На картине в моей голове я нахожусь не одна и сижу не в чужом месте. Они находятся рядом. Идут, и я иду вместе с ними. Затем они переходят на бег, потому что впереди только плавный полёт по небу. Они ускоряются перед прыжком, а я падаю. Никто не прыгает, и каждый помогает мне встать. Не тащат меня вперёд, ведь если кинут с обрыва, то я камнем полечу вниз. Я уже в шаге от грани между землёй и небом, но никак не могу встать, хотя пытаюсь изо всех сил. Будто яд парализовал всё тело, но я даже об этом сообщить не могу. А они видят, что я ничего не могу сказать, видят, как у меня тускнеет взгляд. Я читаю в глазах сожаление и грусть, будто перед ними покойник. Всё ещё получается видеть и думать, но не больше. У них ничего не получается, и они аккуратно кладут меня на землю. Потом по очереди целуют в лоб и улетают. Им казалось, что я умерла, но я всё так же продолжаю смотреть им вслед. Последний раз пытаюсь ползти, а потом горько улыбаюсь и закрываю глаза.

Грустно, но я бы тоже улетела. Если бы я могла выбрать, я бы стёрла из своей памяти все ударения, выбелила бы все цвета и заглушила звуки. Чтобы не помнить ни бабочек, ни своей семьи. У меня хватит сил, чтобы дотлеть до конца молча. Я не знаю, как сделать этот маленький шаг навстречу свободе. Знаю, что он есть, знаю, что живёт по ту сторону, но тело просто оцепенело. Или я просто боюсь его? Всё строится на страхе. Мой мир строится на страхе. Но если я поборю страх, то выиграю. И пусть я сама не верю в то, что напишу, но хочу, чтобы случилось чудо и написанное оказалось правдой.

Сквозь безнадёжную пустыню и отчаяние, сквозь отсутствие веры и слёзы, сквозь холод этой проклятой осени и даже сквозь саму бесконечность пролетят эти слова. Я поборю страх. Я переверну мир.

В этой главе живут, а не существуют.

Следующий день оказался загнан в четыре стены, что уже надоели до невозможности. Хрупкий и субтильный человек застрял в них и не мог сделать даже шага наружу, чтобы снова увидеть внешний мир. В этот раз дверь не закрылась на замок, но и открыть её на распашку не хватило духу. Она осталась приоткрытой, точно лазейка в полноценный мир. Хватало и картины в коридоре, видимую через узкую щель, чтобы убедиться — наружность существует.

Наружность эта стучалась в её комнату и раньше, но изнутри никто не отвечал. Если она и проникала внутрь, то совсем скоро возвращалась обратно. Эстер, как и почти все остальные, жили в том, нормальном мире. Сейчас поводом войти стало то, что Мия оставила дверь приоткрытой — до смешного малый шаг для жителя наружности, но неописуемо большой для пленившей саму себя.

— П-привет. Увидела, что у тебя не закрыто и решила заскочить. На секунду, правда, — робко начала наставница. — Подумала, что может нужно выговориться? Даже если кажется, что это тяжело.

— Я справлюсь сама. Скоро.

— Одной ведь куда сложнее. Разве… разве нет?

Эстер выждала, но собеседница не подняла головы. Она потупила взгляд и пообещала себе ни за что не отрывать его от пола. Хотелось не отвечать, а уменьшиться в размерах и превратиться в зёрнышко.

— Тебя будто что-то поедает. И что мне, просто наблюдать со стороны за всем эти? — продолжала собеседница. — Время ведь ничего не меняет. Молчание делает только хуже. Но я точно, как никогда, уверена, что просто так лучше не станет. Ведь со всем можно разобраться, если вместе и постепенно, шаг за шагом. Как мы сделали с ароматом, помнишь? Стоит только начать.

Нахлынуло чувство стыда. Со стороны Мия казалась себе до того жалкой, что куда там помогать — смотреть было противно. Несмотря на слова Глэдис в оранжерее, она игнорировала близких людей и тешила ту слабину, которую следовало душить что есть силы. Страх по-прежнему затмевал что-то здравое и светлое, но не мог справиться до конца. Одновременно хотелось и чтобы он полностью её обглодал, и чтобы маленькая искра внутри, если она вообще была, поскорее превратилась в молнию.

— Или не стоит, — совсем рядом послышался голос Докса.

Он проскользнул в комнату и положил руку Эстер на плечо.

— Эст, не дави, прошу тебя. Иногда говорить именно невозможно. Невозможно, а не просто сложно.

— Чем это я давлю? — отрезала было Эстер, на что Парадокс приобнял её.

— Просто не сейчас. Пожалуйста.

Они какое-то время смотрели друг на друга. Эстер казалась растерянной и испуганной, но в Доксе ничего этого не читалось. Может потому-то он и победил в этом маленьком вызове.

— Пойду на крышу и подышу свежим воздухом. Нужно сменить обстановку.

И Эстер вышла, отчего и часть звуков в комнате пропала. Парадокс поджал губы и пожал плечами, указав большим пальцем на дверь.

— Может, тоже подышим воздухом? Побродим по округе, только и всего. Сама знаешь, зачастую я много треплю языком, поэтому можешь просто слушать и ничего не говорить. Всяко на улице лучше, чем в этой коробке.

Он приподнял брови, ожидая ответа. Мия посмотрела на него исподлобья. Это напомнило один из тех дней, когда он звал её пройтись ещё тогда, когда с деревьев не опали листья. И в его голосе звучала всё та же простота, которая и, удивляла и, без сомнения, сближала. Даже если вокруг неё кружил толстый слой тумана, сейчас хотелось сделать вид, что всё сносно. Она обернулась на кровать, и её пробрало чувство, что от выбора может зависеть не только досуг. Возможно, это решение скажется на последующих днях и даже конечном результате всей этой канители. Может предстоящему ответу предстояло окончательно перевесить одну из чаш весов. Нелегко протянуть руку любому из людей, когда ты сама её не чувствуешь. Но сзади, на её кровати, да и во всей этой комнате находилось что-то, от чего хотелось скорее избавиться. Оно оставалось невидимым, вязким и даже опасным. Важно было сделать этот простой шаг, который казался невозможным. Парадокс взял её за запястье и слегка-слегка потянул в сторону выхода.

— Пойдём, — попросил он.

Через его касание ощущалось что-то, что многократно увеличило светлое зерно внутри. Если можно было ходить следом и просто молчать, значит эта прогулка не невозможна. Мия неуверенно кивнула и сделала шаг вперёд. Дальше телу стало двигаться не так сложно.

Она сидела на краю телеги и следила за следами от колёс, что оставались на грунтовой дороге. Ноги едва касались земли и от этого по ступням пробегала приятная дрожь. Это напоминало бег наоборот: уходящая из-под ног почва бежала под стопами, а те просто не двигались. Главное было сохранять равновесие, ведь подайся Мия чуть вперёд и надави ногами на землю посильнее — точно выпала бы.

Парадокс сидел рядом. Спиной он опирался о деревянный бортик телеги, а локтями на гитару, что прихватил с собой. Он разглядывал треугольную монетку так, будто такими деньгами никто никогда не пользовался. То и дело он вставлял её в квадратное обрамление чуть побольше, и затем снова вынимал. Магниты то притягивались, то оставались порознь.

— Не могу понять своё отношение к деньгам, — не спеша начал Докс. — Мне кажется, ничто не объединяет разные государства и даже цивилизации так сильно, как деньги. Понимаешь, это же средство массового поражения. Всемирная таблетка от катастрофы или сама катастрофа. Смотря что ты скажешь человеку. Нет, даже не так. Смотря кому ты дашь эти железяки. Мешок монеток — и у тебя вкусный ужин на столе. Или подарок для невесты. Или её голова. Странно, разве нет?

Мия промолчала, но и вопрос совершенно не предполагал ответа.

— Заставляет выложиться по полной и в то же время немного стирает границы морали. Для некоторых людей. Расшиби меня молния, всё же основной вопрос в принципах. Думаю, принципы — это то, с чем монетки не всегда могут справиться. — Докс оторвался от магнитов. — В голову приходит та же Эстер. Единственный человек из всех, кого я знаю, который мог бы своим ароматом наплодить сотни и сотни таких монеток. Но Предвечная, она никогда в жизни не согласилась бы создавать фальшивые деньги. Совершенно нечестный аромат для слишком уж честного человека. Получается, всё дело в её принципах?