миг. Но и понимала она, что этого уже не случится.

— У Камяна он, видно, — сказала тихо, как подошёл к ней Леден. — Видно, заприметил его и себе забрал.

Княжич обнял её за плечо, сжал легонько — и неведомое напряжение, что нитью в груди натягивалось, отпустило вдруг.

— Этот проныра, верно, не мог такой нож не заметить и упустить. Теперь мы только в этом убедились. Значит, с него спросим. Давно уж он на встречу со мной напрашивается.

Елица подняла голову и взглянула в его решительное и усталое лицо. Видно, чему быть суждено, того миновать не удастся, как ни пытайся.

Сколько дорогами разными ни петляй, а всё равно пришлось выехать к большаку, что вёл прямиком на Велеборск. Там, в одной из весей — Борогосте — должны были встретиться с ближниками Ледена и Брашко. А может, и со Знаславом, если тот успеет вернуться из Логоста после разговора с Чтибором о том, какая участь постигла дочь его, которую он, верно, уж и за живую считать перестал.

Не слишком-то легко было на душе после поисков ножа обрядного, что не увенчались успехом. Одно оставалось: с Камяна его спросить — да как забрать только — неизвестно.

— Сам я с ним говорить буду, — решил Леден сразу, как понятно стало, что нож не отыщется на том месте, где потерян был. — Уж к нему я тебя точно не допущу и близко. Одним воздухом с ним уже замараться можно.

И глаза его пыхнули льдом голубым при воспоминании о том, что сотворил ватажник Гроздана с Вышемилой.

— А коль отдавать не захочет? — усомнился Денко, который рядом с ним ехал, прислушиваясь ко всему, о чём княжич говорил с Елицей — если ему дозволяли. — Нож, наверное, красивый был, дорогой, раз он на него позарился. Вдруг продал куда или подарил кому?