— Хочешь сказать, княжна, что ты и есть Сердце? — всё ж уточнил Знаслав.

Она покачала головой и легонько коснулась локтя Ледена, который хоть и был удивлён не меньше других, а всё равно, наверное, понимал, что такого ожидать можно было. Ведь, не иначе, он чувствовал силу Елицы, которая согревала его, которую ему и забрать хотелось в моменты тёмные.

— Нет, я не Сердце, — ответила она, чуть помолчав. — Только храню его, чтобы вернуть вам, как придёт срок. И как сумею.

— Тот срок давно уж пришёл! — нетерпеливо выкрикнул кто-то из толпы.

На него шикнули зло — и снова всё стихло.

— Не пришёл, — Елица усмехнулась. — Но я обещаю, как обрету нужные силы, так сразу верну его.

— Какие-такие силы? — нахмурился воевода Забура. — Ты и так волхва. Многое знаешь. Обряды, слова. Верни Сердце, и разойдёмся на том!

— Тяжела она должна быть, — проговорила негромко Любогнева, вставая. — Милислава носила ребёнка, как забрала Сердце. Видно, поэтому Лада, Мать Матерей, её милостью и одарила.

Княгиня подошла к помосту ближе, неподвижно глядя на Елицу. И только удивляться оставалось тому, как она всё угадала. Похоже, только женщинам, ведающим особую мудрость, такое подвластно. А о том, что права она, всем красноречиво сказал румянец, который загорелся тут же на щеках Елицы. Она едва удержалась, чтобы ладонь не приложить

— Велика премудрость, — фыркнул боярин Велизар. — Раз теперь Чаян снова способен дитя без вреда для девицы зачать, так пусть женится на ней. А мы уж примем его князем молодым. Уж не серчай, Знаслав. Ты изгнан теперь будешь за деяния свои скверные: мы о том уже знаем. На годы будешь изгнан вместе с семьёй своей. Радуйся, что голову на плечах сохранишь милостью княжичей. А Чаян — сын старший Светояра — право своё он на стол имеет. А там и дитя случится. У молодух это справно выходит, коли здорова.

Елица отшатнулась, будто слова его в грудь камнем ударили. Застряли в ней, царапая, раня при каждом вдохе.

— Мы с Чаяном решили всё, — попыталась она возразить. — Не стану я его женой! И даже невестой не назовусь. Я...

Но княжич старший вдруг повернулся к ней — и взгляд его снова пыхнул надеждой, оставленной, как Елица ему отказала. Может, и хотел он скрыть, постоянно пряча взор от неё после разговора того памятного, а дум своих не оставил.

— Замужем она, — вдруг проговорил он. — Считала мужа своего мёртвым, а оказался он живым вовсе.

Люди загомонили пуще, смакуя весть новую, которая усложняла только всё. Бояре тоже забурчали озадаченно.

— Хоть и не любят такого Боги, — нежданно выступил вперёд Ёрш, — а обряд можно вспять повернуть. Коли согласится супруг княжну отпустить, то станет она снова свободной. А то, что нет его рядом с ней, явно о том говорит, что не всё между ними ладно.

Мужи нарочитые согласно закивали — и Чаян вдруг засиял, словно духом воспрял снова.

— Для меня не будет лучшей судьбы, чем взять Елицу в жёны, — горячо поддержал он предложение волхва. — Её одну рядом с собой вижу.

— Кажется, забыл ты кое о чём, — Леден взял совсем уж онемевшую в потрясении Елицу за руку и чуть завёл её себе за спину. — Она отказала тебе. Не тебя выбрала.

Мгновение замешательства немого пронеслось среди всех. Да не слишком-то люд растерялся. Они уже всё решили, во всём уверились.

— Ты уж прости, братец, — тот хмыкнул. — Да тут разумом решать надо. Нешто Елица сама не понимает, что во времена неспокойные нам надо объединиться?

— Чаян… — Любогнева шагнула ещё ближе к помосту, схватила его за штанину и потянула, обращая на себя внимание. — Отступись. Не будет добра...

Бояре окружили княгиню, отвели в сторону, не давая больше ничего вымолвить, вразумить вновь ощутившего под ногами твёрдую тропу воли его Чаяна.

— К Зимаве отправим людей сведущих. Княгиня должна судьбу Елицы решить правильно, — громко увещевал всех вокруг Забура, который и раньше Чаяна поддерживал. — Только она теперь осталась из тех, кто может её замуж отдать.

И новая волна одобрения прокатилась по толпе. Елица вцепилась в запястье Ледена, потянула: так бежать тут же захотелось. Прямо сейчас, расталкивая всех — и дальше, за ворота городские. Вместе отступили они, да со спины уже преградили путь неведомо кем созванные кмети из ближней Чаяновой дружины.

— Вы с ума сошли? — почти крикнула Елица. — Кто я такая вам? Невольница безмолвная? Сама свою судьбу решу! И Сердце вам верну, себе не оставлю.

— Так будет лучше, — Чаян взмахнул рукой, приказывая ближникам своим её окружить.

Леден преградил им путь, ещё удерживая руку Елицы в своей, но её выдирали силой, оттесняя его прочь, но пока без грубостей. Чтобы в глаза не бросалось со стороны — просто возня тихая. Леден схватился за черен меча, уже и выдвинул его слегка из ножен.

— Леден! — донёсся издалека голос матери. — Леден, не нужно...

Чаян схватил брата за плечи, оттаскивая назад. Совсем выскользнули пальцы Елицы из его руки, хоть и пыталась она зацепиться самыми кончиками. Кмети подхватили её под локти нарочито мягко, но настойчиво и повели вниз с помоста. А она только шею выворачивала, отчаянно ещё хватаясь за взгляд Ледена. Задыхаясь от паники, что билась в горле, разносилась жаром лихорадочных по всему телу. А он так и держал меч свой, готовый в бой броситься, едва владея ещё собой, чтобы не порубить кого. Но она знала уже, что крови не прольётся.

— Прости, брат, — пронеслось возле уха. — Не для тебя она уготована. Что бы мы себе ни придумали. Что бы ты ни придумал.

Разжалась хватка Чаяна — и он пошёл вслед за людьми своими. А там и все начали расходиться, словно ничего и не было. Бояре — довольные вполне таким исходом, и люд, окрылённый пониманием, что скоро жизнь их войдёт в привычное, хоть и несколько позабытое русло. А уж воля княжны одной и того, кому сердце своё она отдать пожелала — то небольшая плата за благополучие всех.

Последним ударил его взгляд Знаслава — разочарованный, но и, странное дело, сочувствующий тоже. Да только в том, что теперь случилось, он вовсе не был виноват, какое бы зло ни учинил раньше.

Леден отправился в детинец последним. Всё брёл по улице до стен его, глядя себе под ноги и сжимая пальцами черен меча своего. Так жутко хотелось порубить кого-то: слепо, не думая. Крови хотелось страшно — тех, кто Елицу у него забрал, не слушая доводов, не внимая угрозе. Тяжко было переставлять ноги по мостовой: кажется, ничто не мешает, а как будто по камню к каждой привешено. Давила ярость в груди, негодование раскаляло воздух в ней, но Леден старался заставить себя успокоиться и взглянуть на всё трезво, чтобы не натворить бед с горячности.

И вдруг понял он, что давно так не гневился. Вспомнить не мог ни единого мига с тех пор, как из-подо льда выбрался. Что бы ни случалось в жизни с ним, в какой опасности он ни оказывался бы — а оставался почти спокойным. Только появление Елицы в судьбе его что-то понемногу изменило. И бурлила теперь по телу кровь, как бывает после первых схваток на ристалище в отрочестве. И пьяно так в голове, хочется рвать на куски всех и громить всё. Забыл он, каково это, а теперь вот дивился.

Раскололся лёд души, ранил острыми кромками — а он только сейчас это заметил.

Брашко тащился где-то позади, опасаясь приближаться — и правильно. А то ещё и ему влетело бы. Но спиной Леден чувствовал его взгляд, такой жалостливый и осторожный, словно с ним самим всё это сейчас приключилось. Так, вместе и порознь, дошли они до горницы.

Отрок даже обедню принёс позже — и оставил на столе, тихо предложив всё же поесть. Да Леден отмахнулся пока. Он не знал теперь, как всё может обернуться. Если бояре настаивают на том, чтобы Чаян взял в жёны Елицу — противиться им очень сложно. Ведь и люди верят, что сейчас нет лучшей супруги для князя, которым они выбрали старшего сына Светояра. Несмотря на все препоны, что вставали у него на пути, несмотря на коварство Знаслава. Но Леден не мог потерять Елицу. Не мог уступить её — пусть все доводы бояр были разумными. Никогда больше он не отступится и сделает всё, чтобы она не пожалела о своём выборе, о том, что доверилась ему, отдала всю себя.